Прощайте, колибри, хочу к воробьям!
Шрифт:
– Зачем это?
– Ну, я понял, что вы завтра улетаете? Женя лететь не сможет. Кто за ней будет ухаживать? И вы вообще были у нее в квартире? Это же совершенно нежилое пространство… Депрессивное, я бы сказал. А у меня, кроме всего прочего, Пафнутий! Кошки лечат.
– Но не от ангины же! – буркнул Мирон, понимая, что Костя прав. Он мог бы отвезти ее к себе, но завтра он, кровь из носу, должен быть в Амстердаме. А Женя сидела, скорчившись, на заднем сиденье и почти не участвовала в разговоре. Ей было совсем плохо.
– Ладно, – сказал Мирон. – Женя, дай ключи от квартиры, я привезу тебе какие-то вещи…
– Куда? Зачем?
– Ты сейчас поедешь к Косте, там тебе будет лучше.
– Нет! Нет!
– Женечка, вас там будет лечить Пафнутий!
– Пафнутий?
– Сам как-нибудь соображу, – проворчал Мирон.
Когда он вошел в Женину квартиру, то сразу понял, о чем говорил Костя. У этой женщины все совсем не так радужно, как она хотела представить… Тут и впрямь просматривается депрессия, которую она тщательно ото всех скрывает, более того, она сама не подозревает о ней. Хотя… вчера на ней был такой яркий, такой элегантный костюм… Да и вообще, она всегда красиво одета, это как раз свидетельствует об отсутствии депрессии. Мирону приходилось иметь с этим дело. Но если не депрессия, то скорее всего полный раздрызг в душе… А чему удивляться? Хрупкой женщине пережить такое предательство, такое крушение… И эта ее прямо-таки ненормальная любовь к чужому коту… Черт побери, тут без пол-литра не разберешься. А может, и нет никакой депрессии, никакого раздрызга, просто вернулась в пустую квартиру, не успела как следует устроиться-обставиться, а тут подоспел Узбек со своим предложением… Да, скорее всего именно так, просто этот Константин влюблен в нее по уши, вот и выдумывает черт знает что, депрессию какую-то… ну, подумаешь, мебелишки нет… Просто он хотел увезти ее к себе… А я? Я, кажется, тоже влюблен в эту женщину. И своими руками отправил ее к сопернику куда более видному, чем я. Ничего, я умею добиваться своего. Я умнее и целеустремленнее, чем он. Я добьюсь ее, только бы сбросить с плеч этот чертов проект… Похоже, Женина психологиня права и Голландия не наша страна. А какая тогда наша? Россия? Кому мы тут сдались? Хотя… Кажется, я придумал… Надо будет перетереть это с Узбеком… Кажется, такого в России еще нет. Оперная антреприза! Да, это то, что нужно! Пусть не Дягилев, пусть Мамонтов! Впрочем, они оба плохо кончили, усмехнулся про себя Мирон. И вообще, зачем мне быть как кто-то? Ладно, это в дальнейшем, а пока что связался с Голландией и хочешь не хочешь, а два спектакля мы должны дать! А вот потом… Но мне нужна будет Женя. У нее такая светлая голова, она так здорово умеет выходить из положения… Да и я ей нужен, ей необходима опора, а этот Костя разве может быть опорой? Я женюсь на ней! Втроем мы такое замутим, чертям будет тошно! Вот если бы Женя была с нами с самого начала, разве влипли бы мы так, да никогда! Узбек вообще только в музыке смыслит, а Женя…
Он собрал вещи и поехал к Константину.
– Ну, как она? – спросил он с порога.
– У нее тридцать девять и шесть! Вся горит, а согреться не может. Я вызвал врача.
– Это правильно. А что за врач? Районный?
– Нет, это старый друг моего отца. Превосходный терапевт.
– И когда он будет?
– Полагаю, минут через сорок. Я отправил за ним машину.
– Тогда, с вашего разрешения, я его дождусь. Хотелось бы уехать уже с какой-то ясностью…
– Да ради бога!
– Она в сознании?
– Да. Но иногда бредит. Меня только напугало, что Пафнутий к ней не пошел…
– Почему это вас напугало?
– А говорят, когда кошки не идут к больному, это плохо. Значит, больной… в очень тяжелом состоянии.
– Вы так шутите?
– Какие шутки! Хотите кофе или чаю?
– Кофе. Послушай, ты ее любишь, а? – спросил вдруг Мирон.
Константин вздрогнул:
– Что?
– Я спросил: ты Женю любишь?
– А тебе какое дело?
– До тебя – никакого, просто хочу сказать – я люблю эту женщину.
– Мог и не говорить, я сразу понял.
