Прости меня за любовь
Шрифт:
— Бриджит уже в тюрьме, хотя это и называется «под стражей», и поверь — ей там не сладко. Кроме того, это означает, что она не сможет причинить вреда ни тебе, ни твоим близким, а это уже немало. Теперь тебе не нужно гадать, где она находится, что замышляет и сколько еще твоих денег она успеет потратить, прежде чем суд решит конфисковать остатки.
Его слова были справедливы — Талли не могла не признать этого. В последнее время ее и ее адвоката весьма заботил вопрос, какие суммы Бриджит получала под залог своего особняка. Талли надеялась, что суд либо передаст ей особняк в качестве компенсации, либо, по крайней мере, определит процент, который должен будет достаться ей после его продажи. Однако не исключено было, что Бриджит набрала под залог дома столько кредитов, что он теперь принадлежал уже не ей, а каким-то безымянным банкам. Именно это имел в виду Грег Томас, когда, наняв судебных экспертов-финансистов,
Это тоже была важная, но небыстрая работа, однако когда начали поступать первые данные о расходах Бриджит, а они оказались очень велики, Талли вообразила, будто ее состояние целиком перекочевало в карман помощницы, а ей самой остались жалкие крохи. К счастью, это было далеко не так: как напомнил ей отец, она даже не хватилась присвоенных Бриджит сумм, хотя, с другой стороны, когда имеешь дело с хищением, так обычно и бывает, в особенности если преступник осторожен и хитер. Как бы там ни было, Талли не покидало ощущение, что она потеряла гораздо больше миллиона, и это действительно оказалось так, поскольку она фактически содержала не только себя, но и еще одного человека, который расходовал ее деньги почти с той же скоростью, с какой она их зарабатывала. В целом, однако, финансовое положение Талли оставалось весьма и весьма удовлетворительным, так что ужиматься и экономить ей было не нужно, благо на себя она никогда не тратила слишком много.
Бриджит, однако, все же нанесла ей довольно значительный ущерб, так что Талли оставалось только недоумевать, как она могла настолько доверять своей помощнице. Это доверие и сыграло с нею злую шутку — Талли, не спрашивая, делала все, что говорила ей Бриджит, не глядя подписывала счета и другие расходные документы, опротестовать которые было теперь практически невозможно, поскольку на них стояла ее собственноручная подпись. На протяжении всех семнадцати лет Талли полагала, что Бриджит действует исключительно в ее интересах, делая ее жизнь проще и оберегая от забот, не имеющих непосредственного отношения к творческому процессу, но это, увы, было совершенно не так. Бриджит только делала вид, будто заботится о ней, на самом же деле она присваивала все, до чего могла дотянуться, обкрадывая свою нанимательницу не только материально, но и в эмоциональном плане, ибо именно благодаря ей Талли потеряла сначала любовника, а потом и веру в людей. Предательство подруги стало для нее крушением мира, в котором она жила, не зная забот и тревог. С другой стороны, оно же помогло Талли прозреть и обратиться к реальности, которую она столько времени не замечала. Пожалуй, если смотреть на вещи с практической точки зрения, Бриджит стоило бы даже за это поблагодарить, но благодарить ее Талли совершенно не хотелось. Слишком тяжело дался ей приобретенный опыт.
Виктор Карсон, который знал о масштабах понесенного Талли ущерба, тоже переживал, правда, по несколько иной причине. Джиму он признался, что боится, как бы Талли не привлекла к ответственности и его. В конце концов, следить за ее финансами было его прямой обязанностью, но он слишком поздно заметил расхождения в приходно-расходных книгах, благодаря чему Бриджит столько времени оставалась безнаказанной. Как поступит Талли, Джим не знал, но ему было хорошо известно, что финансовые преступления часто порождают целый «букет» перекрестных судебных исков, так как затрагивают интересы сразу многих сторон. И Талли действительно обсуждала эту проблему с Грегом. Почему, спрашивала она, Виктор, который должен был регулярно проверять ее баланс, не заметил преступлений Бриджит раньше. Объяснений могло быть несколько — от простой небрежности до злоупотреблений со стороны самого Виктора. Последнее, к счастью, можно было исключить — Талли с самого начала не особенно в это верила, а потом эксперты ФБР это подтвердили, однако общий итог был не слишком утешительным: получалось, что она никому не может доверять, ни на кого не может положиться полностью. Сознавать это было неприятно, это заставляло Талли чувствовать себя одинокой и беззащитной.
В конце разговора Джим пообещал, что перед отъездом на Аляску непременно позвонит ей, чтобы сообщить последние новости, и все же, дав отбой, Талли не сдержала тяжелого вздоха. Даже несмотря на его помощь и заботу, проблемы, с которыми ей пришлось столкнуться, представлялись почти непреодолимыми. Казалось, все вокруг многократно усложнилось и в мире не осталось места для готовых ответов, простых решений, безошибочных ходов и быстрых результатов. Талли чувствовала себя так, словно оказалась в аду или, по крайней мере, в чистилище и будет пребывать там целую вечность, ожидая, пока суд вынесет приговор по делу о хищении.
