Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
Да и кому еще ей было жаловаться? Он, Леша, эту гадину даже на порог не пустил бы. Кристина тоже. А других друзей у нее не было. И только Инка, бедная, каждый вечер таскается к ней домой, ужин готовит, Дашке сказку читает, а потом до глубокой ночи сидит и слушает: Оля то, Оля се… Оля посмотрела, да Оля сказала… Тьфу. Мерзость какая.
А попробуй скажи хоть слово – посмотрит своим пустым взглядом, пожмет плечами и продолжит делать то, что делает. Мол, моя жизнь – как хочу, так и живу. А самой даже поплакать не с кем.
Карусель остановилась, Леша снял дочку с лошадки и, прижимая к себе, вдохнул детский теплый запах.
– Милая, еще завтра покатаемся, ладно? Мама дома ждет.
– Мама! – Взвизгнула Лека, и немедленно возжелала идти домой. Леша и Инна переглянулись.
С тех пор как Женька вернулась, Лека от нее ни на шаг не отходила. Засыпала только положив под щеку мамину руку, ела только из маминых рук, и даже в парк с папой согласилась пойти только после долгих уговоров.
Каждый рабочий день превращался для нее в трагедию – она рыдала, вцепившись в мамины ноги, и отказывалась слышать, что "маме надо на работу".
– Хочешь, я вас отвезу? – Предложила Инна. – Заодно Дашу заберу.
– Опять к ней поедешь? – Недовольно спросил Леша, сажая дочку на плечи. – И не надоело тебе?
Нет, ей не надоело. Она просто однажды запретила себе думать о том, что Лиза больше не ее жена, что они больше не вместе. Принимала то, что ей давали, и не ждала ничего большего. Иногда ей казалось, что сердце ее – еще недавно такое живое и теплое – остановилось, притормозило свой бег, и бьется теперь ровно столько, сколько нужно чтобы не умереть, и ни ударом больше.
Она знала, что думают об этом друзья – у Леши все было на лице написано, а Леля откровенно ругалась, звоня по телефону – но ей было все равно. Ей даже больно не было. Просто никак. Пусто, глухо и никак.
Припарковавшись, Инна вылезла из машины и вытащила из детского кресла Леку.
– Побегу, – сказал Леша, – поцелуй Дашку за меня.
Она только кивнула и пошла к подъезду.
– Тетя Инна, а почему ты такая грустная? – Спросила Лека, обдавая теплым дыханием Иннину щеку.
– Потому что мне грустится, малыш, – через силу улыбнулась та, – у тебя бывает так, что просто грустится?
– Да, – неожиданно серьезно ответила Лека, – тогда я плачу и все проходит.
Инна только вздохнула и нажала на звонок. К сожалению, ей этот способ никак не подходил.
Дверь открыла Женька – растрепанная, одетая в короткие балийские шорты и майку.
Лека немедленно завизжала от радости и рванулась к ней.
– Кофе будешь? – Предложила Женя, забирая дочь и краем уха слушая ее восторженные вопли.
– Нет, Дашу заберу и поеду. У меня еще дела сегодня.
Инна увидела, как округляются Женькины глаза, и все поняла.
– Она уже забрала ее, да?
– Да. Она не позвонила тебе?
– Нет. Ладно, Жень. Мне пора.
Развернулась и побежала вниз по ступенькам, силясь унять заколотившееся вдруг сверх нормы сердце, и усмирить горечь, разлившуюся по венам.
Добежала до машины, села за руль, и сидела так, глядя впереди себя и ничего не видя, пока вокруг не сгустились сумерки. А потом завела мотор и поехала к Лизе.
Лиза выключила
звук у настойчиво звонящего телефона, и исподлобья посмотрела на Ольгу. Ей очень хотелось сделать взгляд сексуальным, а получился он скорее растерянным и жалким.– Что ты хочешь этим сказать? – Спросила она.
– Только то, что сказала, – улыбнулась Ольга, – сколько бы ни думала об этом, никак понять не могу, зачем я с тобой встречаюсь.
Лиза сглотнула. Она не знала, что отвечать, да Ольга, похоже, и не ждала ответа – пила свой латте, курила тонкую сигарету и смотрела на Лизу тем волнующим взглядом, от которого ей всегда немедленно хотелось отвести глаза.
– Мне хорошо с тобой молчать, – продолжила она, – когда мы начинаем говорить, получается какая-то ерунда и пошлость.
– Это потому что ты отказываешься отвечать на мои вопросы, – вспыхнула Лиза.
– А я думаю, это потому что мои ответы тебя не устраивают.
Лиза дотянулась до пачки и закурила тоже. Под вечно насмешливым и тонким Ольгиным взглядом она вечно чувствовала себя толстым глупым прыщавым подростком.
– Бросала бы ты курить, – улыбнулась Ольга, – тебе совсем не идет сигарета.
– Знаешь, что?…
Лиза вскочила на ноги и рывком бросила недокуренную сигарету в пепельницу. Она вся полыхала гневом. Опять она издевается! Опять насмешничает! Опять!
Губы ее разжались в попытке что-то сказать, но под внимательным взглядом слова не шли, и тогда Лиза схватила сумку и выбежала из кафе, приговаривая себе под нос:
– Хватит! Все! Пошла ты к черту!
Она почти дошла до Чехова, когда в сумке зазвонил телефон. Даже не глядя на экран, она поняла, кто звонит.
– Что? – Рявкнула в трубку.
– Куда ты ушла? – Раздался голос, от которого ее сердце рвануло вниз, а по телу разлилась сладкая истома. – Вернись.
– Зачем? Чтобы ты снова начала надо мной издеваться?
– Нет. Просто вернись.
Она захлопнула крышку телефона и глубоко задышала. А потом повернулась и пошла назад. Ничего. Ничего. На это раз все будет иначе. Конечно, будет.
– Хочешь, принесу тебе кофе? – Славик смотрел так жалобно и умоляюще, что Инне ничего не оставалось кроме как согласно кивнуть.
Он стремительно подорвался с места и кинулся в приемную, захлопнув за собой дверь.
Работа сегодня не ладилась с самого утра. Инне предстояло вскоре ехать в Москву, отвозить аналитический отчет за первое полугодие, но сначала этот отчет предстояло утвердить у Будиной, и это и было самой большой проблемой. Не придумав, как обойти правило утверждения всех главных документов у генерального, Инна просто тянула время. Но сегодня поняла, что дальше тянуть некуда – если не утвердить его сегодня, поездку можно смело отменять: в сроки она не уложится.
Инна покачалась в кресле и посмотрела на темно-синюю папку с отчетом. Покачалась еще.
– Вот! С молоком, как ты любишь, – Славик бухнул перед ней на стол чашку из белого фарфора, от чего она вдруг пошла трещинами и под пораженным Инниным взглядом рассыпалась на куски, зашивая документы коричневой жидкостью.
– Ой, – прошептал Славик и кинулся в туалет за тряпкой, а Инна сидела и смотрела, как коричневые потоки стекают по столу, огибая синюю папку и не оставляя на ней даже капель.