Прорвемся, опера! Книга 4

Рискованно это всё, но медлить нельзя — недавно уже была одна попытка кого-то убить, а когда произойдёт следующая — неизвестно. Может быть, даже этой ночью, и жизни лишить могут кого угодно.

Я же не наобум этот план предложил, сопоставил, подумал, что к чему. Раз уж пришли сегодня ночью в чужое жилье, значит, надо действовать дальше, а не останавливаться на полпути. Иначе — и упустим, и спугнём, и потом ничего не выгорит.

И главное — в любом случае вопрос с этим подозреваемым будет решён так или иначе.

Зазвонила мобила, это был Устинов, который набрал нас тайком от водителя. Они сломались на въезде в город, прокололи колесо, меняют сейчас на запаску. Я сказал ему подняться в квартиру, когда приедут, мол, хочет поделиться купленным мясом и сразу донести до порога, и отключился.

Поискали ключ от сейфа, не нашли, больше ничего криминального на глаза не попалось. Я в свете фонарика полистал книги по сатанизму, но и там ничего не было, за исключением одного вопроса — нахрена они ему нужны? В стопке попалась книга по криминальной психологии, так что понятно, откуда у него такие познания по теме, как по маньякам, так и по всяким сектантам и прочим.

Теперь самое сложное — ждать, сидя в темноте, борясь со сном. Соседи досмотрели сериал, потом кто-то сходил в туалет, и мы слышали звук смываемой воды в унитазе так чётко, будто это было в этой же квартире. Так что вести себя надо будет ещё потише.

Потом страдающий бессонницей сосед включил фильм «Скорость» и на нём же уснул, так что мы услышали богатырский храп. Наконец, во дворе сверкнули фары, машина остановилась у подъезда. Дважды хлопнула дверь со стороны пассажира, это условный знак, что Устинов тоже поднимется наверх. Своего товарища он где-то уже высадил.

Хлопнула дверь в подъезд, через какое-то время послышались тяжёлые шаги по лестнице, потом смех Устинова и конский ржач Кобылкина, который зловещим эхом отразился от стен. Следом — скрип в замочной скважине и надрывный кашель Василий Иваныча, ещё один условный знак. Мы с Якутом переглянулись и заняли позиции.

Дверь открылась, раздался щелчок выключателя, но лампочку мы заблаговременно выкрутили. Кобылкин сматерился, и тут мы на него накинулись. Якут набросил на него зимнюю куртку и напрыгнул сзади, Устинов взял за руки, а я полез рукой под пуховик и сразу почувствовал рукоятку ПМ. Тоже ходит с табельным, как и покойный Верхушин, что в общем-то, редкость для прокурорского следака.

— Я следователь прокуратуры! — рявкнул Кобылкин. Звук через куртку доносился приглушённый. — Вас тут всех пересажают-на!

— Нас-то не пугай, — сказал я. — Не сработает.

— Э, Васильев, ты? Мужики, вы чего? — он дёрнулся, но сил вырваться не хватило. — Харэ, вы чё, угараете так? Ну-ка живо отпустили! Вы чё? Попутали?

— Его в комнату, — я перехватил пистолет за скобу и наскоро вытер его о джинсы. — Соорудим глушак и закроем вопрос.

Устинов выпучил глаза, я аж это в темноте заметил, но Якут ему закивал с яростным видом, мол, подыграй. Старые опера друг друга с полуслова понимали, иногда вообще было достаточно одним кивком обойтись, хватало.

— Зачем глушитель? — Василий Иваныч хохотнул. — В подушку стрельнуть, а соседи подумают, что перданул кто-то.

— Да вы чё? — возмущался Конь, вырываясь сильнее. — Вы совсем уже?

— Надо, чтобы он типа сам всё сделал, — продолжал стращать я. — А утром приедем, труп опишем, Ручка вскроет, Кирилл нам всё подтвердит по баллистике. И главное — цепочка при трупе будет, которую рыжая потеряла…

Кобылкин тут же перестал сопротивляться и начал прислушиваться.

— Тут уж понятно, что спалился, — я смотрел на силуэт под курткой. — Вывод сделают соответствующий — маньяка совесть заела, боялся преследования, вот для этого взял табельное оружие и разнёс себе башку ночью. Вот так и пойдёт всё в рапорт.

Якут включил свет в комнате, и меня на мгновение ослепило. Мы посадили следака в кресло, убрали с него куртку, а он уставился на меня, щуря правый глаз. Лицо вспотело и раскраснелось.

— Я понял, — протянул он неприятным голосом. — Вот ты чего решил, Васильев. Типа, от маньяка избавиться, да? Понял, что я тебе на хвост сел, и решил меня зачистить? Чтобы самому свои дела делать дальше?

— Чего? Это у тебя цепочка была, и вот это всё, — я показал на стол и стену над ним, с фотками и остальным.

— Да я вычислял маньяка! — с надрывом произнёс он. — Вычислял, кто сообщник этого Кащея, Крюгера этого хренова! И вот кто оказался! Ты сообщник!

Устинов хохотнул от неожиданности и абсурда происходящего, а следак аж начал подниматься, пока Якут снова его не усадил и не велел говорить тише.

— Всё сходится! — Кобылкин оглядывался то на Филиппова, то на меня, но голос приглушил. — Все тела ты нашёл! Везде ходишь, розыскную работу типа ведёшь, с братвой общаешься, с чекистами, и проститутку последним ты видел. Профессору даже звонишь, чтобы маскироваться можно было без палева…

— Если уж на то пошло, — я подтащил стул и сел перед ним, наклонившись к нему ближе. — Первый труп нашёл я в морге, куда его участковый привёз, и где никто не видел, что там удушение. А ты нам зубы не заговаривай, меня ещё приплёл.

— Забыл, кто Крюгера притащил? — спросил Якут. — Генка, ты бухой? Или мы тебя случайно башкой об стену приложили?

Следак задумался и поднял глаза к потолку, что-то прикидывая.

— Ну да, не бьётся, — тихо проговорил он и снова сделал попытку встать. — С перепугу брякнул. А вы чё, меня правда гасить хотите? Какого хрена вы тут вообще забыли?

— Узнаёшь? В твоём кармане была, — я поднял цепочку с крестиком и начал накидывать, выдумывая на ходу: — Девушка уже опознала её, говорит, потеряла, когда на неё напали на пустыре. И описала напавшего — высокий, в маске, но под носом что-то топорщилось.

— Усы твои! — поддакнул развеселившийся Устинов. — Усы — как у ё*** лисы. И баки — как у…

— Тише ты, — осадил его Якут.

— Точно такие же приметы, — продолжал блефовать я, — были у напавшего на проститутку, подругу Тимофеевой, она всё нам передала сегодня. Так что приметы есть, заявление есть, прокурору всё предъявим, никуда не денется, и тебя закроет.

— Да гонит она! — прохрипел следак, попадаясь на удочку. — Я эту цепочку в морге забрал. А не на пустыре, я вообще там не был!

— И для чего? — спросил я.

— Тебе не понять, — он отвернулся и посмотрел в сторону дивана. — Вам вообще никому такого не понять. Даже врагу не пожелаешь, — пробормотал он себе под нос.

Он быстро посмотрел не на диван, а на фото, стоящее на столике. Устинов подошёл, взял его, а потом протянул мне. Мы переглянулись, и в голове промелькнула лёгкая догадка.