Прошедшие войны
Шрифт:
— Замолчи, — спокойно сказала Кесирт, — ты еще молод. Как говорят — девственник, а я старая, поношенная жеро… И ты хочешь, чтобы весь твой род во главе с женой Баки-Хаджи и его дочек меня проклинали.
— При чем тут они?
— Не шуми. Успокойся. Тем более, что у меня есть свои планы.
Большие голубые глаза Арачаева еще больше расширились, брови полезли на лоб.
— Какие планы? Ты о чем? — удивился он.
— Это ты о чем? — кокетливо, вопросом на вопрос ответила Кесирт, искоса, исподлобья глядя на него.
Цанка часто задышал, ноздри его расширились, даже нос покрылся капельками мелкого пота.
— Что ты хочешь
— Слушай, Цанка. Что ты ко мне пристал? У меня своя жизнь, свои дела. Я уже не молода, надо подумать о будущем, — сухо сказала она, впервые отворачиваясь от собеседника.
— Ты что, хочешь сказать, что выходишь замуж? Что нашла кого-нибудь? — твердым голосом допытывался он.
— Я не нашла, Цанка, — продолжая глядеть в сторону, говорила она, — они сами бегают вокруг, покоя не дают.
— Я не позволю, — прошипел Цанка.
— Ой, герой, — Кесирт засмеялась, повернула голову, задрала ее надменно вверх. — Кто ты такой? Молод ты еще, а мне жить надо, а не в любовники играть. До сих пор не играла и впредь не буду, и никому не позволю, а твои мысли я знаю… Юн ты еще, чтобы меня вокруг носа водить… Вот пойди и с другими жеро поиграй, а я не для этого… Если я шаг неправильный сделаю, то никто меня не пожалеет. Сожрут, выжмут соки, обсосут и выплюнут. И некому будет за меня заступиться. Боюсь я этого… Вон сколько ухажеров… А у всех одна только похоть… Насладятся и выкинут. Ты думаешь, легко мне?.. Все в кусты зовут, не получится — замуж просят… Да разве это замужество — брехня одна. Не верю я этим грязным, вонючим мужикам.
После этих слов она неожиданно наклонила лицо, понюхала себя и громко рассмеялась.
— Ха-ха-ха, теперь и я вся провонялась от пыли и пота, — весело говорила она.
Цанка молчал, уныло смотрел вниз, перебирая нервно польцами.
— Да что с тобой? — спросила смеясь Кесирт. — Какой серьезный и задумчивый молодой человек?!
— Ты это вправду говоришь? — вдруг перебил ее Цанка.
— Ты о чем?
— О том, — он посмотрел прямо в ее глаза, залезая в душу. Кесирт как-то сразу неловко стало от этого тяжелого взгляда, этого напора страсти и ярости. Она не ожидала такой реакции молодого человека. Улыбка исчезла с ее лица. Она впервые почувствовала силу, мужскую волю и характер во взгляде Цанка. Этот решительный взор исподлобья парализовал ее, в одно мгновение укротил ее высокомерие и кокетство. Она впервые поняла, что Цанка уже мужчина и мужчина с твердым, властным характером, играть с собой не позволит.
— Цанка, — уже умоляюще говорила она, — ведь должна я выйти замуж?
— Ты уже определилась? — сухо, не отрывая взгляда с ее опущенного лица, продолжал допрос Цанка.
— Пока нет… Точнее, не окончательно… Но он требует ответа. И, видимо, я скажу — да.
— Кто он?
— Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы… Все равно ты его не знаешь.
— Он стар или молод? Вдовец или женат?
— Да-да-да, и стар, и вдовец, и богат, и дети есть. Но я буду обеспечена, любима и защищена, — нервно, сухо ответила она.
