Прощание славянки

— Как же ты тащил такую тяжесть? — спросила Лидия с укором.

— Я тебя умоляю! Сейчас не двадцатый век. На наше счастье, уже давно разработана легкая и прочная сверхтонкая резина. Весь фокус в том, что это, собственно говоря, уже и не резина. На том берегу можешь сама убедиться — она легкая.

— И ты все это время скрывал, что у нас… что у тебя есть лодка? — возмущалась Катерина. — Мы давно могли бы уйти на западный берег. Конечно, это и сейчас не поздно сделать: мы можем сплавиться по этой реке Сушке…

— Сухарихе.

— …до места ее впадения в Енисей и двинуться на запад.

— И тем самым обречь себя на верную гибель. Пусть, дорога на Уренгой несколько короче, но тем путем нам не пройти.

— Да какая разница! Что здесь, что там болота да покореженная старая насыпь.

— Так, да не так. Мы не знаем, в каком состоянии сейчас мосты на участке между Ермаково и Уренгоем. А главное, не забывайте… Впрочем, вы, наверное, этого и не знаете: между реками Таз и Пур есть участок и вовсе непроходимого бездорожья, где нет даже расползшейся насыпи. Однажды потеряв ориентир, мы будем блуждать по тамошним болотам, пока не погибнем. А болота эти здешним не чета, они не замерзают даже при сорокоградусных морозах. То ли торфяники подпитывают их своим теплом, то ли сама преисподняя. Возможно, мы погибнем и двигаясь на юг, но тут хотя бы попытаться можно. Вот так вот… По Сухарихе мы никуда не поплывем. Переправимся на южный берег, и только. Нам не то что на западный берег Енисея хода нет, нам и на восточном появляться рискованно. Пытаться переплыть на нашей лодченке Енисей, все равно, что прыгать в открытый гроб! А будешь доставать меня, Катерина, лодку ножом проткну! Насколько мне известно, насыпь идет на юг еще километров десять, дальше лишь старая полузаросшая просека. Переправимся и пойдем этим путем, а дальше — по обстановке.

— А в тот раз, когда мы перебирались через маленькую речку, ты что про лодку промолчал? Лень доставать было? — поинтересовалась Лидия.

— Из-за нее, — Бен махнул рукой в сторону Катерины. — Она бы житья не дала из-за лодки, всю печень бы выклевала.

Аккуратно спустили лодку на воду. Сначала Бен перевез на южный берег безразмерные рюкзаки, затем вернулся за девушками. Переправиться оказалось несложно: ниже моста река описывала красивую дугу, и течение само подтолкнуло лодку к противоположному берегу, осталось лишь чуть-чуть подработать веслами.

Опасаясь дальнейших пререканий, Бен вывентил пробку и быстро выпустил из лодки воздух.

*****

Пользуясь солнечной и ветреной погодой, Бен расстелил лодку на камнях для просушки. Чтобы убить время — а просушить лодку нужно было с обеих сторон — Лида пошла прогуляться вдоль берега. Она поймала себя на мысли, что раньше и не представляла, какая это красота — небольшая сибирская речка. Енисей велик и могуч, но временами чересчур уж мрачен. А Сухариха, вобрав в себя небо и солнце, весело текла дальше и горя не знала…

Так ли уж и не знала?! Лидия оглянулась. А ведь мост разрушен! Не недостроен, как ей поначалу показалась, а именно разрушен. Стальные фермы отсутствуют, остались только опоры. Да и сами быки разбиты, расколоты… Кто и зачем раскурочил мост, конечно, неведомо, а вот строили его узники 503-й стройки — это знал в Городе каждый. И этот мост был результатом коллективных усилий инженеров, рабочих, речников, строителей…

Вот так вот… Люди строят, имеют цель, дорога идет дальше, продираясь сквозь тундру и лес, километр за километром, а потом — стоп! — начинаем ликвидацию.

А они сами-то?! Идут. Думают, что идут к цели… Но внятная цель есть лишь у Кати Жуковой — она идет домой. А что ждет в конце пути саму Лидию? А Бена? А ведь может статься, что и они не дойдут, а останутся вот так же валяться в лесу или на речном берегу, пока косточки не побелеют…

Лидия встряхнулась, отгоняя тяжкие мысли, умылась в реке и вернулась к своим.

