Пророчество крови
Шрифт:
Когда мы переносились в Мэнор, Снейп все сделал так, что Волан-де-Морт подумал, что именно я выполнил задание (как это произошло, я тебе когда-нибудь расскажу, если захочешь), поэтому Нарцисса была спасена, Люциус снова попал в милость, а мне «грозили большие перспективы Пожирателя». Оказавшись дома, наедине с собой, я искал ответы на свои же вопросы, что заставляло меня спасать тебя, целовать тебя, думать о тебе. И единственное, до чего смог прийти мой глупый тогдашний ум, было то, что ты просто наложила на меня какое-то заклятие. И сделала ты это, не без помощи Снейпа. Но последний сказал не придумывать ничего, а найти книгу. Именно она и должна была дать ответы.
Начались поиски книги, что одновременно сочетались с задачами от Волан-де-Морта. И сейчас я хочу тебе признаться, что тогда именно я подсказал Лорду взять
Затем я вернулся в школу. Без книги, но множеством вопросов и мыслей только о тебе. А стало еще хуже, когда меня заставили наведаться в дом твоих родителей и проверить, не скрываетесь ли Вы там, а если нет, то попытаться узнать у них, где вы можете быть. Там я понял, что ты сделала, так я увидел твою комнату, игрушку, кота.
Но ещё хуже стало на Рождество. Мама подарила мне эту книгу, о которой говорил Снейп. Она знала о том, что там было написано специально для меня, и уже тогда она узнала о нас. А в последствии делала все, чтобы этого не допустить. И опять же, тот же Снейп сделал все так, как должно было быть. Ты знаешь, он же мне еще тогда говорил, о Лили Эванс, но я его тогда не слышал. И именно тогда, я дал себе ответ на вопрос «Почему ты?». Но ответа на «Почему я?», я так и не нашел. Я так и не могу понять, за что и почему судьба подарила мне твою любовь и позволила мне любить тебя. Ты во сто крат лучше, сильнее меня. После победы, которой Вы действительно заслужили, после потери, которую ты пережила, сумела встать на ноги и жить дальше, ты достойна лучшей судьбы, чем отчаянно защищать Пожирателя смерти, приближенного к самому Волан-де-Морту, защищать, жертвуя своей гордостью, своим именем, своими достижениями, чем иметь ту треклятую надпись на своей прекрасной руке.
Гермиона, я слабак, который хотел покончить жизнь самоубийством только бы не чувствовать боли и той ответственности, которая и наступила сейчас. Но и тогда, и теперь ты меня спасла. Опять...
Я думал, что после вчерашних своих записей уже больше не буду писать тебе. Но ночью я решил, что должен продолжать. Если брошу, то снова проявлю свою слабость. Я должен написать, что бы ты все это прочитала... когда-то...
И так, о чем я хочу написать сегодня. Ты знала, что те повозки, которые доставляли нас в Хогвартс из Хогсмида, вовсе не заколдованные и не едут сами по себе? Их тянут фестралы. Но увидеть их можно лишь тогда, когда ты воочию увидел смерть. Я не смог этого сказать там в зале, но хочу признаться тебе. Я знаю, куда делась Чарити Бербидж, преподавательница маггловедения. Ее убил Волан-де-Морт, и только за то, что она преподавала этот предмет, он называл ее «магглолюбкой», и только за это она отдала свою жизнь. Это была не первая смерть, которую я видел, но слова, которые он сказал, тот взгляд, которым она просила Снейпа, навсегда останется перед моими глазами. Уже тогда я ненавидел «своего» хозяина, но именно тогда, я понял, что не выдержал бы того, если бы то же самое сделали с тобой.
И именно поэтому мне так жаль тебя. Когда ты рассказывала по смерть моих родителей, единственное, о чем я думал, это о том, что ты теперь также сможешь видеть этих фестралов, ты видела смерть, ты сама была на волосок от смерти.
И прости что вспоминаю, но не могу не спросить. Ты сказала, что я поддерживал тебя морально, но как ты знала? Ты действительно чувствовала, как я пытался пробить твою стену, как я пытался попросить, чтобы ты держалась?
Сегодня ко мне приходил Нотт. В эту неделю мне уже позволили «принимать посетителей». Он рассказал когда и почему они решили помогать светлой стороне. После того как Волан-де-Морт пал, им удалось скрыться незамеченными из замка. Они понимали, что больше нет смысла бояться своих родителей, своего рода, семейных укладов. Но понимали и то, что выигрышная сторона никогда не поверит в их добрые намерения, и их «изменения в последний момент».
