Просто спасти короля

Вот этих-то следов, кстати сказать, было - хоть завались! На каждом постоялом дворе с удовольствием рассказывали и о трех десятках солдат, так славно погулявших вчера, и о сломанном носе сына мельника, вздумавшего неудачно пошутить за соседним столом, и о ее светлости, проезжей графине... Да и чего бы не почесать языком за новенький-то парижский денье - из тех, что двадцать лет назад начал чеканить его величество король, да продлит Господь годы доброго Филиппа-Августа!

Однако основная часть поиска шла строго на юг, в направлении Лиможа. Все-таки, путь на Невер слегка отклонялся от цели, забирая к востоку. Да, разумеется, путешествие с вооруженным эскортом графини сполна компенсировало это небольшое удлинение пути. Но, уж коли беглецы решили действовать самостоятельно, чего бы им не двинуть напрямую? Так что, на южное направление следовало обратить самое пристальное внимание.

И обратили, будьте благонадежны!

Погоня двигалась со скоростью не особо спешащего верхового, четыре-пять лье в день, не более. Попутно, буквально на брюхе исползав все окрестности, перевернув каждый придорожный лопух, опросив все встречные пни на перекрестках, потратив чертову уйму серебрушек на расспросы в трактирах и постоялых дворах... И что? Где результат, я вас спрашиваю?

Ноль, господа, чистый ноль! Нигде не появлялась эта столь приметная парочка, состоящая из закованного в сталь верзилы и тощего алхимика откровенно жидовской наружности.

Но, ежели здраво рассудить, откуда бы им, этим следам и взяться, если оная парочка даже и не думала выезжать из крепостных ворот замка Иври? Да-да, добрый читатель, ни семитского вида алхимик, ни здоровяк в броне не покидали территории замка. Знать, так и затерялись где-то в лабиринте стен, кладовок, подвалов и полуподвалов.

А выезжала из замка вовсе даже старая, разваливающаяся прямо на глазах крестьянская телега, запряженная парой полудохлых кляч.

Воистину, государи мои, нужно было видеть этот позор лошадиного сословия! Обвисшее брюхо и выпирающие ребра как нельзя лучше гармонировали с облысевшими коленями и поседевшими от старости мордами. На облучке восседал Рябой Жак - староста ближайшей деревни и надежный скупщик всего, что попадало к мимолетным владельцам трудно объяснимым (королевскому судье) способом. В общем, личность в округе известная.

Надо, однако, сказать, что едва ли бы кто из знакомцев смог узнать его в той рванине, что напялил он на себя в эту поездку. В какой помойке и откопал-то?!

Содержимое телеги составляли пара десятков глиняных горшков самой похабной наружности - надо полагать, на продажу. Пара мешков зерна, скорее всего - туда же. Еще какая-то дрянь, которой так любят торговать в этих местах глупые селяне. Всем своим видом и возница, и экипаж, и его содержимое как бы говорили: 'Благородные господа, а вот брать здесь совсем, ну совсем нечего!'

В компанию Жак взял еще двух сельчан, каждый примечателен в своем роде.

Один здоров, как бык, но умом - по всему видать - скорбный. Жуткое косоглазие, еще более жуткое заикание и общая придурковатость вида не оставляла в этом ни малейшего сомнения. А с другой стороны, если подумать, ну к чему селянину мозги? Что ему, диссертацию писать? То-то, что нет! А вот вытаскивать телегу из грязи, где она частенько застревала, аж по ступицы колес - вот там здоровяку было самое место. И ни косоглазие, ни заикание не были в том помехой.

Второй селянин - телом мелкий, востроглазый, весь заросший отвратительной кустистой бородой самого разбойного вида. Так, что его огромный и, по секрету скажем, совершенно точно семитский нос едва-едва только из нее и высовывался. Впрочем, справедливости ради добавим, что борода была приклеена качественно, прочно, на века, и доцент Гольдберг с ужасом представлял тот момент, когда настанет все же время от нее избавиться.

Вот такая вот телега и выкатилась из ворот замка Иври часа примерно за два до освобождения из узилища достопочтенного Винченце Катарине.

