Прощание славянки

— Понятно. Знаешь, у меня уж давно зародились подозрения. Ты был в моей жизни всегда и в грузовой терминал за мной увязался.

— Конечно. Моим долгом было беречь тебя как зеницу ока. Вот я и следую за тобой как нитка за иголкой. Куда ты, туда и я.

— А раз я такой ценный кадр, то почему меня с бесчестьем сослали в терминал?

— Подумаешь, велика трагедия, — усмехнулся Бен. — Поработала бы несколько лет на периферии, с тебя бы не убыло. И потом, до поры до времени ты не должна была догадываться, какую ценность представляешь для Метрополии.

— Вот в этом все отменно преуспели. После истории с Мелким до меня дошло, что коллеги меня практически ненавидели.

— Может, оно и так… Если бы твоих бывших сослуживцев спросили, за что они тебя так недолюбливали, большинство бы, наверное, ответило, что виной всему твое внешнее сходство с маугли. Но это неправда. Я не сомневаюсь, что, представься такая невероятная возможность, все они без колебаний променяли бы свое эволюционное превосходство, силу, долголетие на возможность снова стать обычными людьми. Все тебе завидовали, особенно женщины. Думаете, им теперь легко? Они больше не могут сделать прическу, маникюр, не могут просто подкраситься перед выходом из дома. Зато теперь почти все наши дамы помешались на платьях с бесчисленным количеством жутких рюшек — вот и вся их радость!

— И еще внутренний мир… Это что же вышло — прямо на наших глазах возникла новая раса разумных существ, по ряду параметров превосходящая Homo Sapiens, и из-за стечения обстоятельств сразу же оказалась на краю гибели?

— Вроде того, и насчет параметров тоже. Про зрение и слух я уже все подробно рассказал. И вот еще что: за все двадцать лет в Метрополии никто не помер. Несчастные случаи, да, бывали, в руки маугли наши попадали… и не возвращались, но от естественных причин не умер никто. Ты по школе, где училась, может, помнишь Степаныча? Завхоза?

— А… Геннадия Степановича. Конечно, помню, — улыбнулась Лида. — Так ведь он совсем уж старый был.

— Еще до всего нужно было его на большую землю отправить, да он ни в какую. А когда пришло время под землю перебираться, мы нашли его в собственной квартире больного и вконец ослабевшего — пришлось на носилках выносить. Ворчал старик: помереть, мол, спокойно не даете.

— Вы перевезли его в Метрополию?

— Перевезли. Только тогда это была еще не Метрополия, а сырой, неустроенный бункер. Лежал старик, лежал, ворчал-ворчал, а потом взял и встал. Вот уже двадцать лет, как помирать передумал, живет себе и не просто живет, а работает! Так что, сколько нам отмерено, никто пока точно не знает. Этот случай самый яркий, но и другие стали со временем замечать — после трансформации все старые болезни у людей исчезли, все как с чистого листа, а ведь некоторым уже за девяносто.

— Как перезагрузка компьютера? — изумилась Катя.

— Точно!

— А новые? — поинтересовалась скептически настроенная Лидия.

— Да кто их знает! Прежние доктора, что в больнице работали, в новых болезнях не разбираются и пошли служить, кем придется. Поживем — увидим.

— А как бы поступили с Катей? — поинтересовалась Лида.

— Расстреляли бы? — нервно дернувшись, уточнила Катерина.

— Нет, не думаю, это у метрополийцев не в ходу. Здесь не расстреливают и не сажают за решетку, ведь нельзя же лишить свободы тех, кто ее давно не имеет. В случае эксцессов обычно обходятся строгими выволочками или штрафами. Для любого жителя нет ничего страшнее, чем угроза быть изгнанным из города, но к этой мере, насколько мне известно, ни разу не прибегали. Да… Метрополия сама по себе образцовая тюрьма, окруженная сотнями километров снега и тишины. Думаю, Катю держали бы здесь в качестве пленницы, ведь сохранение нашей тайны — вопрос выживания. И вообще, откуда такие мысли? Там, куда мы идем, что, часто людей расстреливают?

— Случается, — вынуждена была подтвердить Катерина.

