Пропавшая

— План утвержден и обжалованию не подлежит! — мечтала я, горя желанием делать все немедленно.

Но время еще не пришло. Надо было как-то еще договориться с дядей.

— А что ему сказать?

И я придумала. Все-таки, оказывается, авантюризм у меня в крови.

Как-то в особо сильном его подпитии, уговорила провести меня на ту кухню в корзинке с продуктами, и прикинувшись поваренком, повидать того пленника.

Дядя даже пьяный опешил, но увидев мою смешливую мордочку, лукаво улыбнулся.

— Ох, и хитрая же ты, лекарка. И зачем это тебе? А если поймают?

— Да я одну ночку только, а на завтра опять в корзинку и ты заберешь обратно. Никто не заметит. А потом это мой каприз. Хочу! — тянула я, смеясь, — Сам же говорил, что сделаешь, все что захочу.

Дядя мотал пьяной головой и хихикал. Я напирала, вспоминая его болезнь и мое лечение. Все-таки согласился. Мой план начинался претворяться в жизнь.

Купила на рынке одежонку подростка, обрезала волосы, приобрела два напильника: один для магбраслета, (еле-еле такой нашла, подсказала где, та, моя хозяйка рыбной лавки), другой для цепей и решетки на окне.

— Ему надо будет сделать все тихо, а как дальше, то решать самому — не мальчик, боевой маг, к тому же Орел. И я уверена в его победе, так как сама видела в деле — он один стоил отряда воинов. Так что главное Я сделаю, а потом всё остальное в Его руках.

Улыбающаяся и довольная я заснула.

Глава 21

Следующий день был самым главным. Я должна выполнить почти фантастическую задачу — проникнуть в тюрьму короля Титуса. Если бы мне рассказали, в какие приключения я буду втянута, то посчитала рассказчика просто душевно больным. Я и квест несовместимы. Даже там, на земле, когда мне рассказывали мои коллеги, любившие экстрим:

— Как здорово растекается по жилам кровь при прыжке с парашютом, или лазанию по горам, в конце-концов сделать селфи с крыши высотки!

Я смотрела на них с явным желанием ставить неутешительный диагноз — паранойя. Теперь же сама придумывала себе экшн, но чем он мне грозит в случае неудачи, не думала вовсе.

«Вот такая я теперь девочка-припевочка, сумасшедшая Нинон!»

Дядя подъехал в назначенное время и место, где мы должны были встретиться и меня не узнал. Перед ним стоял подросток, в балахонистой рубахе, штанах, заправленных в сапоги, на голове темная повязка на коротких волосах. Когда я к нему быстро подбежала, он сначала отпрянул, а потом, вглядевшись, засмеялся.

— Ну, ты и сильна, девка. Совсем не признал. Вот теперь верю, что сможешь свое дело провернуть. Про то, что хочешь попасть к тому сидельцу, раз волосы даже обрезала, только непонятно почему. Да ладно, не мое дело. Я свое слово сдержу. Завтра в это же время привезу еще продукты. Будь готова на том же месте, куда счас свезу. Усекла?

Я приложила два пальца к брови.

— Есть, мой женераль, быть готовой завтра обратно.

Дядя покачал головой и указал корзину. Потом помог забраться внутрь и завалил меня луком. Запах был приторным, но я терпела и даже подрагивала от радости.

— Скоро, скоро я увижу своего принца. Жаль, что не смогу открыться. Хотя, он зачем-то меня искал. Спрошу, при случае.

Так, под свои мысли, доехала до остановки, и, судя по разговорам, уже стояли у ворот тюрьмы. Я затаилась. Это была первая ступень моего пути. Но все прошло спокойно и как-то буднично. Дальше проехали еще немного и вновь остановились.

— Приготовься, — услышала я голос мужчины, — сейчас тебя понесем. Когда выходить — скажу. Сиди тихо.

Я замерла и даже боялась дышать. Сильные руки мужчин подхватили корзину со мной и луком и понесли во внутрь здания. Они переговаривались и даже смеялись, но я практически не запомнила о чем шла речь, я боялась пошевелиться, боялась, что уронят корзинку, все вывалится и я пред очами. Опля! Наше вам с кисточкой!

