Прощай — прости
Шрифт:
— Я так и подумал, — лукаво улыбнувшись, ответил он. — Ты подошла к столу, чтобы забрать свою записную книжку, едва сдерживая негодование. — Помолчав, он опять улыбнулся. — Я изо всех старался не смотреть на твою грудь, потому что под кардиганом четко проступали очертания твоего бюстгальтера… Я лишился дара речи, и мне пришлось совершить подвиг, чтобы заговорить с тобой.
— А я сочла тебя свиньей и только и ждала, когда же ты наконец отпустишь какое-нибудь ехидное замечание! — воскликнула Джо.
— А я изо всех сил сдерживался, чтобы не распустить руки и не признаться тебе в том, что влюблен в тебя
— Правда? — с восторгом осведомилась она. — А я собиралась выбросить тот кардиган.
— Не вздумай, — проворчал он. — Когда ты наденешь его в следующий раз, я сам сниму его.
— Наверное, я больше никогда не влезу в тот кардиган, — с сожалением заключила Джо, глядя на свой огромный живот.
— Это не имеет значения. Мы подберем тебе что-нибудь новенькое, что я мог бы сорвать с тебя, — нежно проговорил Марк.
Было уже почти четыре, когда Марк посмотрел на часы.
— Боюсь, нам пора ехать, любимая, — сказал он, с улыбкой глядя на нее, словно не в силах поверить, что отныне она принадлежит ему. Она знала, какие чувства он испытывает.
— В восемь часов у меня деловой ужин в городе, а перед этим мне еще надо попасть на встречу в отеле «Джурис», — Он поднялся на ноги.
— Вот как. — Джо не смогла скрыть разочарования. Она-то надеялась, что они проведут вечер вместе, а он рассказывает о своих планах, в которых не было места для нее.
— Ты приглашена, родная моя, поэтому не расстраивайся. Я заеду за тобой в половине седьмого, — добавил он, пощекотав ее под подбородком.
Джо просияла.
— А ты и впрямь хорошо меня изучил.
— У меня было для этого целых три года, — сказал он. — Боже, ты в порядке? Это ребенок? — с тревогой спросил он, когда Джо вдруг негромко вскрикнула.
— Нет, просто мне нечего надеть! — запричитала она. — Ничего такого, во всяком случае, в чем было бы не стыдно показаться на людях.
— И только-то? — Марк обнял ее. — У Роны наверняка осталось что-либо гламурное от ее трех предыдущих беременностей, а мы недалеко от ее дома. Можем заскочить к ней и позаимствовать что-либо для тебя.
Рона ответила на звонок в своей привычной деловой манере.
— Да!
— Привет, Ро, это Джо. Ты где?
— Тащусь за чертовым грузовиком по двухполосной магистрали. У тебя такой голос, Джо, словно ты звонишь из машины.
— Так и есть. Я еду с Марком.
Ее вознаградил восторженный рев на другом конце линии.
— Ты просто едешь с Марком в его машине, или ты с ним? — пожелала узнать Рона.
— С ним, — ответил Марк, который прекрасно расслышал ее вопли.
— Ура! Спасибо, что позвонили мне, — Рона стала понемногу успокаиваться.
— Собственно я позвонила тебе потому, что мне нужно какое-нибудь сексуальное платье для беременных. Марк пригласил меня на ужин, — извиняющимся тоном призналась Джо. — Мы всего в нескольких милях от твоего дома…
— Как это мило. Я приложила столько сил, чтобы свести вас, устроив брак века, а ты всего лишь хочешь порыться в моем гардеробе! — Рона изо всех сил старалась изобразить негодование, но у нее ничего не вышло. — Я приеду через двадцать минут. Но Тед дома, так что скажите ему, пусть поставит чайник. А еще лучше, если я позвоню ему сама.
Когда получасом позже Рона
влетела в собственную гостиную, в руках она держала бутылку розового вина.— Мы должны отпраздновать это дело, — заявила она, тепло целуя Джо в щеку. — Это всего лишь игристое вино, но, во всяком случае, оно лучше чая. Я так рада за тебя, Джо, — прошептала она. — Ты заслужила его. Он замечательный человек.
Марк, сидевший рядом с Джо, поднялся на ноги, подошел к Роне и заключил ее в неуклюжие объятия.
— Спасибо тебе за все. — Он повернулся к Джо. — Если бы не эта леди, мы по-прежнему обдавали бы друг друга холодом при встрече.
— Да, моя супруга — решительная женщина, — согласился Тед, раздавая собравшимся бокалы с пенистым розовым вином.
После того как была выпита вторая бутылка, Джо и Рона все-таки поднялись наверх, чтобы пересмотреть гардероб последней. Компанию им с превеликой радостью составили пятилетняя Сюзи и восьмилетняя Линн.
— Хочешь взглянуть на нашу комнату? — осведомилась Сюзи, держа Джо за руку.
— Конечно. А ты мне ее покажешь? — попросила та.
Через пять минут бурных восторгов, которыми Джо осыпала кукол Сюзи и картофельные рисунки [66] Линн, она последовала за Роной в свободную спальню.
— Мне не нужно было пить на пустой желудок, — икнула Рона, распахивая настежь дверцу старого платяного шкафа. — Ты осилила полбокала, Марк выпил один, а это значит, что мы с Тедом опорожнили почти две полных бутылки.
66
Детская забава. Картофелина очищается, разрезается на дольки и подсушивается. Затем из каждой дольки острым ножом вырезается фигурка и окунается одной стороной в краску. После этого делаются оттиски на холсте или бумаге.
— Но ты же никуда не идешь сегодня, — рассудительно заметила Джо. — Ой, Рона, какая прелесть, — воскликнула она, вынимая из шкафа длинное платье кремового шелка с крошечными пуговицами от горла до самого подола.
— Да, оно замечательно смотрелось бы на тебе, будь в тебе шесть футов росту и шесть стоунов веса, — заявила Рона, садясь на кровать. — Это мой запасной гардероб, в котором так любят рыться девочки, — добавила она. — Именно здесь я храню все вещи, которые мне вообще не следовало покупать, потому что я не могу в них влезть. Линн, покажи Джо вещи, которые висят позади вон того расшитого блестками платья. Там есть славный вельветовый костюм, который я носила, когда была беременна Сюзи.
— Я могу примерить его? — спросила Сюзи, на миг оторвавшись от косметички с патрончиками помады, которую заприметила на туалетном столике.
— Нет, родненькая. Это платье для взрослых.
— Для взрослых и очень больших, — вырвалось у Джо, когда она увидела его. На плечиках висело платье с высокой талией и длинными рукавами, настолько просторное, что могло вместить их с Роной вдвоем.
Но, надев его, Джо обнаружила, что платье удивительно идет ей. Высокая талия подчеркивала полную грудь, так что никто уже не обращал внимания на живот, а длинные широкие рукава, сужающиеся к кистям, придавали ему какое-то средневековое царственное величие.