Проснись, чудовище

– Вот именно, - интимно наклонилась к ней лысая жаба в очках. – Будущий! И только от меня зависит, как посмотрит ученый совет на вашу кандидатскую, - он откинулся на стуле и откровенно сказал: - Ваш отдел разработок путешествий во времени, чаровница, уже давно не выдает никаких весомых результатов и сейчас, - он скорчил гримасу, - стоит вопрос о расформировании вашей разлюбезной лаборатории и увольнении сотрудников.
– Тут он снова придвинулся ко мне и зашептал, брызгая слюной: - Но если вы будет со мной более приветливы, то у меня всегда найдется теплое местечко, - мужчина положил руку на мою коленку и повел ей вверх.

И тут случилась ядерная реакция. Я почувствовала, как нарастает и рвется наружу энергия и быстро вскочила на ноги, пока эта энергия не расплющила чью-то мерзкую физиономию о поверхность старенького институтского столика. Он бы этого не пережил. Столик, конечно. Иван Альбертович переживет всю солнечную систему вместе взятую. В общем, я вскочила, столик пошатнулся, стакан с водой накренился и пострадали брюки Прохорова.

– Жалко, что это было не кофе! – прошипела я, быстро удаляясь из столовой. Иначе бы меня оттуда увезли в наручниках и предъявили уголовную статью «убийство с особым цинизмом при отягчающих обстоятельствах».

– Я к вам к концу рабочего дня зайду, - пообещал ей Иван Альбертович, чтобы не потерять лицо. Которого у него не было, но он никак не мог это уразуметь. Конечно, у него же был всего один недостаток – полное отсутствие достоинств!

– Черте что! – бормотала я себе под нос, спеша в пустую лабораторию. – Привязался как индуктор! Горелку Бунзена ему в печенку!

– Дианочка, - остановила ее по дороге Татьяна Ивановна, бессменная уборщица и вечный утешитель после неудачных экспериментов. – Что с тобой? Несешься сама не своя!

– А я теперь не знаю - своя ли? – зло поджала я губы. Пожаловалась: - Все у меня наперекосяк, баба Таня. И еще этот Прохоров проходу не дает!

– Это лысая жаба в очках с водянистыми голубыми глазами? – уточнила женщина. – Из лаборатории стазиса?

– Он-он, - подтвердила, горя негодованием. – И вот вроде бы человек он умный, интересный. Поговорит с ним есть о чем. И изобретатель гениальный.
– Призналась: - У него в лаборатории, в отличие от всех остальных, все на мази… и не в последнюю очередь благодаря Прохорову. И проект у него близится к завершению, впереди остались генеральные испытания, - тяжело вздохнула: - А меня с души воротит, как только он рядом оказывается.

– Это потому что он, Дианочка, с душком, - со знанием дела сказала баба Таня. – Темный он человек, опасный. И ни разу за все время я не видела, чтобы он хоть как-то ухаживал за девушками. Все больше наскоком да нахрапом взять старается.

– Это я уже прочувствовала, - передернулась я, нехотя вспоминая первый и, надеюсь, последний поцелуй в темном углу зала. – Он меня в первый раз чуть ли не изнасиловал при всех. Мерзость!

– И не говори, - поправила очки собеседница. – Но вот что я тебе скажу, девонька, это фрукт хоть и перезревший, но зело вонючий. Смотри, как бы тебе все боком не вышло!

– Буду держаться на расстоянии и с подветренной стороны, - вымученно улыбнувшись, пообещала я, в который раз проверяя телефон. Я все еще ждала хоть какого-то сообщения от Глеба.

Образ Прохорова с горящими глазами и вздыбленным ореолом пушковых волос вокруг лысины вызывал у меня содрогание. Я стала избегать его всеми способами. Удирала от него, как могла – ходила на обед не в обычное время, чтобы не пересекаться в столовке. Убегала с работы по звонку или засиживалась допоздна…

А этот маньяк очкастый не отставал. Всю свою нерастраченную злость и обиду на женщин он вымещал на мне. Уже далеко не новостью стали для меня мокрая одежда, когда проезжающая мимо машина ни с того ни с сего обдавала водой из лужи. Или когда сверху на голову падали окурки.

Хуже всего стало, когда, не объясняя причин, Иван попросился на работу к нам в лабораторию. Вот тут-то вообще мои мечты сбыть навязчивого ухажера накрылись резонансным циклическим ускорителем с неизменной в процессе ускорения длиной равновесной орбиты – попросту говоря, медным тазом.

Нет, с точки зрения продвижения науки перевод Прохорова был как нельзя кстати. Глядя на феноменальную реализацию идеи, мастистые профессора истекали слюной и закрывали глаза на все выходки гениального изобретателя. Чем он и пользовался.

А в результате за научный прогресс на вверенном участке отдувалась именно я. Потому что день перехода Прохорова стал для меня черным днем. Не было ни одной минуты, чтобы я не чувствовала в лаборатории его присутствия. Бесконечные толчки, щипки, подножки – все это стало унылой обыденностью. И я давно ушла бы из этой лаборатории, возможно даже из института, но высшее начальство за меня держалось двумя руками, не давая открепления.

Видимо, кто-то очень умный прекрасно понимал, что в день моего увольнения горение на работе Прохорова устремится к нулю… по крайней мере, в лаборатории времени. Конечно, кто же хочет терять обещанные дивиденды, обещающие быть бешеными из-за технического гения Прохорова?

Мне постоянно подсовывали премии, пропихивали вне очереди мои научные публикации и выдавали отгулы, подслащивая горькую пилюлю нахождения рядом с этим мизераблем[1].

И вот наступил решающий момент: капсула перехода в будущее ждала своего естествоиспытателя, а сияющий Прохоров в компании начальников НИИ и заведующих отделами и секторов тусили вокруг нее, словно голодные львы или тигры.

– Нет! – заорал в какой-то момент Прохоров. – Никто туда не полезет, кроме меня!

– Иван Альбертович, - попробовали урезонить его. – Если вы будете внутри, то кто будет руководить экспериментом снаружи? Вы же не можете разорваться?

– Не могу, - отдышался от крика ученый. – Но и не позволю какому-то постороннему человеку испробовать мое детище! – задумался: - Это должен быть кто-то, кто участвовал в работе и с кем я могу разделить лавры своего успеха!

– Как же, как же, - пробормотала я, тихо стоя в сторонке. – Разделит он. Скорее, потом поделит на части и тихо распихает в институтском подвале. Там такие неизведанные площади, что я не удивлюсь, если оттуда вылезет потерявшийся когда-то динозавр.

– Тогда это должна быть Шалаева! – ввинтился в уши пронзительный вопль Прохорова. У меня подогнулись ноги.

– Вообще-то, - пролепетала я, растерянно озираясь в поисках путей отхода из зала, - я недостойна. В этой грандиозно проделанной работе моего личного вклада так мало…

– Не скромничайте, Диана Игоревна, - нахмурился в мою сторону Петр Александрович, заведовавший нашим учреждением, и сделал красноречивый жест кустистыми бровями в сторону капсулы. – Здесь много и вашей заслуги. Так что не задерживайте нас, дорогая.

– Мне как-то неловко, - попыталась я еще раз. – Все же… И потом, у меня нет специальной подготовки испытателя.