Проснись, Михель!

Раздалось кваканье автомобильного клаксона: отражая лобовым стеклом солнечный свет, по направлению к Эрике быстро двигался тёмно-серый «мерседес». Затормозив возле неё, водитель просунул голову в боковое окошко и обратился с вопросом:

– Прошу прощения, вы не скажете, как мне проехать к дому Эрики Гиль?

– Кристоф, ты сумасшедший!

– Читаешь мои мысли, – с улыбкой бросил он, выбираясь из машины.

– У тебя это на лбу написано. Пойдём, нас уже заждались…

Кристоф толкнул дверь и, пропустив Эрику, последовал за ней. Когда они вошли в гостиную, он увидел там трёх человек: родителей Эрики и её тётю из Шпандау – Анну Шмидт. Кристоф почувствовал себя несколько неуютно. Он был обеспокоен тем, что кто-нибудь их присутствующих уловит исходящий от него винный аромат, который невозможно спутать ни с каким другим. Тогда они наверняка будут разочарованы в нём, очень! Кристоф начал было придумывать разные оправдания, как вдруг от этой необходимости его избавила Анна Шмидт.

– Между прочим, я помню тебя, – проговорила она.

Кристоф изумлённо посмотрел на неё. Лицо её сияло от удовольствия – похоже, она была искренне рада встрече.

– Надо же, какая память, – выразил своё восхищение он. – Ведь столько лет прошло. Удивительно, что вы ещё меня помните.

– В этом нет ничего удивительного. Видишь ли, те дни, когда мы с Эрикой заходили к вам – а было это лет пятнадцать тому назад, не меньше, – отложились в моей памяти. Я и сейчас частенько навещаю твою маму. Мы с ней давние подруги. По-моему, женский разговор за чашкой кофе – неплохое времяпрепровождение.

– Да, – согласно кивнул Кристоф. – Очень даже… Я время от времени тоже общаюсь с моими родителями. По телефону, – добавил он.

– Я знаю – мне твоя мама говорила. Они с отцом очень скучают по тебе. Жил бы рядом с ними… Да чего уж теперь! Эх, чёрт её раздери, эту жизнь с её правилами! Но мы должны принять её такой, какая она есть. Человек ко всему привыкает. Вот и я легко привыкла к тому, что дома меня никто не ждёт. Боюсь одного: когда глубокая старость и болезни придут ко мне, рядом не окажется человека, который мог бы подержать меня за руку, сказать ласковое слово…

Конец ознакомительного фрагмента.