— Давно ли смертную казнь вернули?

— Лет десять назад.

— Жаль, поздно.

— Что поздно? — не поняла Катя.

— Тех, кто убивал Севморпуть, убивал Город, не успели расстрелять, — мрачно процедил Бен. — Те, кто погубили Север, сумели дожить свои жизни, так и не представ перед земным судом. Как и Сталин. Многие верующие люди считают, что так происходит ради того, чтобы они не могли получить снисхождения на Суде Небесном.

— Хорошо им так думать, но как же нам, атеистам-агностикам, примириться с этим? — заметила Лида.

— Если местоположение Метрополии такая великая тайна, почему ты позволил нам уйти, да и сам вслед увязался? — не унималась Катерина.

— Кое-что изменилось. В нашем мире каждый миг что-то меняется.

Бен сказал это как-то так… Словом, было ясно, что про загадочное «кое-что» он пока не будет распространяться ни при каких обстоятельствах. Лида все поняла и сменила тему:

— А теперь расскажи мне о себе. Раз мы определенно выяснили, что ты, это ты, то почему тебя называют Беном? Откуда это имя?

— Ах, это… Да, забавная вышла история. И в Городе, и в Метрополии я работал вместе с одним парнем… Молодой он был, красивый, веселый, любознательный. Интересовался в том числе и человеческой психологией. Когда с нами произошла Беда, он первый додумался сменить имя. «Какой я теперь к черту Артём, — сказал он мне, — прежний Артём только на фотке в паспорте остался. Зови меня теперь Томом». Так и повелось: он Том, а я Бен, и сразу на душе легче стало. А там и остальные подключились. Имена мы себе подбирали сплошь нерусские, ведь к старому возврата нет. А то, бывало, услышу «Борис Александрович», и аж реветь охота, а слез-то и нет.

Лида призадумалась: в минуты слабости она нередко жалела себя, бедную-несчастную, обреченную на жизнь среди жутковатых, пугающих нелюдей, и так редко думала о них… Каково это? День за днем существовать, понимая, что людьми им уже не быть?! Кажется, Бен прочел это в ее глазах.

— Может, Бог отказал нам в своем образе и подобии за грехи наши? Как думаешь? — спросил он.

— Разве люди Города были более грешны, чем все остальные? Ерунда. Может, у вас теперь будут фазы развития… например, как у бабочек — сейчас вы в стадии неказистых куколок, а потом из вас вылупятся создания неземной красоты.

— Бабочкам хорошо, у них мозгов нет, — проворчал Бен. — Можно спокойно окукливаться и ждать, пока все само устроится. Жди теперь неизвестно сколько…

— Чего? — не врубилась Лида.

— Пока не превращусь в прекрасную бабочку! Не тупи! Пока не отброшу копыта, конечно.

— Но ведь ты пока еще не дряхлый старик?

— Конечно, нет. Я не стар даже по человеческим меркам — мне шестьдесят два. А уж для нас… даже не знаю.

— Ну а твой приятель Артём… Том смирился со своим новым обликом? — поинтересовалась Катерина.

— Его больше нет. Попал к маугли, — выдавил из себя Бен.

Повисло тягостное молчание. Наконец, он заговорил вновь:

— В отношении маугли мы выработали определенные принципы. Пришли, так сказать, к соглашению внутри нашего небольшого социума. Пока они, даже самые младшие, не достигли возраста полной ответственности — а за окончательное духовное и ментальное совершеннолетие мы договорились считать возраст Христа — мы их не трогаем, только обороняемся. Что бы они ни натворили. Даже когда Артём угодил к ним в руки… Когда мы нашли то, что от него осталось… — Бен на секунду запнулся. — Я и тогда сдержался. Собак-то они давно всех сожрали. А уж когда срок минет, а случится это меньше чем через год, не будет им от нас пощады, а уж от меня, так без вариантов. За эти годы страсти и стенания по маугли немного улеглись, и даже самые последовательные чадолюбцы были вынуждены признать — маугли только выглядят как люди, но они не люди. Это больше не дети Города, а его проклятие. Все! Спать. Завтра нам топать и топать.