Цанка отвел взгляд в сторону, опустил голову, согнул длинное тело в печали. Указательным пальцем провел по мокрому лбу. Крупная капелька пота упала на сухую землю, образуя темные круглые пятна. Оба замолчали. Задумались. На крыше навеса встревоженно закаркала ворона, где-то вдалеке хором лаяли собаки. Голодные нахальные мухи летали кучами, кусая
голые участки тела, лицо. Стало еще жарче, душнее. Во рту пересохло.— Ты будешь воды? — нарушила молчание Кесирт, полезая под прилавок и доставая большую бутыль из-под самогонки.
Цанка взял ее, жадно отпил из горла несколько глотков. Вода была теплой, пропахшей. Кесирт налила воду в кружку, сделала пару глотков, сплюнула.
— Фу, какая гадость. Завоняла водкой.
Снова замолчали. Друг на друга не смотрели. После того тяжелого взгляда Цанка Кесирт стало не по себе. Она почувствовала, что рядом сидит не юноша, над которым можно подшутить и поиздеваться, а созревший мужчина, к тому же не простой. Какие-то новые чувства она стала испытывать к нему. Как бы ища подтверждение своим мыслям, она бросила искоса взгляд в его сторону, увидела жилистую руку, огромную мужскую кисть, хотела еще разглядеть, но Цанка, боковым зрением почувствовав ее оценивающий взор, резко повернулся. Их глаза встретились. Она не выдержала напора, отвернулась, пряча предательскую алую краску, моментально вспыхнувшую на ее красивом, смуглом лице.
— Ты решила это окончательно? — твердым, металлическим голосом спросил Цанка.
— Видимо, да.
— И когда?
— Он желает сейчас, а я хочу осенью, хотя мать настаивает не откладывать.
— А что откладывать, — съязвил Цанка, — надо поторопиться, а то богатый жених уползет к другим.
Кесирт не на шутку обиделась, но сдержалась.
— Вышла бы и сейчас, да только долг надо погасить, — ответила она тихо.
— Какой долг? У тебя еще долг есть? — удивился Цанка.
— Конечно. Ведь Баки-Хаджи я должна деньги отдать. Не могу я с долгом за плечами в чужой дом входить.
— А-а, — махнул Цанка рукой, — это не долг. Дядя подождет… А выйдешь замуж, будешь ласковой и нежной со стариком, он за тебя рассчитается… Конечно… Какой я дурак!.. Как мне не догадаться об этом?!.. Молодец! Умница ты! Я рад за тебя, — издевался он, злобно водя глазами по ее лицу, груди, бедрам. — Второй муж ей не нравился — старый да вонючий был. Так вот нашла еще такого же — только с деньгами… Выдоит стариков и снова бросит… Ей не привыкать… Что там я, тощий и нищий, когда есть…
Он еще что-то хотел сказать, однако увидел как крупная слеза покатилась по ее щекам, она вся мелко дрожала, наклонив голову, уткнулась лицом в колени, сжимая ладонью рот, тихо стонала в рыданиях. Кожа на ее лбу и шее, уши стали коричневато-бледными.
Она вскочила, делая вид, что поправляет косынку, спрятала лицо, побежала между рядьев прочь.
Цанка сидел в оцепенении, его прошиб холодный пот. Потом он медленно встал и пошел, как во сне, в противоположную сторону. Дремавшая рядом бабка раскрыла глаза.
— Молодой человек, молодой человек, — крикнула она Цанке, — Подойдите сюда.
Цанка остановился, хотел подумать, но не мог. Машинально вернулся. Старуха поманила его к себе, чтобы он нагнулся. Арачаев повиновался.
— Она как родник — кристально чиста. А ты ее говна не стоишь. Понял? — прошипела она ему на ухо. — Не мужчина ты. Пошел вон, свинья, — уже громко крикнула она убегающему прочь Цанке.
Под удивленные взгляды людей Цанка выбежал с базара. Остановился, о чем-то подумал. Потом побежал к реке, решив, что туда же тронулась Кесирт. Издали увидел ее. Она умывалась в реке. Он, тяжело дыша, подошел. Долго молчал, не зная, что сказать. Она спиной почувствовала его, повернула голову.