Просто спасти короля

Ну, а наш трубадур - так уж получилось - вошел в ряды заговорщиков. И после успешной смены правящего дома стал богат и знаменит. Его стихи в чем-то напоминали столь полюбившиеся вам, графиня, сирвенты мессира Бертрана. В них так же гремела сталь, ревели трубы славных битв эпохи мятежа, рычала и завывала стихия, наполняя сердца слушателей ужасом и восторгом. И очень скоро слава трубадура дошла до самых дальних королевств моей родины.

Конь под господином Дроном остановился, и в ту же секунду как вкопанные встали те, кто мог слышать рассказ. Ни звука, лишь хриплое дыхание публики, позвякивание конской упряжи, да невнятные крики всадников в голове колонны, также тормозящих коней и пытающихся выяснить, почему все встали в арьегарде. Рассказчик же, не останавливаясь, все дальше и дальше плел нить своего повествования.

– Трубадур быстро стал украшением самых пышных и просвещенных дворов. Редкие празднования и поэтические турниры происходили теперь без его участия. И вот, однажды он был приглашен на поэтический турнир в ту страну, где нашла приют семья высокородной дамы. Они встретились... и сердце трубадура пропало для всех, кроме нее! Видеть ее, ступать с ней по одним дорожкам, дышать одним воздухом. Ни о чем другом не мог он более помышлять, кроме как о той, что пленила его сердце. Более всего желая отдать ей всю свою жизнь без остатка. Но, увы, все было напрасно. Высокомерная красавица оставалась холодна к влюбленному поэту.

Наступившую тишину прервал громкий всхлип камеристки и глухой ропот воинов эскорта. Да еще отец Бернар едва слышно прошептал: "Господи, спаси", осеняя себя крестным знамением. Однако яростный взгляд леди Маго быстро навел порядок среди слушателей, и господин Дрон продолжил жечь глаголом сердца средневековой публики.

– Так получилось, что через некоторое время его сюзерен призвал трубадура к себе, и бедняге пришлось, покинув предмет своей страсти, вернуться домой. Но сама мысль о том, чтобы полностью разорвать связавшие их нити, была ненавистна нашему герою. И тогда он сделал вот что. Найдя в столице купеческую лавку, что торговала самыми редкими, яркими, пышными и прекрасными цветами, он оставил торговцу все свое состояние. С тем, чтобы каждую неделю самый красивый и дорогой букет из этой лавки присылали гордой красавице. С простой запиской: 'От Трубадура'

– Ах, стервец!
– восхитился про себя господин Гольдберг, - так это он историю Маяковского и Татьяны Яковлевой на средневековый лад перекладывает!

– Прошло несколько лет, - продолжал господин Дрон, не подозревая, что его фокус раскрыт.
– Наша знатная дама привыкла к цветам и к тому, что далекий трубадур помнит о ней и любит ее. Нет, ответная страсть не вспыхнула в ее сердце. Но мысль о нем, его имя и его любовь стали просто частью ее жизни.

Но вот однажды купцы привезли в столицу того государства, где проживала гордая красавица, весть о смерти трубадура. Кто сейчас скажет, что стало ее причиной - интриги ли завистников его таланта, или может тоска и мука неразделенной любви? И высокородная дама вдруг поняла, что не знает, как жить дальше. Ведь пылавшая где-то далеко любовь несчастного поэта и прекрасные цветы, посланцы его любви, давно уже стали частичкой ее души, согревая и наполняя жизнь теплом и уютом.

Теперь уже весь кортеж столпился вокруг рассказчика. Задние изо всех сил вытягивали шеи, чтобы не упустить ни слова. Камеристка всхлипывала уже регулярно, но хозяйка словно бы не замечала столь вопиющего нарушения дисциплины. А Капитан все говорил и говорил.