– Ишь ты, понятливый какой… А я тоже про тебя понял…
– Ну и что мы теперь будем с этим делать?
– Ну, как говорится, чья возьмет! И хотя ты с общечеловеческой точки зрения привлекательнее меня, но все же по большому
счету у тебя передо мной только одно преимущество.– Какое, интересно?
– А котяра твой!
Костя вдруг рассмеялся.
– Знаешь, Мирон, ты, похоже, золотой мужик, но я в жизни не вел и даже не слышал более идиотского разговора. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет?
Мирон вообще почти никогда не улыбался. Но тут улыбнулся.
– Есть такое дело! Прав! Мы два идиота!
Раздался сигнал домофона.
– Это доктор!
Доктор Отар Шалвович Гургенидзе был близким другом семьи Турбиных, лечил Костю еще мальчишкой, но в последние годы как-то редко появлялся, жил в основном за городом и выращивал на даче какие-то диковинные розы.
– Ну ты и забрался на верхотуру! Как можно жить в таком отрыве от земли, Котэ? Ну, что стряслось, кто заболел? Я потом непременно посмотрю, как ты тут устроился, а сейчас – где можно помыть руки? Я, знаешь ли, врач старой закалки, привык мыть руки. А то недавно мне одна моя старая подружка жаловалась, что их районный доктор руки не моет. Ну, веди меня к больной.
– Хороший доктор, сразу видно, – сказал Мирон.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Отар Шалвович вышел из комнаты, где лежала Женя. Вид у него был довольно хмурый.
– А вы кто? – спросил он у Мирона.
– Друг, – кратко ответил тот.
– Ну вот что, друзья, дело серьезное.
– Это не ангина? – спросил Мирон.
– Это ангина. В тяжелой форме, но беда не в том. У этой женщины крайнее нервное истощение, на фоне которого и более легкое заболевание может приобрести угрожающую форму, а тут… И сердечко у нее неважное. Конечно, надо бы ее в больницу… Но где гарантия, что в больнице ей будут уделять достаточно внимания?
– А если увезти ее за границу? В Голландию? Там… – начал Мирон, но Отар Шалвович замахал на него руками.
– Молодой человек, даже не заикайтесь об этой чепухе! Сделаем так. Я вижу, вы оба люди не бедные, я пришлю вам опытнейшую сиделку, это моя бывшая медсестра, на нее я могу положиться. Она будет здесь жить, это возможно, Котэ?
– Безусловно!
– Отлично. Уж она-то сумеет обеспечить необходимый уход. И если новых осложнений не будет, надеюсь, дня через три нашей дамочке станет полегче. Но…
– Доктор, может быть, нужны какие-то лекарства из-за границы?
– Да нет, молодой человек, слава богу, ничего не нужно. Я сейчас выпишу все, что требуется, и отправляйтесь в аптеку. Уколы кто-то из вас умеет делать?
Мужчины растерянно переглянулись.
– Так, суду все ясно! Тогда живо в аптеку! Первый укол я сам сделаю, а дальше уж Надежда Сергеевна примет эстафету.
– Я все куплю! Костя, где тут у вас аптека?
– Дядя Отари, а она… может умереть?
– Полагаю, до этого не дойдет, но все назначения надо исполнять свято… И еще… Ее надо будет, когда температура спадет, хорошо кормить. Ну, это Надежда Сергеевна знает. А теперь показывай квартиру, Котэ!
– Дядя Отари, а скажите мне… Вот у меня кот, он вообще-то обожает Женю, я даже ревную… А сейчас он к ней не подошел…
– И молодец! Куда ей с температурой под сорок еще такой котище? Вот спадет температура, он от нее не отойдет!
– То есть он понимает, что сейчас ей это вредно?
– Именно так. А ты, я смотрю, влип, мой мальчик! – лукаво улыбнулся доктор. – Не волнуйся, вылечим мы твою Женечку. Ох, а кто же такую красоту нарисовал?
– Один приятель.
– Здорово! Надо же… Настроение поднимает. Да, а что за жена у твоего папаши?
– А вы с ней не знакомы? – удивился Костя.
– Нет еще, все никак не познакомимся. Скажи мне, Котэ, а свадьба была?
– Да что вы, дядя Отари! Расписались и в тот же день улетели в Ниццу!
– Ну, а какая она?
– Она довольно милая. Очень образованная, искусствовед, читает лекции в Париже, готовит прекрасно, и ей всего сорок девять лет.
– Ну надо же… А знаешь, я страшно обрадовался, когда ты ко мне обратился. Вот, думаю, еще нужен кому-то старый цветовод!
– Дядя Отари, но вы не такой уж старый… Могли бы еще работать и работать.