Прошлое — чужая земля

Карабинер за рулем «альфа-ромео» покосился на него, не отрывая взгляд от дороги.

Глава 20

Наступил август, одинаково жаркие и беспокойные дни сменяли друг друга. Даже ночью воздух оставался настолько плотным, что, казалось, окутывал все тело теплым влажным полотном.

Как-то вечером мы шли по набережной в районе рынка, там, где на песке лежат днищем кверху рыбацкие лодки. До середины августа оставалась еще неделя или чуть больше. Как всегда, говорил Франческо. Периодически он делал паузы, чтобы я тоже мог вставить реплику, но никогда к ней не прислушивался. Стоило мне умолкнуть, он либо возобновлял разговор с того места, на котором остановился, либо менял тему.

Неожиданно он заговорил о том, что нам нужен отпуск. Надо взять машину — лучше мою, она удобней, — и уехать. Например, в Испанию. Просто так, не бронируя мест в отеле.

В пути можно сделать пару остановок, а захочется, и больше. Допустим, зависнуть на несколько дней где-нибудь во Франции. В общем, делать, что душе угодно.

Я сразу согласился. И, сам устыдившись своего возбуждения, подумал, что такая поездка обернулась бы чем-то вроде патетического эпилога.

«Ну вот, — говорил я себе, — ты прожил этот безумный отрезок жизни. Делал самые невероятные вещи, о каких и мечтать не мог, ходил по краю пропасти и, к счастью, не свалился в нее. Это путешествие станет отличным финалом, а потом ты начнешь новую жизнь. То есть вернешься к старой жизни, даже если она уже никогда не станет прежней». Как будто я пожил в другой стране и набрался впечатлений. И теперь пора домой.

Я вспомнил «В дороге» и тот знаменитый диалог, который несколько лет назад выучил наизусть.

«— Сал, мы обязаны ехать без остановок, пока не доедем.

— Куда ехать, старина?

— Не знаю, но мы обязаны ехать». [9]

Мы тоже обязаны уехать, а потом я вернусь домой. Что бы это ни значило.

От этих мыслей мне стало лучше. Как будто я вышел на финишную прямую утомительного забега. Еще чуть-чуть, и все будет кончено. По возвращении я скажу Франческо: «Хватит!» Я никогда не забуду пережитых вместе с ним приключений, но для меня все кончено. Я останусь его другом, но с этого момента наши пути расходятся.

9

Керуак Дж.В дороге. Пер. В. И. Когана.

Я был уверен, что смогу набраться мужества и подобрать нужные слова.

— Когда уезжаем?

Франческо улыбнулся. Но не своей обычной искусственной улыбочкой, полной задних мыслей, которые так и остались для меня загадкой. А нормальной человеческой улыбкой, по крайней мере, мне так показалось. Мне стало грустно. Он был моим другом, а я только что решил его бросить. Меня охватило чувство вины за это и за те сомнения по поводу наших с ним отношений, что посещали меня все чаще.

— Завтра. Завтра утром. Пошли собираться. Я набросаю маршрут. А ты заезжай за мной пораньше, чтобы уехать до жары. Часов в семь.

Я вернулся домой, где уже несколько дней жил один. Родители уехали к своим друзьям на ферму в районе Остуни. Первым делом я начал искать их телефон. Мне захотелось поговорить с матерью и отцом. Сию минуту, не откладывая. Мне показалось, что лед того воскресного обеда растоплен. Я собирался предупредить их, что еду на каникулы — на недельку или чуть больше. Мне и правда нужно отдохнуть, а потом я снова возьмусь за учебу. Мне стыдно за то, как я вел себя в последнее время. У меня был трудный период, но он уже закончился. В какой-то момент я даже собирался рассказать им обо всем, что случилось со мной в эти месяцы. Но потом решил, что пока не стоит. Может, когда-нибудь потом. Набирая номер, я слегка волновался. Ничего. Мне уже лучше. Все будет хорошо.

Телефон звонил долго, но никто не взял трубку.

Наверное, они ушли на пляж. Мать любила читать на пляже до захода солнца, когда вокруг не оставалось ни одного человека. Ей нравилось купаться на закате или рано утром. Отцу — нет, но он приспособился.

Я немного расстроился, но решил перезвонить попозже, когда соберу сумку.

Это оказалось не таким уж простым делом.

