Прорвемся, опера! Книга 4

— Да был тут кадр один недавно, — злобно сказал Игорь. — Вот как раз когда ты ушёл, оставаться не стал, припёрся один чмошник, давай тут такую пургу гнать. Я с ним закусился, он давай на меня бочку катить, пацаны вот вступились, — он показал на остальных. — Ну, короче, прогнали мы его, а потом на следующий день он других давай звать к себе. А вот про нас велел, чтобы не звали, не пускали, где сидят, не говорили. Мол, они все единомышленники, а мы так, херы горбатые с горы.

— Тип-то властный, — заметил Андрей и кашлянул. — Говорит-то гладко, да вот…

— Говорит он то, что все хотели услышать, — вставил Сева. — Про чеченов, про войну, как со всеми нами потом обошлись. Говорил долго, гладко, часа три не затыкался. Все уши развесили, поддакивали, да и я заслушался, чё уж там. А вот Игорян вставил потом, мол, ты за всё хорошее против всего плохого, а чё с братвой крутишься? Чё какие-то типы возле тебя мутные крутятся, во власть идёшь? Типа, всех твоих повязали, ты их кинул и новых ищешь?

— Игорёша самую суть всегда видит, — Андрей хмыкнул.

— Да иди ты, — огрызнулся Игорь и ткнул его локтем. Не нравилось ему, когда его так называли.

— Ну вот и порвало его, — продолжил Сева. — Мне-то он сначала понравился, а тут натуру свою показал всем, да никто, кроме нас, уже не увидел. Вот только Тоха воняет тут, что мы с ним зря спорили.

— Да грамотно он говорил, по делу, за жизнь раскидал, — Тоха насупился. — Зря ему предъяву кинули, огорчили человека. А он за вас был готов постоять.

— А чё ты тогда с нами, а не с ним? — спросил снайпер с усмешкой. — Раз он такой грамотный и здравомыслящий. Он тебя приглашал, как я слышал.

— Потому что против пацанов своих я не пойду, — отрезал он. — Он хоть и прав, но мне всё равно никто, а вы мне близкие.

— Ну и короче, — продолжил за всех Егор, убрав руки от головы. — Так он орал, что аж потребовал нас выгнать, да помещение-то наше, мы возмущаться начали, типа, ты кто такой. Вот он сам и ушёл, позвал за собой, а пацаны-то ему, по ходу, поверили, кто-то даже потянулся за ним. Вот и пошли на продолжение сегодня, а нас звать не стали.

— Вот как, — Орлов уставился перед собой. — Надо было мне тогда остаться, зря ушёл… ладно, давайте-ка сходим в тот зал, поговорим. А то мне как раз человек один говорил, что тварь одна в городе завелась, нас может к себе переманивать. Не Сафронов же у него фамилия?

— Он и есть, — Егор кивнул.

— Вот же б***ство! — выругался Витя. — Погнали, пацаны!..

Глава 11

— Был бы Васька здесь, — неторопливо проговорил Якут, разглядывая золотую цепочку, — он бы сразу сказал, что без пузыря не разберёшься.

— И не спорю, — так же медленно сказал я.

Я, всё ещё держа находку в руках, прошёл на кухню. Старался идти тихо, а то полы скрипучие, ну а слышимость в старой хрущёвке просто адская. Ещё пожалуются потом, что кто-то ходит сверху, пока квартирант в отъезде, так он сразу почует недоброе.

Слышимость тут была такая, что казалось, будто даже воздух между стенами передаёт звуки. На лестничной клетке кто-то закашлялся — и эхом отдалось в квартире следака. За стеной скрипнул матрас. Наверное, это старый сосед перевернулся на другой бок. Не дай бог спит чутко, просыпается от любой ерунды, а потом станет ворчать, что «молодёжь по ночам шастает». Ну пусть уж примет нас за молодёжь…

Я остановился у облезлого кухонного стола, поверхность которого была истерзана многочисленными порезами, положил цепочку, прислушался. Телевизор за стеной бубнил на небольшой громкости. Знакомая мелодия, глухие реплики актёров…

«Пятница, 13-е».

Нет, не тот, не про маньяка в хоккейной маске. Это был другой сериал, про проклятые вещи, которые, как магнит, притягивали несчастья. Его крутили только по ночам, для тех, кто давно должен был спать, но упрямо не ложился. А провозились мы долго, время-то совсем позднее уже.

— Не будем торопиться с выводами, но как, черт возьми, цепочка потерпевшей оказалась у Кобылкина? — уже на кухне пробубнил Якут, усевшись на скрипучую табуретку. — Вот какие дела творятся на улицах нашего города. Чё думаешь, опер?

— Два варианта, — я потрогал цепочку на столе, будто хотел прочитать ее историю. — Начинаем следить за ним, караулить, что-то готовить, чтобы на арест выйти можно было в случае чего, улики подбивать, но если провороним жертву — будет на нас виной висеть, не уберегли. И второй… сам понимаешь, какой, Сергеич.

— Второй — рискованный, — он снял очки и начал протирать их клетчатым платком.

— Очень. Наседаем на него с этим и…

— И п***м, — с чувством сказал Филиппов, — пока не признается.

— Мало ли откуда у него взялась цепочка, — я потёр лоб, — но в любом случае — рыльце у него в пушку.

— Вот тут не спорю, — он кивнул. — Просто так вещдоки не тырят.

— Или сам всё делал, или он сообщник, или по чьей-то указке. А может, взял, чтобы потом на кого-то другого можно было вину перевесить. Вот эти серёжки в комнате Кащеева не просто так ведь там взялись…

— Но если он в позу встанет, — Якут поднялся, подошёл к плитке и отпил воды прямо из носика металлического чайника. — Может и отбиться, следак он матёрый, на понт не возьмёшь. Поймёт, что кроме этой цепочки и косвенных улик на него нифига нет, как мы сегодня днём и говорили, так что официально ничего и…

— А кто сказал, что нужно официально? — я поднял голову и посмотрел на него. — И зачем ему говорить, что мы хотим действовать официально? Может, мы тут собрались и решили, что по закону его закрыть нельзя. Может, мы решили, что вопрос надо уладить — и уладить наверняка, без всяких проволочек? Избавиться от маньяка раз и навсегда… и главное — до него это донести, когда начнёт спорить и пальцы гнуть. А смерти все боятся, и тогда у него выбор будет простой — сознаться… или уже рассказать, что он мутит на самом деле.

— Угу, — Якут вернулся за стол, задумался и… бац ладонью по столу! — Короче, устроил он нам головняк. И главное, пока он не приехал — маньяка-то и не было.

— В любом случае — не будем тянуть. А то он от всего избавится, и вот тогда уже хрен что докажешь потом. Но осторожно надо, во избежание, так сказать.

— А если не он? — спросил старший опер напрямую. — Про Кащеева тоже думали, что он.

— Значит, сразу и проясним, — закончил я. — И одним вопросом будет меньше, в любом случае. А если что — договоримся. Злой, конечно, будет, но нам с ним не детей крестить, а работать.