Джим уже не раз предупреждал ее о том, что большинство потерпевших не получают никакого возмещения ущерба: мошенники
прячут или спешат потратить украденные средства, а то, что у них остается, уходит в казну в качестве налогов, которые они, разумеется, и не собирались платить. Какой преступник станет вносить в свою налоговую декларацию то, что он украл? Да ни в одной декларации просто нет пункта «Доходы от мошенничества и незаконного присвоения чужих средств»! Абсурдность некоторых статей закона порой сильно раздражала Талли, и тем не менее она была благодарна Джиму за информацию и за терпение, с каким он разъяснял вещи, которые ей было трудно понять с первого раза. Джим был хорошим человеком, но и он не мог ни изменить того, что произошло, ни повлиять на конечный результат. Уже хорошо, что он собрал достаточно улик, чтобы добиться возбуждения дела и ареста Бриджит. А ведь все могло обернуться куда хуже.В последнее время Талли слышала немало историй о людях, которые теряли из-за мошенников сотни тысяч долларов, но власти либо вовсе ничего не сделали, чтобы им помочь, либо так долго раскачивались, что мошенники успевали уничтожить все доказательства. Джим тоже знал такие случаи и не уставал повторять, как ей повезло. Доказательств вины Бриджит было больше чем достаточно, способ, к которому она прибегла, чтобы присваивать деньги Талли, также был довольно прозрачным, поэтому он был уверен, что суду удастся доказать преступный умысел и отправить обвиняемую за решетку. Свою роль сыграло и то, что Талли была знаменитостью, а к известным людям суды и судьи всегда относились с повышенным вниманием. Достаточно красноречивым был и тот факт, что Бриджит решилась на убийство человека, который мог свидетельствовать против нее. Наконец, налицо было злоупотребление доверием, которое относилось к отягчающим вину обстоятельствам, что делало преступление Бриджит еще более серьезным.
Терпение Талли подверглось очередному испытанию, когда специальная компьютерная программа, созданная для того, чтобы своевременно информировать потерпевших о ходе рассмотрения их дел, присвоила ей «номер жертвы». Талли не имела ничего против того, чтобы ей на электронную почту приходили сообщения о дате и времени назначенных судебных слушаний, а также прочая полезная информация, но ей очень не нравилось, что ее снова причислили к «жертвам», да еще присвоили какой-то «номер». В этом было что-то бездушное и унизительное. Талли предпочитала, чтобы всегда и везде ее знали под ее собственным именем, а не под каким-то там «номером жертвы». От одного этого словосочетания ее бросало в дрожь, стоило ей прочесть предложенный к заполнению бланк.
Всю ночь после этого Талли не могла заснуть — все думала о Бриджит, об украденных деньгах и о том, чем все это может закончиться. Задремала она очень не скоро, но спала беспокойно — ей снились кошмары. Во сне Бриджит сначала оскорбляла ее, а потом попыталась застрелить из огромного ржавого ружья. Талли с криком проснулась — и больше не сомкнула глаз до самого рассвета. Джим говорил ей, что людям, пострадавшим от чьих-то преступных замыслов, часто требуется психологическая помощь, но Талли считала, что это относится не к ней, а к тем, кто стал объектом покушения, насилия или грабежа. Теперь ей казалось, что она ошибалась. Хотя Бриджит не тронула ее и пальцем, она все же нанесла ей глубокую психическую травму, которая давала о себе знать все чаще и чаще. К психологу, впрочем, Талли не собиралась, хотя Джим и порекомендовал ей хорошего специалиста. Почему-то ей казалось, что она сумеет справиться со своими переживаниями самостоятельно.
Без толку провалявшись в постели почти до девяти утра, Талли спустилась в кухню, чтобы заварить чай. Пока закипал чайник, она решила позвонить отцу: ей очень не понравилось, как он выглядел накануне вечером, когда Талли приезжала его навестить. На ее звонок ответила экономка — она сказала, что Сэм проснулся уже некоторое время назад, но вставать отказался. Нет, он не заболел, пояснила Амелия, просто чувствует сильную слабость, и Талли сказала, что приедет, как только позавтракает. То, что старый больной отец живет фактически один, ее давно беспокоило, но она ничего не могла поделать — ей приходилось уважать его стремление к независимости, однако как добиться, чтобы он при этом был в безопасности, Талли не знала. Сэма сильно раздражало, когда она начинала чрезмерно его опекать; до сих пор он наотрез отказывался от ее предложения нанять ночную сиделку, но Талли видела, что его силы тают с каждым днем.
Когда она добралась до отцовского дома, Сэм спал. Будить его Талли не хотелось, поэтому она села на диван в небольшом кабинете рядом с его спальней и коротала время, листая какие-то юридические журналы. Спустя какое-то время она услышала, как он пошевелился, и заглянула к нему.
— Как ты себя чувствуешь, па? — спросила она с улыбкой.
— Нормально, — улыбнулся Сэм в ответ. — Только что-то очень устал. Вчера вечером я долго думал о твоем деле и о том, что случилось с Хантом. Мне очень жаль, дочка, что у вас с ним не сложилось. Мне-то он всегда казался вполне приличным парнем, но, как видно, я ошибся.