Я достал из шкафа рубашку и положил ее на столик в гостиной. Не знаю, с чего я выбрал этот стол в качестве промежуточного пункта между шкафом и сумкой — он стоял достаточно далеко от моей комнаты. Я взял еще пару рубашек. Затем еще две и вернул на место одну из тех, что выбрал сначала. По дороге из комнаты в гостиную я размышлял над тем, сколько — и какие — мне взять брюк. Двух, наверное, хватит. Легкие джинсы, штаны цвета хаки плюс та пара, что на мне. Свитер или олимпийка? Или и то и другое? Блин, в Испании жарко, достаточно хлопчатобумажного свитера. Но какого? А пиджак? Если мы пойдем в элегантный ресторан или казино, без пиджака не обойтись. Но его в сумку не засунешь. Тогда, может, лучше взять чемодан? Но все чемоданы забрали родители. К черту пиджак. Да и потом, что за идиотская мысль о казино? Что мы там будем делать? Хотя пиджак я могу донести в руках, а потом повесить в машине. Две пары ботинок. Или одну? Другие надену. Десять пар трусов, чтобы не стирать. Все равно стирать придется, потому что вряд ли мы вернемся через десять дней. Значит, нужно захватить порошок. Бред. Порошок можно купить и там, либо постирать гостиничным мылом. Носки? По идее, носки летом не носят. Пяти пар мне хватит. Точно хватит? Как лучше сложить вещи: вниз брюки, потом рубашки с майками, а сверху трусы и носки или наоборот?

Часом позже в моей сумке лежало всего несколько вещей, на столе возвышалась гора одежды, а я был в изнеможении. Чувствовал себя полным идиотом. Тупо стоял у стола, не зная, что предпринять.

Потом, решив, что схожу с ума, я побросал в сумку то, что попалось под руку, пока она не заполнилась, взял несколько кассет и две новые колоды карт.

Теперь я не мог решить, чем заняться. Снова позвонил своим, но телефон по-прежнему разливался в пустом доме. Поел тунца из банки, с вчерашним резиновым бутербродом. Выпил пива. Посидел на террасе и попытался читать, но дальше половины страницы не продвинулся. Собрался уже идти ложиться, но понял, что из этого ничего не получится. Спать не хотелось, к тому же было еще слишком жарко. Я бы только ворочался с боку на бок в мокрых и липких простынях, при одной мысли о которых начал задыхаться.

И тогда я пошел гулять. На улице не было ни души, от этого она казалась тревожной и даже враждебной. Иногда самые знакомые места становятся враждебными, если вместо того, чтобы, как обычно, просто идти вперед, ты останавливаешься и начинаешь озираться.

Когда они заколотили этот подъезд? Дом вот-вот рухнет, но я раньше не обращал на это внимания. А куда подевалась старуха, что жила в ста метрах от нас? Она вечно сидела по вечерам на улице и дышала свежим воздухом, но сегодня — или черт его знает когда — вдруг исчезла. И запертый дом напоминал слепой, наводящий ужас глаз.

Неприятная дрожь пробежала от затылка по всему телу. Мне захотелось обернуться, и я не смог преодолеть это желание. Сзади никого не оказалось, но меня это не успокоило. Если бы родители были дома! И почему они не брали трубку? У меня появилось дурное предчувствие: что-то произошло или происходит прямо сейчас. Я запомнил тот вечер на много лет — свои дурацкие шатания и ощущение надвигающейся беды. Автокатастрофа. Инфаркт. Все разлетается вдребезги именно тогда, когда я решил перевернуть страницу. Я пытался вспомнить, когда в последний раз видел родителей. У меня ничего не вышло, хотя это было всего несколько дней назад. Зато я вспомнил наш последний разговор, обернувшийся скандалом, и мне стало не по себе. Если с ними что-нибудь случится, или даже с одним из них, всю оставшуюся жить я буду мучиться невыносимым чувством вины. Я чуть не заплакал. Может, взять машину и рвануть в Остуни? Я отказался от этой мысли не столько из-за того, что счел ее глупой, сколько из-за того, что не знал, в каком точно месте находится ферма, где отдыхали родители. Я просто понятия не имел, куда ехать.

Я гулял уже около четверти часа, когда встретил мужчину лет сорока с собакой — толстой и страшной дворнягой. Ее хозяин — худющий человек с невыразительным лицом в белой рубашке с длинными рукавами, застегнутой на все пуговицы, — прошел мимо, обдав меня резким запахом пота.

Я попытался представить себе этого человека двадцатью годами раньше, когда ему было столько же лет, сколько и мне. Чего он ждал от будущего? О чем мечтал? Догадывался ли, что душной августовской ночью будет таскаться с мерзкой шавкой на поводке среди чужих домов и припаркованных на тротуаре автомобилей? Когда он понял, что его жизнь убога? Да и понял ли? Каким будет мое лицо через двадцать лет?

Послышался шум машины со сломанным глушителем: она приближалась с улицы Мандзони, а я шел по Путиньяни.

Думая о путешествии, я загадал: если за рулем будет мужчина, все пройдет хорошо. Мы встретились на перекрестке. Я затаил дыхание. «Фиат-дюна-универсал» медленно повернул на Путиньяни.

За рулем сидела толстая женщина в майке, с собранными в хвост волосами и перекошенным от жары лицом. Она вела машину, наклонившись вперед — вот-вот рухнет без сил лицом на руль.

Пока «фиат» удалялся по направлению к центру, я заставил себя улыбнуться и громко произнес: «В задницу твои дурацкие пророчества, Джорджо Чиприани».