Прорвемся, опера! Книга 2

Если вдруг Север окажется завязан в делах Рудакова и Кузьмина, да ещё и в курсе, что на встрече буду я, может пальнуть, чтобы закончить то, что начал Кузьмин. Но я начеку. А будет забавно, если грохну его из его же оружия.

Но никто в меня не стрелял, пока же Север просто курил, внимательно изучая меня. В машине играла музыка, но слушал он, как и ожидалось, не Шевчука, а шансон.

— Что ж ты, фраер, сдал назад, — пел Михаил Круг. — Не по масти я тебе…

Это что-то из раннего. До хита «Владимирский централ» оставалась ещё пара лет, вот тогда он будет играть из каждого утюга. И это ещё группа «Бутырка» не появилась, те-то вообще в нулевых будут петь отовсюду.

Музыка замолчала. Похоже, Север думал, что я останусь снаружи под дождём, а он внутри, но я нагло обошёл машину, при этом глянув, есть ли кто-нибудь на заднем сиденье, и сел вперёд.

— Ну и чё тебе надо, мент? — хрипло спросил Север.

Этот мужик уже в возрасте, хотя поседел явно раньше времени. Очки затемнённые, татуировок на видимых местах нет, а золотые «болты» почти закрывают шрамы от сведения партаков. Да в зубах у него не стальные фиксы, а модный сейчас фарфор. Металлокерамику ещё, вроде, не ставят.

Но всё равно, несмотря на внешний лоск, это уголовник со стажем, криминальный авторитет. И стукач в разработке.

Опасный он. И мы с ним сидели в одной машине, в полумраке, ведь единственный источник света — включенные у «тойоты» фары. В их свете видно мелкие капли дождя. Дождь тревожно барабанил по крыше.

— Поосторожнее, вор, — я разместился поудобнее. — Хотя ты же ещё не коронован, так что пока ещё только жульман в вашей иерархии, или как там это называется сейчас. Но, глядишь, коронуют.

— Много знаешь, мент, да не всё, — отрезал он. — Говори, чё хотел!

— Говорить буду, когда я захочу, а ты пока слушай. У тебя ситуация не та, Чудь, — назвал я его старой кликухой, — чтобы что-то от меня требовать. Такое же у тебя погоняло было?

— Во как, — он хмыкнул. — Подготовился, мент. Да особо не борзей, и не таких ломал.

— Да ты у нас крутой, я посмотрю.

Я повидал много всяких блатных, от недавно откинувшихся, которые тут же совершали мокруху на первой же пьянке, до таких вот авторитетов. У них были общие черты, блатные часто подолгу думали над каждой фразой, потому что на зоне за одно неверное, даже и случайно брошенное слово можно было получить кучу проблем. Из-за этого они иногда казались заторможенными, особенно те, кто вышел недавно.

Многие говорили на своём жаргоне только среди своих, а с посторонними общались спокойно и вежливо, хотя это зависело от обстоятельств. Часто они были начитаны. А чего ещё там делать? Вот и читали много, библиотек на зоне — завались. Потом так вообще, высшее образование получить можно будет в процессе отсидки.

А вот Север быковал, как и многие «синие» при виде мента. По понятиям, ему даже говорить со мной «западло». Вот только времена уже другие, воровские понятия уходят в историю, и сидящие за одним столом мент и вор в законе уже не вызывали вопросов. Но Северу за тайную встречу со мной предъявят, если узнают, и он про это в курсе. Поэтому и шифруется, но избежать встречи не смог.

Но проще всё же общаться с такими, как Артур, он тот ещё бандит, но смотрит на жизнь более реально.

— Слышал тут историю одну про тебя, — сказал я, не дав ему снова выдать какую-то колкость. — Как ты напёрстки гонял, потом форточником стал… и как тебя отмазал инспектор уголовного розыска Борис Кузьмин, а твой напарник Зубатый уехал на зону.

— А это не ты Кузьму грохнул, мент? — он засмеялся, показывая белоснежные вставные зубы. Даже в полумраке их видно, как блестят. Будто хвастался.

— А вопросы здесь сегодня я задаю. У вас же с ним дружба почти была, мент с вором. Такого, говорят, не бывает, а у вас было.

— Не гони, мент, — он закурил. — С мусорами я не корешусь. Пожалел он меня тогда, вот и отмазал. И вся недолга. Наплёл я ему, что исправлюсь, он как лох последний купился, поверил. Больше с ним не пересекались…

— Это ты не гони, Чудь. Видели тебя с ним и позже.

— Кто? — Север злобно зыркнул глазами.

— А я не на воровском сходе, — я хмыкнул. — Мне-то отвечать не надо, мне главное, что в протокол пойдёт.

— И думаешь, поверит кто-то этому протоколу? Хе! Не гони.

— Главное, что сложат два и два, вор, — я наклонился к нему поближе. — Увидит Слепой это, сопоставит факты твоего сотрудничества с чекистами, сделает выводы, он человек умный, и ему судебный процесс для разбирательств не нужен, вопрос решит быстро. А ты если думаешь, что ты весь такой незаменимый, то зря. Ну а если решил, что местные менты тебе не угроза — тогда вообще дурак. Если будет надо, прижмём тебя к ногтю как миленького. И это я ещё про Артура не вспоминаю, как ты оружие против него выдавал. Или память отшибло?

— Гонево это всё, про оружие. Короче, слушай сюда, мент, ты совсем уже…

— Это ты слушай сюда, — произнёс я тише, но уже серьёзнее. — С оружием — твой косяк, те парни под моим присмотром. Не знаю, что тебе ФСБ про это говорило, но говорю я — ещё раз полезешь к тем парням… трындец тебе. Не советую даже косо смотреть в их сторону. Есть дела, которые я делаю по работе, а есть такие, которыми я горю. Для души, так сказать. И если кто мне с этим мешает — уничтожу. Заруби это себе на носу, вор. Продолжаем.

Я отодвинулся, но глядел ему в глаза. Север взгляд держал, тоже ещё тот волчара. Но мне-то его надо сделать ручным пёсиком. Вот как те совсем мелкие модные собачки, что рычат от злости, но при этом трясутся от страха.

— Говори про Кузьму, — потребовал я. — И Рудакова. Не обязательно всю вашу совместную историю, где и когда ты ему стучал, это я и так знаю. Он про тебя всем рассказывал. Как он говорил про тебя в отделе, в курсе? Особый блатной на коротком поводке. Кинешь ему косточку, мать родную продаст за неё. А тебе-то он говорил такое?

Такого Кузьмин на самом деле не говорил, да и вряд ли сказать мог, но Север поверил и аж дёрнулся от злости. Ну давай, выплесни всё, ворюга.

— Чё он гнал? Это он ко мне прибегал жаловаться! — блатной аж вскричал. — Мусор он легавый, волк позорный, вот он кто! Бабло он тянул, ныл и жаловался на жизнь, и бабки всё требовал.

— Он тебя крышевал, — произнёс я, скрывая восторг. Во как всё бывает в жизни, даже не поверишь. — Ты ему долю отстёгивал? Часть в общак, часть ему?

Севера аж скорёжило, и он на какое-то время замолчал. Даванул я ему на больное место, он всё и выдал, хоть уже и пожалел. Но теперь жалеть поздно, надо говорить.