Глава 12. Память

Отойдя от Сухарихи на безопасное расстояние, нашли место посуше и устроились на ночлег. Но спать ложиться не торопились, ибо спокойная атмосфера этого места располагала к доверительному разговору.

— Расскажи мне… обо мне, — попросила Лидия. — Я столько всего пропустила и, кажется, многое забыла.

— Ты всегда была умной, — одобрительно проворчал Бен. — Даже этот твой вопрос, он звучит по-идиотски, но он в самую точку. Немудрено, что ты массу всего забыла — у тебя был шок. Так сказал доктор из нашей бывшей городской больницы. Ты почти ни на что не реагировала, не хотела ни мыться, ни причесываться, неохотно ела. И после пережитого два года не разговаривала, только выла как звереныш. А потом заговорила, уж так заговорила! Это случилось, когда однажды ты пролила на себя чашку слишком горячего чая. Тогда к тебе вернулся дар речи, и ты выдала такое, что я не возьмусь повторить. Мы все обрадовались, видя, что ты приходишь в себя, но в то же время я был огорчен, ибо всегда считал тебя воспитанным ребенком.

— Просто последними людьми, с которыми я общалась, были матросы с «Лейтенанта Овцына», — попыталась оправдаться Лида.

— Понятно, такое не проходит бесследно. После этого дня ты пошла на поправку, снова начала учиться.

— Помню! Со мной занимались репетиторы…

— Да. Школы в Метрополии тогда, естественно не было, но учителя-то остались. Весь Город переселился в подземелье, люди самых разных профессий. Ты худо-бедно освоила школьную программу и получила специальность, вот только от пережитого, боюсь, так полностью и не оправилась. А ведь ты была в Метрополии… как бы поточнее сказать… на вес золота.

— Вот чудеса! С чего бы?

— Метрополийцам, насколько мне известно, до сих пор удавалось избегать очных контактов с перевозившими товары иностранными моряками, вся деловая переписка и перечисление средств шло по сети. Но в жизни всякое может случиться, и для нас вопросом выживания было иметь в городе людей… Обычных, с простыми человеческими лицами. В самом начале, в годы становления Метрополии, в город было привезено семеро ребятишек, найденных как и ты в Городе и отловленных в тундре. К сожалению, все, кроме тебя, не выдержали и сошли с ума в Метрополии. С тех пор мы оставили попытки их ассимилировать и предоставили маугли их собственной судьбе. Правда, оставалась еще Ангела Грюневене. Действительно, не женщина, а настоящий ангел.

— Она ведь сохранила человеческий облик? — уточнила для верности Лидия, вспомнив строгого завуча ее последней школы.

— Конечно, ведь она была с вами на «Тургеневе». Она одна приняла нас… таких и даже узнала многих своих знакомых. Мы помогали ей, чем могли, а могли мы тогда очень мало. Ангела отказалась бросить детей и оставалась с ними до конца. Учила их заготавливать дрова, топить печи. Они были вынуждены покинуть квартиры и обосноваться в старых домах с печным отоплением. Ангела была женщиной Долга и ожидала того же от других, думала, что в Город отправят поисковую группу, их найдут и вывезут. Сначала она верила, что им нужно продержаться от силы месяц, в крайнем случае еще месяц, но до того, как встанет Енисей, их точно спасут. Но никто не пришел.

— Тогда вы и решили, что метаморфозы произошли со всем человечеством? — спросила Лида.

— Не знаю, что и ответить. Кто-то именно так и подумал, ведь без этого допущения наше мировоззрение становилось шатким, появлялись неудобные вопросы. К тому же, эта точка зрения всегда поддерживалась городскими властями. Что до меня, то в этом вопросе я всегда был пофигистом. Мутировало ли все человечество, погибло или уцелело? Вот правда, мне насрать! Пусть лучше вымрет, чем такое. Так, дальше… В августе выпал первый снег, и она начала уверять, что им нужно пережить эту зиму, а летом после ледохода… Все вместе они подготовились к зимовке в заброшенных домах, собрали оставленные в квартирах и магазинах продукты и теплые вещи. Но до лета она не дожила: Ангела была сердечницей, а с лекарствами было сами понимаете как. Никак. Вот… Хотел рассказать о тебе, а получилось обо всех сразу. Глупо получилось.