– Нужно сказать, что хозяин цветочной лавки оказался человеком порядочным. И, поскольку денег, оставленных когда-то трубадуром, было еще много, а в его поручении ничего не говорилось о возможной смерти, то торговец продолжал честно посылать нашей даме роскошные букеты цветов со все той же запиской: 'От Трубадура'. Цветы несли и через год, и через десять лет после смерти забытого уже всеми поэта.

А потом случилась страшная война. Могущественный враг захватил многие и многие королевства. В том числе и то, где жила возлюбленная нашего героя. К счастью, ее не коснулись многочисленные насилия, творимые пришельцами, но она осталась совсем без средств к существованию. И выжила в годы нашествия лишь потому, что продавала на главной площади столицы те роскошные букеты, что продолжали приходить "от Трубадура". В течение нескольких лет его любовь спасала ее от голодной смерти. Потом на помощь захваченным королевствам пришли могучие союзники, и враги были повержены. А букеты все несли и несли.

Посыльные взрослели на глазах чуть постаревшей, но все еще неотразимой красавицы, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды, без которой уже нельзя было представить их королевство. Цветы "от Трубадура" стали теперь частью его истории. И нередко в те дни, когда высокородной даме должны были принести очередной букет, влюбленные пары этого города приходили к дверям ее дома, чтобы освятить свою любовь тем великим чувством, что пронес влюбленный поэт сквозь многие годы. Даже после своей смерти не давая погаснуть священному огню, вспыхнувшему когда-то в его сердце...

– Так что же оказалось сильнее, ваше сиятельство, смерть или любовь?

Оглушительная тишина упала вместе с окончанием рассказа. Капитан что-то невозмутимо поправлял в седельной сбруе, камеристка прекратила всхлипывать, отец Бернар, сжавши пальцы для крестного знамения, так и замер в задумчивости. Наконец, молодая графиня тронула поводья своего коня, вплотную приблизившись к господину Дрону.

– Мне передавали, мессир, что вы состоите в охране у господина колдуна.
– Последовала пауза, нарушаемая лишь порывами ветра и шелестом густого кустарника на обочине.
– Теперь я думаю, что меня ввели в заблуждение. Похоже, вы и сам - колдун.

Резко повернув коня, она двинулась по дороге. Прямая спина, гордо выпрямленная шея. И лишь подбородок поднят чуть выше обычного. То ли от избытка фамильной гордости - все же прямая пра-правнучка Гуго Капета. То ли, чтобы не дать пролиться плещущимся в глазах слезам...

***

ГЛАВА 5

в которой Евгений Викторович нервничает, король Франции Филипп II Август

пытается взять реванш, Ричард Львиное Сердце наносит поражение

превосходящим силам врага, Никита Хониат примыкает к

заговору протевонов, а неизвестные монахи

уничтожают банду Роже-Сицилийца.

Ле Тилье-ан-Вексен

– Мант, 24 января 1199 года

К всеобщему удивлению, следующий день прошел без происшествий. Ни отравители, ни неизвестные снайперы не пытались повесить себе на пояс скальпы 'колдунов из Индии'. Что, впрочем, не помешало господину Дрону отказаться от музицирования, когда один из десятников эскорта попросил его снова поиграть 'эту вашу колдовскую музыку', которая его парням уж очень понравилась. Разумеется, почтенный депутат сослался на тревожную обстановку, необходимость бдительно следить за тем, что творится вокруг, и вообще соблюдать уставной порядок и дисциплину. Но сам-то отлично понимал, что еще одной литературно-художественной дискуссии с юной графиней ему просто не потянуть.

Зато Господин Гольдберг разошелся не на шутку. Его, что называется, несло. То ли два пережитых покушения так странно сказались на нежной психике представителя народной интеллигенции, то ли просто бодрящий воздух средневековья, но остановить его словесный поток оказалось совершенно невозможно. Несколько попыток его спутника хоть как-то утихомирить красноречие были проигнорированы господином историком столь же величественно, сколь и небрежно. Так что, несказанно удивленный таким вот психологическим вывертом, господин Дрон вскоре отказался от борьбы и целиком погрузился в кипящие струи словесных извержений.