Простить нельзя мстить

– Деточка моя, Поля, крепись. Мы на твоей стороне, но Зинаида – мать Тони. Силой заберёт дочь, по закону она права, мы ничего сделать не можем, – он говорил дрожащим голосом, но слеза-предательница набежала на глаза. Неловко вытирая их, Игнат продолжил: – Мы не дадим тебя и Тоню в обиду. Надо с Зиной говорить мирно. Может быть, все вместе отстоим Тонечку.

– Да как же так, папа? Десять лет от неё ни слова не было, ни строчки. Тоня её не знает. Мы сказали бы ей, если бы Зина давала о себе знать. Тоня нас с Тимой зовет мамой и папой, – горькие и безутешные слезы лились из глаз Полины, и понимала она умом, что ничего сделать нельзя. Если Зинаида решит забрать Тоню, она это сделает, и закон ей в помощь. Никто не будет вникать в то, что один месяц был от рождения Тонечке, когда Зинаида привезла её к Полине и оставила, сказав, что они мужем едут к месту службы, туда не могут взять с собой только что рожденную дочь. Опасно там. Куда едут и как надолго, не сказала… Зарыдала Полина, закрывая рот руками, не давая вырваться крику. Мертвой хваткой боль схватила за душу.

– Что будет с Тоней? Она очень ранимая, очень тяжело переживала уход из жизни моей мамы, своей бабушки. А сейчас её хотят оторвать от всей семьи и увезти неизвестно куда! А-а-а, – и, зажав руками рот, Полина забилась в немом плаче.

Игнат справился с собой и, обняв Полю, шептал:

– Плачь сейчас, милая, а перед Зинаидой не надо. Она жалости не имеет. Взгляд у неё не женский. Не знаем мы, где она была и что она делала эти десять лет. Нам с тобой надо быть спокойными и сильными.

Говорил Игнат, сквозь слезы слышала Полина его голос, доносился он до неё, как тихое плескание в реке, постепенно ей становилось спокойнее на душе, и прекратились слезы, отпустила боль душевная. Решение пришло к Полине. Простое решение: уговорить Зинаиду не забирать Тоню, но сказать девочке, что мать она ей, приехала повидать дочь, и если Тоня сама захочет уехать с ней, то смириться. Полина не должна навредить девочке. «Тонечка умная девочка, она может сама разобраться, где ей будет лучше», – так подумала Полина, вытерла платочком глаза и тихо-тихо сказала:

– Папа, мне надо умыться холодной водой. Нам не уйти от разговора с Зинаидой. Не стоит тянуть, она же знает, что пароход уже пришёл.

Они подошли к колодцу, Игнат достал ведро холодной воды, Поля несколько раз плеснула ледяную воду в лицо, растерла его, тщательно вымыла руки. Набрала в кружку чистой и холодной воды и мелкими глотками выпила. Печально улыбнулась.

– Первые три года я ждала, что она приедет и заберёт Тоню. Потом успокоилась. Ведь от Зины ни одного письма не было – ни мне, ни родителям. Мама от переживаний за неё раньше срока ушла от нас. Грешным делом, думала, что погибли они с мужем в тех неведомых нам далеких краях.

– Идем, Полюшка, бабушка с детьми уже возле дома. Тебе лучше быть рядом с Тоней, когда появится Зинаида. Не знаю я, что у неё на уме, – Игнат говорил спокойно, но сколько требовалось ему сил так держаться, знал только он.

V

Зинаида Осипова стояла у окна в доме Дубровских. Ждала, когда придут хозяева и гости, которых они ушли встречать. Важные гости – сноха Полина и ребятишки: Юра, Тоня и Настя.

В пепельнице лежало несколько недокуренных папирос «Беломорканал» – Зина курила давно и много. Настраивалась на встречу, на разговор. Решимость её поубавилась, в груди появилось не знакомое ранее чувство вины и обиды.