И Теодор, и Панси, и Блез, все это время были в своих замках. Именно они открыли их для министерских проверок. Именно они открывали тайны о деятельности их родителей. Но им не поверили – их проверяли и угрожали. Но еще тогда в школе, они договорились, что никто не узнает, что они были на битве и на чьей стороне
сражались. Но это было лишнее, никто и так не верил в добровольность и покаяние. Они расспрашивали обо мне на шестом курсе. Аврорат думает, что кто-то должен был мне помогать. Возможно они, как мои однокурсники, догадывались о моей деятельности. Им же надо ещё тех, кого можно привлечь к ответственности. Но они действительно ничего не знали. Да, возможно, я никогда не называл их друзьями, но такое у меня воспитание, я не могу подпустить к себе близко тех, кто мне дорог, тех, кто может только пострадать от этих отношений. Я специально был одиночкой, но не потому, что не умею дружить.Когда они узнали о суде, то решили прийти и, если это будет действительно необходимо, рассказать всю правду. Они и тогда понимали, что им могут не поверить, но это должен услышать прежде всего я. И я этому очень рад. Жаль, что оказалось, что я действительно не умею дружить. И я не знал, что еще сказать Теодору, чем простое «спасибо». Но и это он понял, а обнявшись, он похлопал меня по плечу и сказал, что ты замечательная девушка, и они очень рады, что именно ты сумела меня изменить, а я ради тебя, изменился сам. Мы тогда попрощались. Но я не знаю, сможем ли мы когда общаться еще, будет еще одна такая возможность поговорить вот так открыто и искренне.
И теперь я понимаю дружбу вашего «золотого трио» и хочу, чтобы ты научила меня дружить. Возможно когда-то мне это будет нужно.
Ты знаешь, сегодня впервые за все время, что я здесь, я подумал о своем приговоре. За все то, что я сделал, меня просто лишили возможности пользоваться волшебной палочкой. Но этим самым, Кингсли сделал так, что теперь мы равны. Он хотел этим, наверное, показать мне, что должна чувствовать ты, когда такие как я, поиздевались над тобой, забрав твою магию. Но это не наказание, это награда для меня, иметь возможность жить как ты. Я уже убежден, что после того, как палочку вернут, я сделаю все возможное от себя, чтобы защитить тебя от всех возможных опасностей.
Мне нужно будет жить в маггловском Лондоне, но и это хорошо. Я смогу узнать о мире, который раньше не знал, который меня заставляли ненавидеть, а самое главное, в котором жила ты.
Через год, мне позволят сдать экзамены в Хогвартсе. С одной стороны, зачем мне тот диплом? Но с другой, только с дипломом я смогу встать на ноги, попытаться восстановить доверие к фамилии Малфой, доказать прежде всего себе, что смогу не только пользоваться деньгами своего отца, а потом и твоими, а смогу быть не менее финансово успешный, чем то же Люциус. И кстати, я был сегодня в Мэноре, был в Италии, я показал им все.
Гермиона, это последняя моя ночь в этих стенах (я надеюсь). Я оттягивал до последнего то, в чем хочу признаться. Мою палочку, точнее палочку мамы, проверили и признали, что она действительно была подарена мне с помощью магии. Поэтому я могу отвечать только за то, что было совершено ей после ее смерти. На суде, Министр сказал, что они должны установить, кто именно использовал те непростительные заклятия. И оказалось, что «Круцио” не мое, оно было использовано до того случая, когда Поттер забрал палочку мою. Его использовала моя мама, и только она может дать ответ зачем и против кого она это сделала (я честно ничего об этом не знаю). А о Империо Кингсли имеет «достоверное подтверждение» (я предполагаю, что ты ему рассказала или показала все). И тут я, в принципе, не согласен с оправданием своего поступка. А что было, если бы мне удалось это сделать? Но хочу признаться тебе я в другом. И я боюсь, что после этого ты уже точно мне не простишь. Я хочу признаться, что солгал, сознательно.
На том же суде, Брувстер сказал, что они попытаются узнать, кто именно использовал против Крама заклятие, чтобы взять у него воспоминания. Но так и ни разу меня никто об этом не спрашивал, не проверял. Почему? Я не знаю. И я опять же, проявляю свою слабость, но самостоятельно я не могу признаться. Сначала я признаюсь в этом тебе, и только твое решение станет для меня решающим. Я предполагаю, что ты можешь меня оттолкнуть, что ты больше не захочешь меня видеть, слышать, знать. И я уже не смею прикрываться своими тогдашними обязанностями, тем, что я должен был это делать. Тем более, что Волан-де-Морт даже не удосужился пересмотреть эти доказательства того, что Поттера на самом деле не было на свадьбе, по крайней мере, в том виде, каким бы должен был быть, в настоящем своем лице.