Прощайте пацаны!

Взвожу курок, достаю из одной коробочки пистон и ложу на полку. Потом целюсь в куст белых хризантем напротив, и жму на спусковой крючок. – Бах! – громко звучит в воздухе, вверх поднимается дымок. Вытряхиваю использованный пистон, ложу новый и повторяю. Отстреляв пяток, прекращаю. Хорошего понемножку.

Когда во второй половине дня с работы приезжает папка и, пообедав, курит в палисаднике, я показываю ему пугач и спрашиваю, – у тебя в детстве такой был?

– У меня был монтекрист , – повертев в руках, возвращает.

– Что еще за монтекрист? – вскидываю брови.

– Это такая малокалиберная винтовка. Бабушка подарила.

– Ух ты! Это которая Литвиниха? – киваю на ворота.

– Ну да, – затягивается папиросой.

– А револьвер на войне был?

– Был. Системы «Наган».

– А когда дашь стрельнуть из своего ружья?

У папки дорогое охотничье ружье – бескурковка. С гравировкой на замке и ореховым ложем. Подарили забойщики с его шахты. Иногда осенью и зимой, в свободное время, он ходит на охоту в степь, принося то зайца, то фазана. Когда готовится к ней и заряжает патроны, я внимательно наблюдаю как он вставляет в них капсюля, засыпает меркой порох, дробь, а потом все запыживает специальной машинкой.

К оружию я отношусь трепетно. У меня есть рогатка, из которых стреляю по воробьям, лук со стрелами, самодельная сабля из обруча и теперь вот пугач.

– Скоро, – взъерошивает он мне чуб и, затушив окурок, уходит отдыхать

Вечером, на улице, я хвастаюсь пугачом перед Сашкой Винником и даю тройку раз стрельнуть.

– Ничего, – возвращает. – А давай меняться?

– Что взамен?

– Даю арбалет.

Арбалет у Сашки на все сто. Сделал он его сам, пуляет стрелой на тридцать шагов и пробивает доску в заборе. Все свободное время Сашка чего-то мастерит. То воздушного змея, которого вместе запускаем, то особого устройства рогатки или вертушки, крутящиеся от ветра.

– Не, – подумав качаю головой. – Не буду.

После этого он предлагает на следующее утро сходить в Мазуровскую балку, испытать самопал. Делает его Сашка давно и тайно, чтобы не получить выволочку от отца. У многих ребят постарше есть такие, хочется и нам.

Утром, после завтрака, отправляемся в балку. С нами увязывается младший Сашкин брат Вовка. Берем, иначе наябедничает родителям.

Балка находится в степи за нашей улицей в получасе ходьбы. Сначала идем по тропинке степью до белой водокачки, окруженной садом и колючей проволокой (оттуда в город поступает вода) потом спускаемся в обширную долину. Она тянется до виднеющегося у горизонта поселка Анненка. Склоны долины внизу густо поросли раскидистыми дубами, за дальним высится террикон шахты. По нему вверх ползет груженая породой вагонетка.

По низу балки добираемся до заброшенного карьера, с выходами плитняка наверху. Для начала пьем из ладошек студеную воду из журчащего меж камней родника, затем усаживаемся на травку рядом, и Сашка достает из-под куртки самопал.

– Дай глянуть, – прошу я.

– На, – протягивает.

Изделие похоже на старинный пистолет (их видел на картинках) только без курка. Вместо него рядом с запальным отверстием примотан держатель для спички.

– Тяжелый, – взвешиваю в руке.

– А то, – забирает самопал Сашка и приступает к заряжанию.

Для этого в ствол о его края соскабливает серу из коробка спичек и приминает шомполом. Добавляет щепотку бекасиной дроби (я спер ее у папки) и все это запыживает клочком газеты. Я в это время отыскав ржавое ведро, устанавливаю его на камень шагах в семи от карьерной осыпи.

– Так, отходите, – говорит Сашка и, прицелившись, чиркает теркой коробка о запальную спичку.

Она вспыхивает, раздается шипение, а потом оглушительный выстрел. Как только рассевается дым, видим, ведра на камне нег. Подходим ближе. Оно валяется на земле, с десятком пробоин.

– Не слабо, – переглядываемся мы с Сашкой, а Вовка утирает выскочившую из носа соплю. Потом самопал заряжается вторично, и приятель дает стрельнуть мне. Мажу. На этом испытания заканчивается, поскольку спичек у нас больше нет. Домой идти неохота, и мы направляемся в дальнюю часть балки. Там растут дикие груши и глед*.

Для начала собираем в пожухлой траве золотистые душистые плоды и с удовольствием чавкаем, а потом забираемся в кусты, с висящими на них красными кистями. Глед мучнистый, кисло-сладкий и тоже нам нравится.

– Ежика нашел! – кричит забравшийся в середину Вовка.

Продираемся туда. Под раскидистым кустом на земле лежит колючий шар размером с блюдце.

– Так, возьму домой. Пусть мышей ловит, – снимает Сашка с головы кепку и, присев на корточки, веткой закатывает в нее ежа. Я тоже не прочь иметь такого, но это добыча братьев. Спорить не приходится.

На выходе из балки набираем под дубами крупных желудей, из них можно делать потешные фигурки и той же дорогой возвращаемся обратно. Домой Сашка с Вовкой идут через свой огород, он выходит в степь, а я со стороны остановки.

Перед ноябрьскими праздниками дед Левка колет кабана. Они у него они всегда отменные, не подкачал и этот, набрав со слов взрослых пудов двадцать. Многие на поселке для такого дела приглашают «ризныка», но дедушка всегда колет сам.

За сутки до забоя «ваську» прекращают кормить, давая только воду, он злобно похрюкивает в сарае.

Утром папка с мамой, я и Лялька, приходим на дедовскую усадьбу, начинается подготовка. Для начала Додика на цепи отводят в сад и привязывают там к дереву, двор напротив дома устилают сеном. Женщины в летней кухней греют чугуны с водой, а папка с дядей Женей вертят жгуты из заранее припасенной ржаной соломы. Я помогаю, Лялька наблюдает со стороны.

Когда все готово, борова выманивают сахарным буряком из сарая во двор, и как только начинает им хрустеть, захлестывают на задней ноге веревку. Папка наматывает ее конец на ладонь, дядя Женя, становится рядом.

– Пачали, – говорит с другой стороны дедушка.

В следующий миг следует рывок, кабан опрокидывается на бок, папка с братом наваливаются сверху, а дедушка всаживает ему под ребра остро заточенный немецкий штык.

Боров истошно визжит, пытаясь освободиться, через секунды визг переходит в хрип, подергавшись, затихает. Я начинаю радостно прыгать, а Лялька реветь.

– Ты чего? – спрашиваю сестренку.

– Ва-аську жалко…

Потом к туше подходит бабушка с эмалированным ведром. Дед вынимает штык из раны, в емкость бьет алая струя. Когда наполняется доверху, ведро передается маме и та уносит его на веранду. Дальше папка с дядей Женей поджигают соломенные жгуты и опаливают на кабане щетину, а бабушка с мамой и тетей Раей, поливая кипятком, скребут его ножами.

– Будя, – говорит дедушка, отсекает у кабана ухо и, разрезав на кусочки, оделяет всех. С удовольствием хрустим редким лакомством. Затем, перевернув на брюхо, тушу накрывают старым ватным одеялом. Я опускаюсь на нее, сестричку сажают сзади, хохоча подсигиваем на кабане. От взрослых знаю, это делается, чтобы сало стало мягче.