— Господи, о чем я только думаю, — шептала, смежив веки, которые уже слезились от лукового духа, — Тьфу-тьфу-тьфу! Наконец!

И почувствовала, что корзину поставили на твердый пол. Потом повернулись и ушли. Я сидела молча, и слезы катились из глаз.

— Ничего, — шептала сама себе, — еще пару корзин и можно будет выходить.

Еще ни одного мужчину за всю свою молодую жизнь я так не ждала, как этого дядю!

— Если ты еще немного задержишься, — всхлипывала я и пыталась достать пальцем хоть один глаз, — то буду от слез слепой навсегда.

Вскоре услышала тихое: «Можно выходить» и я рванула что есть сил. Выпрыгнула из корзинки, как черт из табакерки. Дядя аж отпрянул и выругался. Я стояла перед ним вся в шелухе от лука и с мокрым не только лицом, но передом рубахи.

— Ай-яй-яй! — всплеснул тот руками, — Как я не подумал, что лук. Ты меня-то видишь?

Он всунул мне в руку платок.

— Утрись. И это даже ничего, что лук и ты ревела. Лицом теперь на парня больше похожа. Глаза красные и рожа припухла. На, глотни еще пивка, и будешь парень после хорошей пьянки. Здесь они все этим балуются. Иначе не выдержать работать тут и видеть, как допрашивают арестантов. Нервы не железные. Я как-то слышал их крики и то мороз по коже. Завтра залезешь в ту корзинку, — и он показал в угол, — там будут отходы от овощей. Я вывожу их на свинофермы. Закопайся хорошо. Ладно. Все сказал. Теперь сама.

Он повернулся и ушел, слегка прикрыв двери.

Я вытерла глаза и лицо. Пригляделась и увидела небольшую корзинку в углу. Вытряхнула из нее шелуху лука, набрала свежего, того которым меня заваливал дядя, и открыла тихо двери. Передо мной было небольшое помещение, видимо предбанник и в нем тяжелая с виду дверь прямо и еще одна справа. Я толкнула, что справа. Она вела в коридор, явно тот, по которому меня несли. Прислонилась ухом к другой и услышала бубнеж, видимо далекий разговор. Постояла, задержав дыхание, потом толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и я оказалась в другом предбаннике с арочным проемом, из которого пахло чем-то кислым и неприятным. Мне этот запах сразу напомнил еду в том каземате, где я оказалась впервые на этом острове.

И так передо мной кухня. Прошла еще пару шагов и вот уже мимо пробежал первый служка, затем второй выглянул и поманил меня пальцем.

— Чё стоишь? — прошипел он, — Давай тащи быстрей и начинай чистить. Понял?

Он подлетел и хлопнул меня по затылку.

— Эй! Больно! — отшатнулась я и вскинувшись быстро пошагала за ним, рассматривая его спину.

Он был чуть выше меня ростом, чуть шире в плечах, одет примерно также, но вместо косынки поварской колпак, лихо сидевший на его всклокоченной голове. Я поняла, что меня признали и уже назначили работу.

— Жаль только, что опять этот гадский лук, — скривилась я, — но все равно надо быть понезаметней.

Показав рукой в угол, где стоял у стола, прибитого к стене еще один парень, убежал. Я приблизилась к нему. Угрюмо посмотрев на меня, отвернулся. Он тоже чистил лук, и глаза у него также были красными: то ли плакал, как я, то ли с похмелья. Я принялась за работу и уже через полчаса мы с парнем плакали вдвоем, при этом он тихо ругался, а я шипела и вытирала глаза рукавом рубахи.

За спиной шумела орда поваров, поваренков, служек и посудомоек. Слов не возможно разобрать, но отдельные угадывались. Говорили о вине, о женщинах, о жратве — как и всегда в мужских коллективах. А еще кричали команды помощникам с ругательством впридачу, слышался стук кухонных предметов.