«Прощание славянки»

Болид влетел под мост. Тело Константина подпрыгнуло на волне, откинутой от мостовой опоры, и упало в воду. В бурунах за кормой болида уже не различить было белого плаща…

— В залив потащили, падлы, — сказал грустно Котяра.

Я заорал на него:

— Заводи мотор! Догоняй!

«По-по-по-по-по!» — тревожно взревела выхлопная труба.

Мы мчались за ними вдоль набережной адмирала Макарова.

— Форвертс! Тварь фашистская! Доннерветтер нох айн маль! — орал на свой катер Котяра.

И катер рейхсмаршала порхал, как бабочка, по бурунам, поднятым черным болидом.

Скоро я увидел Константина. Вернее, голову его. Он летел за болидом, лежа на спине, упираясь мощным подбородком в деревянную палку, затылком к кильватерному буруну.

Я орал на Котяру:

— Топор! Давай топор! Трос обрубим!

— X… ты его обрушишь! — орал в ответ Котяра. — Пусть сам отпустит трос!

Такой простейший выход даже не пришел мне в голову. Но Константин наконец увидел нас и сам догадался отпустить трос. Котяра скинул обороты. Черный болид улетел к Тучкову мосту. А мы развернулись и на малых оборотах кормой подошли к Константину.

Голова его ныряла в воде, как поплавок, то погрузится, то покажется, мокрый широкий плащ утягивал его ко дну, скинуть плащ — сил уже не было.

Котяра держал меня за ноги, а я, перевесившись с кормы по пояс, поймал руку Константина и помог ему забраться на катер. Котяра рванулся к штурвалу. Константин, тяжело дыша, показал ему за корму.

— Разворачивают…

— Не догонят! — весело пообещал Котяра. — Мы в Мойку уйдем! В речках меня х… догонишь!

— Не надо, — выдохнул Константин.

— В речках я каждую щелку знаю! — упрашивал его Котяра. — Слиняем! Не найдут!

— Не надо, — упрямо повторил Константин и стащил с себя мокрый холодный плащ.

Вода с него стекала ручьями. Ноги были в одних черных носках, ботинки смыло. Он оглянулся на подходящий к нам болид и стал раздеваться, стуча зубами. Котяра шмыгнул в каюту и появился оттуда с полосатой купальной простыней. Константин закутался в нее, как в тогу, краем вытер мокрое лицо, взъерошил короткие волосы и спустился в каюту.

В это время болид взял нас на абордаж. С его борта на катер шагнули два, похожих на танки, битюга в черных костюмах, наверное, еще с похорон Адика. Катер качнулся и накренился набок.

— Бегемоты! — заорал на них Котяра. — Разойдитесь по бортам! Посудину опрокинете!

Танки вместе шагнули на левый борт. Катер накренился на другую сторону.

— Ослы! — возмутился Котяра.— Один на месте, другой шаг назад! Марш!

Танки разошлись по бортам, и катер стал ровно. Человек, похожий на партийного функционера, спросил с болида:

— Балагур, а кто тебя просил встревать? Тебя же отпустили по-хорошему.

— Так это… — заволновался Котяра. — Секретарь, я Белого Медведя двадцать лет знаю… Жалко все— таки…

— Забыл, где жалко? — спросил Секретарь. — Жалко у пчелки в жопке.

— Так это… — волновался Котяра, — я же не знал, что вы уже… Я вам свидетеля привез, — и он показал на меня.

Секретарь окинул меня брезгливым взглядом, и я узнал его. Это был Паша, муж моей бывшей жены и мой протеже. Он сказал Котяре:

— Единственного свидетеля Белый Медведь замочил. Его свидетели нам не нужны.

Рядом с Пашей возник какой-то чернявый, щуплый.

— Давайте его свидетеля замочим, как он нашего! Без базара.

Мой почти родственник мрачно посмотрел на меня.

— Лучше Робинзоном сделаем… Посадим в заливе на бакен, пусть подумает, как в чужие дела встревать.

За их спинами кто-то рявкнул:

— Что вы с лохом связались? Где Белый Медведь? Живой?

Константин, завернутый в купальную простыню, выглянул из каюты со стаканом в руке.

— Я здесь, Саныч. Давай ко мне на борт. Разведемся до конца.

— А-а-а, — сказал зловеще невидимый Саныч. — Что ж ты раньше молчал, гнида?

Константин ответил дружелюбно:

— Окунулся и вспомнил кое-что. Давай ко мне, Саныч.

Все перешли к нам на катер. Саныч оказался солидным бородатым мужчиной в золотых очках. Удивительно похожим на Хемингуэя. Я понял, чей портрет висел в «святая святых» Константина.

Перламутровый столик был раздвижным. Котяра раскинул его вдоль голубых диванчиков. Они устроились по обе стороны. С одной стороны Паша и чернявый, а в центре почтенный старик в золотых очках, с другой — танки и между ними Константин, завернутый в махровую тогу. Котяра стал накрывать на стол, но Саныч сказал:

— Иди к штурвалу, Балагур. Без тебя справимся.

— Куда плывем? — спросил его Котяра.

Саныч посмотрел на часы и недовольно покачал головой.

— Первый час… Вези в залив. Хватит в городе светиться.

— Есть, капитан, — Котяра кинул ладонь к мелкой фуражке и вышел.

Я остался стоять у стеклянного шкафчика, внутри которого янтарным, солнечным светом горел волшебный напиток. Константин разлил по фужерам целую бутылку. Все молча выпили. Привычно выпили, как пьют уже не первую. Только тут я заметил, что все были пьяны. Злым, мрачным хмелем. Два здоровенных белобрысых бугая, которых я сначала принял за охранников, были похожи друг на друга, как близнецы. Но одного называли Василич, а другого — Петрович.

Саныч вдруг обернулся ко мне.

— А это кто?

— Свидетель, — ехидно сказал чернявый. — Балагур его привез.

— Тебе свидетель нужен? — спросил Константина Саныч.

— Нет, — твердо сказал Константин. — Отпусти его, Саныч, пока Фред не уехал.

Саныч недоверчиво прищурился.

— Просто так отпустить? Он же явился. К нам зря не являются. Просто так у нас еще никто не уходил.

Наверху взревел двигатель, я увидел в иллюминатор, как от нашего катера отвалил черный глиссер, похожий на обтекаемый гоночный болид.

— Да что он знает, — сказал недовольно Константин. — Я с этим лохом три дня всего знаком.

Санычу почему-то очень понравилось его недовольство, и он спросил меня:

— Как тебя зовут, придурок?

— Слава, — ответил я.

— Слава кому? — поинтересовался Саныч.

— Слава Богу, — сказал я искренно.

— Вот и отвечай, как перед Богом, зачем ты к нам явился?

«По-по-по-по-по», — нервно зашлась выхлопная труба. Катер развернулся, а я уперся лбом в стеклянную дверцу бара.