Прорицатель
Шрифт:
«... Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей»
То, что открылось их взглядам в почти непроходимой чаще, было похоже на целый город. Землю и деревья покрывали десятки, сотни огромных осиных гнёзд, серых и бугристых. Всюду стояло жужжание, а от чёрно-жёлтых полос рябило в глазах. Осы разных размеров слетались к ним, заинтересовавшись чужаками, и от их обилия небо плохо просматривалось.
Нери глядела на всё это широко распахнутыми глазами; Мей осторожно взял её
— Да, конечно, — вдруг сказала Нери; по её напряжённому лицу Мей догадался, что к ней снова обращается хор зудящих голосов. — Мы рады побыть на вашем пиру.
Пиру? Мей задумался, чем именно питаются осы. Гэрхо уделял не так много внимания зоологии, обучая его.
Несколько ос из той части роя, что их привела, разлетелись по направлению к гнёздам; прочие выжидательно зависли в воздухе, снова образовав круг. Их большие фасеточные глаза таинственно поблёскивали.
— Что-то не так? — негромко спросил Мей.
— Всё хорошо, — Нери ободряюще пожала ему руку. — Они сказали, что сначала им нужно покормить личинок, а после черёд дойдёт до нас. Это великая честь для людей — попасть сюда.
Осы тем временем принялись подносить к гнёздам шарики из какой-то неприятной на вид кашицы. В ней можно было рассмотреть что-то, напоминающее перемолотые лапки и крылья; Мей удручённо вздохнул. Оставалось надеяться, что это не единственное их предложение для пира.
— Они говорят, что личинки — самое ценное, святая святых, — продолжала переводить Нери, — что это их продолжение в мире, поэтому их откармливают мясом других насекомых. Те осы у гнёзд — няньки; есть ещё строители и собиратели, а вокруг нас стражи. Ах да, и оса-матка, само собой — она никогда не показывается посторонним.
— Так сложно, — восхитился Мей. — Да это целое государство!
Нери усмехнулась.
— Лучше не показывай, что удивлён. Нас они считают крайне примитивными созданиями.
Мей в этом не сомневался. Он молча наблюдал, как осы с зудом подкатывают к ним фрукты — кучи плодов, невиданных, пропитанных соком и пахнущих сладостью. Вслед за Нери он с наслаждением надкусил один.
— Они согласны доставить нас к Бенедикту, — сказала Нери чуть позже, и в её голосе дрожала радость.
— В обмен на что? — уточнил Мей. Ему не верилось, что осы сделают это просто так — точнее, просто из-за того, что они выжили после их укусов.
— Мы погостим у них до заката, — Нери казалась совершенно безмятежной — и очень голодной; на осиные припасы она прямо-таки набросилась. Мей с трудом удержался от улыбки: он привык, что женщины в присутствии мужчин едва притрагиваются к еде. Причём обычно это не зависит от их возраста, характера или происхождения.
— Только и всего?
Ответом был кивок. Вслед за фруктами появились цветы: кажется, в их честь осы устроили праздник. Нери, хохочущая над беззвучными для Мея шутками, усыпанная яркими лепестками, была похожа не то на лесную королеву, не то на счастливую сумасшедшую.
«Она рада, потому что скоро найдёт своих. Я здесь ни при чём», — периодически напоминал себе Мей, но его заражал тот же пьянящий восторг. В какой-то момент он обнял
её и прижал к себе; уже темнело, и в лесу стоял тот же непрестанный гул. Смех Нери оборвался; она серьёзно посмотрела на него и отстранилась.— В лагере тебе нечего бояться. Я поручусь за тебя перед Бенедиктом и наследником.
— Спасибо.
Нери явно хотела сказать что-то ещё, но тут же сосредоточенно нахмурилась и запрокинула голову к небу, вспоротому древесными стволами. Туда взлетали, плавно кружась, две осы — их замысловатые движения напоминали танец. Они становились всё меньше и меньше, и Мей в конце концов спросил, что это значит.
— Это... какой-то обряд, — с сомнением ответила Нери. — Если я правильно поняла... Этих двоих свяжут Узы Альвеох, говорят они. Альвеох — Великая мать, их первая матка.
— В чём эти узы? — заинтересовался Мей, и ответила ему, казалось, не сама Нери, а рой её устами. Жутковатое ощущение.
— Сладость одного станет сладостью другого, боль — его болью, горе — его горем. Они обречены следовать друг за другом, как запах следует за ветром, тень — за живым, голодный — за пищей, и сил всего мира не хватит, чтобы их разлучить. Они навсегда сложатся и срастутся, и даже их собственной воле не превозмочь Уз. Со смертью одного для другого жизнь утратит смысл, и во всех последующих рождениях они будут рядом, точно Правый и Левый глаза неба.
— И они добровольно идут на это? — спросил он, помедлив и другими глазами глядя вслед поднимавшимся осам. Это была древняя, незнакомая магия — страшная, потому что необратимая. Та, от которой лишаешься сна.
Пожалуй, такая же страшная, как его Дар.
— Добровольно, — произнесла Нери и устало поникла. Мей с тревогой заметил испарину у неё на лбу. Она покачнулась, и он еле успел поддержать её.
— Нам пора. Поблагодари их за гостеприимство и скажи, что нам пора уходить.
— Но...
— Делай, как я говорю. Нельзя так перенапрягаться, они пьют твои силы.
Поразительно — она послушалась. И секунду спустя Мей услышал оглушительное жужжание прямо за своим плечом. Что-то большое аккуратно, но настойчиво толкнуло его под лопатку.
— Забирайся, — перевела Нери. — Они прямо сейчас перенесут нас в лагерь.
Тот полёт Мей запомнил на всю жизнь — испытать нечто подобное ему довелось нескоро. Тело осы было очень большим, сложным и хрупким, как тонко устроенный механизм; он всё время боялся повредить её, неосторожно повернувшись, или задеть полупрозрачные золотистые крылья. Однако вскоре он привык и к этой хрупкости, и к трепетанию крыльев, и к ветру, бьющему в лицо; даже жужжание в конце концов слышалось уже как что-то естественное.
Оса с Нери на спине летела чуть правее и ниже, но двигались они почти синхронно, как части единого тела, и одинаково чутко ловили воздушные потоки. Мей заворожённо смотрел, как проносятся внизу зелёные просторы Леса, утопающие во мгле, как всё реже становятся заросли и поблёскивают меж холмами речки. Всего пару раз он увидел что-то похожее на кучки жилищ и разноцветные лоскутья полей, а потом окончательно стемнело, да и землю скрыли облака.
Когда осы пошли на снижение, по меркам Мея прошло несколько часов, и он чувствовал, что засыпает. Что и говорить, отличная перспектива — погибнуть в чужом мире, свалившись от усталости с гигантской осы.