Вспоминала Зина вчерашний разговор с отцом. Она приехала к своим родителям в Маралиху узнать, где живёт её сестра Полина. Встретил Зину один отец, Прокофий, сообщил печальную весть, что мама умерла год назад. Зине показалось, что отец принял её отстранённо и недружелюбно. О матери он говорил скупо, сообщив только, что та болела и сильно переживала за судьбу дочери, от которой за десять лет не было ни одной весточки.

– Папа, пойми, не могли мы писать о себе или как-то еще сообщить. Сейчас Алёша демобилизован, он инвалид. И много лет еще мы не можем говорить о своей жизни. Прости меня и его, – Зина говорила напористо, глядя в глаза отца.

– Ты совсем другая, дочь, не та, что знали мы с мамой, – печально смотрел на Зину Прокофий и тихо спросил: – Зачем приехала?

– За дочерью своей, Тоней, – прозвучало резко, как выстрел из дробовика.

– Зачем тебе, Зина, дочь, которую ты не знаешь? Зачем травмировать психику ребенка? Она растет в хорошей семье, где её считают своей и любят родительской любовью, – Прокофий говорил тихо, но Зине казалось: он по ней бьёт наотмашь, и она, защищаясь от невидимых ударов, резко его оборвала:

– Родительская любовь есть и у нас с Алёшей! Тоня наша дочь, плоть от плоти, а то, что Поля и Тима её вырастили хорошей девочкой, – от нас им спасибо! Я приехала за Тоней и без неё не уеду. Говори, где живут Поля с Тимофеем, – Зинаида раскраснелась, ноздри её раздуваются, дышит как гончая, пробежавшая за зайцем несколько километров.

– Остынь, Зинаида. Не распаляй себя. Меня ведь ничем не удивишь. Много разных людей на веку видел. Хочешь забрать дочь у Поли – сделай это добром и для Поли, и для Тони. Ранимая девочка она, тонкой душевной организации.

– Про душу поговорим отдельно. Где живёт Поля?

– В Усть-Каменогорске. Но ехать тебе туда не потребуется: завтра Полина привезёт детей на каникулы к Игнату с Варей и ко мне. Каждое лето ребятишки у нас гостят понемногу.

Сегодня Зинаида приехала в Кумашкино и пришла в дом Дубровских. Встретила её на крыльце Варвара.

– Здравствуйте! Вы Варвара Ивановна Дубровская? – громко, сильно волнуясь, спросила Зинаида.

Хозяйка дома долго и внимательно смотрела на незнакомую гостью, тихо ответила:

– Здравствуй, коль не шутишь. Чья будешь, милая? Не припомню я тебя, не наша ты, не кумашкинская.

– Из Маралихи я, Зина Осипова, сестра Полины, снохи вашей.

Если бы в этот миг случилось землетрясение, наверное, не так бы испугалась Варвара, как после этих слов женщины, стоявшей перед её крыльцом. Она взмахнула правой рукой вверх, левой начала искать перила.

– Зинаида?! Да где же ты, дева милая, пропадала столько лет? Мы уж, чай, подумали, что сложили вы свои головы с мужем твоим в неведомых нам краях, и никогда не узнаем, где и как это случилось. Жива, значит, слава Богу! – Варвара уцепилась за перила и внимательно смотрела на Зинаиду.

Не ожидала Зинаида такого приветствия. Никогда она не думала, что её молчание может быть так понято: не пишет, весточки никак не передает – мертвая, значит! И обидно ей стало, что похоронили её родные и знакомые. И зло взяло Зинаиду: как это они посмели? Она и Алёшка Родину защищали, на её благо трудились, а эти сидят по своим домам в уюте и тепле, и осуждают её, и хоронят. Злые мысли закружили в голове у Зинаиды, стоит она перед Варварой, молчит, только губы кусает.

– Проходи в дом, Зинаида, с дороги чаю налью. Обед готов, хозяин мой сейчас с огорода придет, есть будем. После поговорим. Раз приехала, знать, дела у тебя важные, – голос Варвары Ивановны звучит тихо, без негодования, задумчиво. Схлынул гнев, Зинаида шагнула в дом.