Прости себе меня

Егор не может сдержаться и снова вновь переходит на более грубые толчки. Ускоряясь и углубляясь больше, чем стоило. Наблюдая за тем, как Дани кусает губы и сводит брови от боли. Она цепляется за его руки, и острые ноготки впиваются в кожу. Егор не чувствовал. Ни боли, ни жжения. Это было что-то другое. Несопоставимое ни с чем. Животное. Дикое.

Снова. Толчки. Резче. Ещё...

— Ссс! — зашипела, когда он толкнулся в очередной раз и, почувствовав стенку, задержался на несколько мгновений. Впитывая те ощущения, когда головка члена упирается в тот предел, от которого его крышу сносит окончательно, — мне больно, Егор!

Она распахнула глаза и уставилась на него. Не моргая. Распарывая ему грудину. Так глубоко... не он... А она.

Рваный выдох. Подался назад.

Он же говорил, что больно не будет.

А ведь она даже не сопротивляется.

Несколько секунд, которые длились целую вечность. Ей так показалось...

Егор сгрёб девушка с капота и развернувшись, сам облокотился бёдрами на автомобиль. Посадил её сверху, продолжая удерживать. Боясь, что она снова взбрыкнёт. А ведь тогда он действительно сделает ей больно.

Сделает.

И даже не опасается, что ему придётся за это ответить. Ни капли страха. Как и сомнения. Тёмная завеса перед глазами. Черная похоть и желание обладать тем, что ему априори не должно принадлежать. Это ведь Ксенакис. Та, что когда-то распорола ему брюхо. Он ведь просил её... но Даниэла предпочла сделать вид, что ничего не знает. А может, она действительно не знала? Не поняла? Но он слишком поздно это осознал. К тому времени, как эта мысль стала всё чаще посещать его голову, он уже слишком привык причинять ей боль. За свою боль. За её равнодушие.

— Сама, — прохрипел, усаживая её на себя. Обхватил ладонями бёдра, больно спиваясь длинными пальцами в ягодицы. Подтолкнул, помогая раскачаться, — двигайся... сама. Давай...

Стиснул челюсти, когда она несмело начала двигаться. Смотрел на её грудь, покачивающуюся перед лицом. Темно, мать её. Как бы ему хотелось видеть её такую при свете дня. Рассмотреть каждый изгиб. Каждую родинку. Смотреть на её грудь с темными маленькими сосками.

Приподнялся на локтях. Выше. Пока не сел и не прижал её плотнее. Быстрым движением стянул себя футболку. Рванул вырез её платья ниже и прижался грудью к её горячей коже. Словно обжигаясь. Чувствуя раскалённый шёлк, скользящий по грудной клетке.

Снова. Быстрее. Подталкивая девушку и рыча ей в углубление над ключицей. Прикусывая тонкую косточку и прислушиваясь к её рваному дыханию.

— Я удалю, — само вырвалось. Сука. Прикуси язык... — перестань сопротивляться, и я удалю.

Егор обхватил её голову одной рукой. Крепко впиваясь в её затылок, и заставляя Даниэлу приподнять бёдра и замереть. Позволяя ему снова перехватить инициативу. Снова ускориться и грубо вколачиваться в желанное тело. Чувствовать, как её плоть сжимается вокруг его ноющего члена, готового взорваться с минуты на минуту.

— Скажи, что будешь слушаться, — казалось, что его глаза горели в темноте. Дани почувствовала жжение под веками. Шантаж продолжается...

Не могла произнести ни слова. Сбивчивое дыхание оставляло ком в горле. Грубое проникновение просто выбивало воздух из лёгких. Со свистом. С глухими хрипами.

— Скажи, — сильнее вколачивался. Его лицо искажалось всё больше с каждым последующим толчком. Ещё. Да. Быстрее. Смотри на меня. Давай. Сильнее...

Он делает шумный вдох и, крепко перехватив девушку за талию, приподнимает её над собой. Так, что пульсирующий член едва успевает выскользнуть из раскалённого лона. Егор с приглушённым стоном извергается на её промежность, прижимая Даниэлу к своей груди и стискивая зубы так, что они едва не дают трещину.

Тяжёлое дыхание. Грубые объятия.

Она грязная. На столько, что противно от самой себя...

— Скажи это, Дани, — сипло произнёс, носом проводя по изящной женской шее, — расстанься со своим оленем и перестань брыкаться... И тогда об этом видео не узнает никто, кроме нас. Я оставлю твою мать в покое. Я обещаю тебе...

Пара месяцев. Ну, может, три. Наверное.

Наверное, ей будет этого достаточно, чтобы привыкнуть. К нему.

Возможно, этого времени будет достаточно, чтобы он наигрался.

Не факт, что это сработает.

— Я никогда не прощу тебя за то, что ты делаешь, — наконец, произнесла Дани. Не глядя ему в глаза. Рассматривая чёрные стволы елей пред собой.

— Я не прошу у тебя прощения, — отрывая губы от её шеи. Егор протянул руку, убирая с её лица растрёпанные волосы.

— Я не прощу себя... — шепотом, — не прощу себе то, что позволяю тебе делать это со мной...

— Это всего лишь дело времени, Дани, — его губы коснулись острой скулы, — меня можешь не прощать. А себе... себе простишь.

Глава 28

— Дани, у тебя там всё нормально?

Даниэла вздрогнула и оторвала руки от краёв раковины. Обернулась и взглянула на запертую дверь. Нет, пап. Всё не в порядке.

— Да, пап. Всё хорошо! Я сейчас!

— Мне нужно на работу, — вкрадчиво произнёс вернувшийся из командировки отец, — а вы с мамой оккупировали обе уборные. Похоже на издевательство...

— Минуту, пап! — Дани включила холодную воду и, набрав пригоршню воды, окунула в неё лицо. Прижала ладони к глазам, и судорожно вдохнула влажный воздух.

— Спасибо, — послышалось по ту сторону, — твоя мать не такая великодушная.

Девушка усмехнулась. Откровенно говоря, хотелось плакать. Снова и снова гасить свою злость и беспомощность в слезах. Как так вышло, что Егору оказалось так просто загнать её в угол? Почему ей так сложно поговорить с мамой? Почему язык не поворачивается рассказать?

Она ведь даже не знает с чего начать. Страшно допустить ошибку. Страшно, что им всем придётся пережить унижение. Страшно, что один неверный шаг может привести к катастрофе.

Конечно... поэтому принимай весь удар на себя, Даниэла... дура.

Дани распахнула на груди халат и ещё раз мельком взглянула на смуглую кожу, украшенную на ключице кровоподтёками. Они отвратительны. Они — напоминание о том, какая она жалкая. Трусливая.

Шлюха. Его личная шлюха.