Нужно ли говорить, что, помчавшись в Дрё за подмогой, ломбардец проскакал мимо, не обратив на нее ни малейшего внимания. Мало ли крестьян разъезжает зимой с товарами на продажу? Да и какое вообще дело до всяких землероев серьезным людям, у которых своих забот полон рот, да еще и маленькая тележка!

И вот уже третью неделю странные торговцы катились себе на юг, так и не распродав ни одного из своих горшков.

Впрочем, любезный мой читатель, глянь ты на них хоть одним глазком, то ничуть бы и не удивился сему обстоятельству. Все же дрянь были горшки, редкостная дрянь! Так что, катились наши 'торговцы', нимало не опасаясь разбойников, что, конечно же, водились в округе. Но серьезных господ ни их товары, ни их клячи все равно бы не заинтересовали. А местную шелупонь - таких же точно крестьян, решивших слегка поживиться в свободное время - господин депутат легко отваживал крепкой жердиной, лежащей в повозке тут же, под рукой.

Надо сказать, что первые пару суток передвигались наши путешественники с большой опаской. При появлении на дороге встречных или попутных, господин Гольдберг тут же замечал что-то крайне интересное в прямо противоположном направлении и усиленно туда вглядывался, пряча тем самым от любопытствующих свою заросшую роскошным мохом физиономию. Господин Дрон в это же самое время сводил глаза прямо на кончик собственного носа и выделывал самую дурацкую гримасу, какую только был в силах придумать. Дабы те же любопытствующие не имели ни малейшего сомнения в том, что видят перед собой именно что деревенского дурака и никого более. То же самое и на постоялых дворах - забирались в углы потемнее и подальше от наблюдательных глаз.

Да вот только никто и не думал любопытствовать относительно трех крестьян, каковых в окрестных селениях двенадцать на дюжину. Ну, кому и куда они сдались, в самом-то деле!

Так что, очень быстро господа иномиряне осмелели, снизили уровень маскировочных мероприятий мало что не до нуля и вольготно предались немудреным путевым развлечениям. Главным из которых оказались дружеские подначки господина Дрона в адрес своего обильно бородатого спутника.

К сожалению, запас острот, связанных с удивительной метаморфозой внешнего вида господина Гольдберга, исчерпался довольно быстро. В связи с чем господин Дрон вынужден был начать копать глубже. Сначала было всесторонне осмыслено роковое несоответствие между вековой алчностью еврейского народа и коммунистическими убеждениями почтенного историка.

Ведь коммунизм - это счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным. А как же всем известная богоизбранность, которая едва ли может позволить равнять в счастии уважаемого еврея и презренного гоя?

Нет, нельзя сказать, что остроты почтенного депутата оставались безответными.

Но отвечал господин Гольдберг как-то вяло, без души. Не чувствовалось азарта и этого вот бойцовского огонька, делавшего нашего доцента кумиром студентов истфака, особенно - их прекрасной половины. А чувствовалось, наоборот, что погружен господин Гольдберг в некие мысли. И вялая перепалка с господином Дроном его от этих весьма мыслей отвлекает.

Наконец, такая односторонность происходящей коммуникации поднадоела и почтенному олигарху. О чем он прямо и заявил.

– Слышь, Доцент, хорош киснуть! Ты лучше мне вот что мне расскажи. Ты желание себе уже придумал, которое загадывать будешь после успешного выполнения задания? Или, может, у тебя мечта какая есть? А? Колись давай!

– А если и мечта, то что тогда?!
– господин Гольдберг неожиданно встопорщился, как задиристый петушок на насесте.
– ... Евреи, евреи, везде одни евреи - так ведь, да? Вот, и ты меня уже меня моим еврейством доставать устал. 'Если в кране нет воды, ее выпили жиды' - да? И никто не вспоминает про великих еврейских ученых, врачей, философов, изобретателей, конструкторов, инженеров, музыкантов, поэтов... Да если начать их просто перечислять поименно, получится книга толщиной с Тору! Но кто это знает, кому вообще до этого есть дело?! Все знают только одно: еврей - это ростовщик, банкир, паразит... И самое печальное, в этом они чертовски правы. Ведь по своему могуществу любой сраный банкир перевесит всех ученых, врачей, музыкантов и прочая, вместе взятых! Вот ведь какая хрень...