Прости себе меня

— Что за место?

— Сейчас ссылку скину. Ты не имеешь права отказаться! Ясно? Там что-то вроде старинной усадьбы. Отреставрированной, конечно... но там сказочно! Заниматься сможем и оттуда!

— Хорошо, кидай.

— У тебя нет выбора, Ксенакис! Я уже сделал бронь и внесла предоплату!

У неё действительно не было выбора. Когда вчера Дани увидела Гордеева, пересекающего их двор, она поняла, что больше так продолжаться не может. У неё иссякли силы. Дани казалось, что он стремится к тому, чтобы от девушки осталась лишь оболочка. Он буквально выпотрошил её. Опустошил. Она чувствовала, как с каждым днём дыра в её груди становится больше. Она заставляла её грудь гореть. Ощущала эту боль на физическом уровне.

Дани успела в последний момент погасить свет в мастерской и в самом гараже и запереться изнутри. Превратиться в бесшумную тень. Затихнуть, вслушиваясь в то, как Егор пытается открыть дверь. Вслушиваясь в его приглушенную ругань. После пятой и безуспешной попытки зайти внутрь, он, наконец, развернулся. Она наблюдала сквозь крошечное оконце за тем, как его исполинская фигура удаляется всё дальше...

Что он хотел?! Что, чёрт возьми, ему нужно было?!

Ему было мало того, что он испоганил ей день?! Чего-то не хватило?!

Отец ему дал подсказку?

Конечно же... кто ещё?

Мамы, как оказалось, дома ещё не было.

На какой-то момент ей стало плевать на всё. Дани даже позволила себе задуматься над тем, чтобы послать к чертям Гордеева и его угрозы и пустить всё на самотёк. Казалось, что хуже уже не может быть. Почему плохо должно быть только ей одной?

Почему ей приходится это терпеть? Почему мама и её поступок стали источником её бед?!

— Может, лучше вас отвезёт Павел? — имея в виду отцовского водителя.

— Мам, ну не накручивай, пожалуйста. Янка отлично водит. Ты зря волнуешься. Паша папе на работе нужнее.

Даниэла привычно прильнула губами к родной щеке. Поцеловала мать, ощущая в носу тонкий аромат крема для лица с ноткой сладкого летнего персика. Но что-то в этом, казалось бы, привычном действии, её смутило. Будто между ними образовался невидимый барьер. Она сама его воздвигла. Прохлада на губах и дискомфорт в грудной клетке выбили её из колеи.

Будь ты проклят, Гордеев.

Это всё ты. Лучше бы я оставалась в неведении.

— Сколько туда ехать? — Марина Арсеньевна перевела взгляд на Яну.

— Пара часов. Может, три. Смотря, какая дорога будет...

— Звоните каждый час. Пока не доедете!

— Хорошо, мам.

Дани опустила на глаза козырёк от бейсболки и, ещё раз, поцеловав мамину щёку, скрылась в салоне автомобиля. Постаралась унять дрожь в груди.

Всё будет отлично.

Боже! Да она же радоваться должна! Откуда такая нервозность?

— Люблю тебя, мам! Папу поцелуй, — опустила окно, выглядывая.

— Я и тебя! Жду звонка!

— Мам! — Дани понизила голос, слегка высовываясь, — если будут спрашивать: скажи, что я у бабули. Хорошо?

А лучше, что я на другом конце света...

— А кто будет спрашивать? — непонимающе захлопала накрашенными ресницами Марина.

— Да кто угодно... мы же вроде на карантине должны сидеть. Так что, никому не обязательно знать, что мы уехали отдыхать.

— Кстати об этом, — женщина нахмурилась, осознавая, что девочки нарушают условия карантина, — почему я об этом не подумала?

— Тёть Марин? Нам жизненно необходимо развеяться! Осенняя хандра на носу!

Яна широко улыбнулась и завела двигатель. Кажется, её улыбка могла обезоружить кого угодно. И мама Даниэлы не стала исключением.

— Так. — Марина сделала шаг назад, отступая от автомобиля Гришиной. Сдалась. — Всё. Поезжайте.

Машина сдвинулась с места и Дани тут же зажала пальчиком кнопку стеклоподъёмника. Сделала глубокий вдох, мысленно настраиваясь на лучшее. Подальше от этого сумасшествия. Девушка пристегнула ремень безопасности и проследила за тем, как ворота её дома медленно разъехались в стороны, выпуская их.

На свободу.

...

— По глазам вижу, что ты мне благодарна, Ксенакис.

Блаженная улыбка украсила лицо брюнетки. Дани ничего не ответила. Всё и без слов было понятно. Благодарна. Будто Яна чувствовала, что ей жизненно необходима эта поездка.

Девушки прошли на небольшой круглый балкон и, усевшись на плетёные стулья, одновременно вдохнули прохладный и немного влажный воздух. Здесь витал запах свежести.

— Чувствуешь? — Яна взмахнула ладонью перед носом и широко улыбнулась, — так пахнет рай. Да? Ну скажи, что да!

— Гришина, где ты нашла это место? — Дани перевела на подругу восхищённый взгляд, — я понятия не имела, что поблизости есть что-то подобное!

—Ну, я бы не сказала, что поблизости... но эти три с половиной часа того стоят!

— И не говори...

Даниэла кончиками пальцев провела по молочной скатерти. Зацепила вазочку в центре круглого столика и, коснувшись живых цветов, снова улыбнулась. Бесподобное место. Вдали от цивилизации. Старая усадьба какого-то помещика. По рассказам Яны, это место пустовало долгие годы. Дом начинал прогнивать, сад полностью зарос, а о наследниках этого богатства не было слышно абсолютно ничего. Усадьба отошла местному муниципалитету, но и тогда реставрацией никто не занимался. До тех пор, пока эти старые постройки не выкупил предприимчивый бизнесмен и не превратил руины в одно из самых колоритных и теперь уже не дешёвых мест.

Двухэтажный дом с шестью спальнями. Ресторан по всем традициям русской кухни. Пейзажи, от которых теряешь дар речи... и уединение.

— Предлагаю начать с шампанского, — Яна мягко толкнула локтем плечо подруги, — или вечером?

— Можно по бокалу, и устроить себе экскурсию. А вечером продолжить? Как смотришь?

— Отлично смотрю, — Яна поднялась на ноги, — сейчас проверю, есть ли здесь мини-бар!

Гришина скрылась в номере, оставляю Дани наедине с собой. Или наедине с той красотой, что описывали великие поэты в своих стихах.

Стихах...

Девушка подпёрла кулачком подбородок, задумчиво всматриваясь в пёструю осеннюю листву вокруг.

Она всё ещё не понимала, как так вышло?!

Вернувшись вчера вечером домой, она первым делом кинулась в свою спальню. Перешерстила все полки в поисках той старой потёртой временем тетради, куда она записывала строки, внезапно пришедшие ей на ум. Их было не так много... но это было что-то сокровенное. Сакральное. То, что принадлежало только ей.

Но он и здесь умудрился залезть Даниэле в душу. Нагадить там, замахнувшись даже на то, что она так трепетно хранила в своём шкафу.