Просто вспомни обо мне…

Тихим ответом, о котором Даша уже и сама догадалась, скрипнула кухонная дверь, и, просунув голову в щель, Данил шепотом пожаловался:

– Я не могу уснуть.

Даша выпрямилась и поманила его рукой:

– Иди, посиди со мной.

Он тщательно притворил дверь:

– Сережку не разбудить бы.

– Не бойся, у него крепкий сон. Иди же сюда… Ты любишь музыку?

– Да, – не сразу ответил Данил и, придвинув табурет, сел совсем близко. – Ты и вчера тут сидела и слушала эту магнитолу, и сегодня… Почему?

Неловко усмехнувшись, Даша совсем тихо призналась:

– Она поет мне о любви. Только она одна и поет. – И, вспомнив его обещание, спросила: – Ты еще не приготовил мне подарок?

– Нет, – с сожалением сказал он. – Я не успел. Зато плеер починил.

– Где ты этому научился?

– Не знаю. А этому учатся?

Даша в замешательстве раскрыла рот, потом посмотрела на Данила повнимательнее и с сомнением произнесла:

– Может, и нет… Почему ты назвался вождем племени сахаптинов? Они какие?

– Они настоящие, – уверенно ответил он и в подтверждение несколько раз качнул крупной головой.

– А ты? – с любопытством спросила Даша. – Ты – настоящий?

Он вдруг растерялся и жалобно заморгал:

– Я… я не знаю… Вот ты – настоящая.

– Почему? – Она замерла, ожидая ответа.

– У тебя глаза такие… Настоящие.

– Они у меня карие. А у принцесс всегда бывают синие.

Выпятив большие губы, Данил взглянул на нее с укором, потом не выдержал:

– Ты хочешь быть принцессой? Ты уже не хочешь быть моей женой?

– Хочу, – не смутившись, сказала Даша. Она взяла его руку и, зажав остальные пальцы, направила указательный на окно. – Смотри, там звезда.

Сосредоточенно проследив взглядом, Данил обрадовался:

– Правда, звезда! Маленькая…

– Тебе ее жалко?

– Может, ей нравится быть одной, – задумчиво ответил он. – Это ведь часто бывает.

Даша с тревогой спросила:

– А тебе?

– А мне нравится быть с тобой, – просто сказал он. – Можно, я тебя поцелую?

Не ответив, она повернула к нему лицо, но Данил осторожно прикоснулся губами к ее щеке.

– Вот так. – Он громко, счастливо вздохнул. – Вот теперь я усну.

Глава 3

– Ты уходишь?

«Опять!» – простонала она про себя. Всякий раз, когда за спиной раздавался этот жалобный возглас, у Даши так и сжималось сердце. Стараясь грубостью вытеснить жалость, она твердила слова подруги: «Купила себе порося…» Еще не обернувшись, она поняла, что сейчас Данил попросит взять его с собой.

– Возьми меня с собой…

– А Сережка? – попыталась защититься она. – По-твоему, он один должен сидеть?

Данил умоляюще заглядывал снизу ей в глаза:

– Он поиграет с приставкой. Она хорошо работает! Ему не будет скучно.

– Вот и ты поиграй…

– Я не люблю. У меня не получается.

– Как раз и научишься…

– Зачем?

«Действительно, – согласилась Даша. – У меня ведь тоже это не получается, но я и не собираюсь учиться».

Не позволяя себе окончательно размякнуть, она сердито спросила:

– Даня, почему ты все время сидишь на полу?

– А нельзя? – растерялся он.

– Да можно! Только… Тебе не холодно?

Мотнув головой, он широко улыбнулся, и в глубине слева сверкнула золотая коронка.

«Я ничегошеньки о нем не знаю, – уже без прежней паники подумала Даша. – Может, ему зубы надо лечить или чего-то нельзя есть… Кормлю его, как Сережку».

– Я боюсь вставать, – тихо признался Данил, отведя глаза. – Когда я стою, все кажется таким странным…

«Потому что ребенок смотрит на все снизу, – догадалась Даша. – Он считает естественным такой взгляд».

– Индейцы всегда сидят на земле, – добавил он.

– Как же ты собираешься идти со мной? – Она решила его развеселить. – На четвереньках?

Он громко расхохотался, спугнув кота, и умоляюще заглянул Даше в лицо. Не удержавшись, она погладила его по голове, потеребив щепотью постаревшие волосы. За эти полмесяца странности Данила совсем перестали ее пугать, и Даша уже не находила ненормальным то, что разговаривает, как с сыном, с человеком, который лет на десять ее старше.

– Я встану, – пообещал Данил, но не сдвинулся с места.

Рыжий опять бесстыдно развалился у него между ногами, устроив на большом колене вытянутую несимметричную морду. Подавив вздох, Даша без особого желания сообщила:

– Я иду в кафе. По четвергам там собираются поэты. Ты любишь стихи?

Когда его лицо вот так болезненно напрягалось, у Данила становился настолько несчастный вид, что Даша была готова за него ответить на все вопросы. Но она держала свое сострадание под контролем, полагая, что необходимо приучать его к мысли, что надо взрослеть. Правда, иногда она с недоумением спрашивала себя: «А зачем? Он такой хороший…» Потом принималась себе же яростно доказывать, что это просто необходимо, и все. Без объяснений.

– Я не знаю стихов, – наконец признался он и покраснел до того, что даже глаза заслезились.

– Пойдем! – вырвалось у Даши.

Она решительно протянула руку, и Данил, стряхнув кота, обрадованно схватился за нее. Дав Сережке последние наставления, от которых десятилетний сын небрежно отмахнулся, она поглубже натянула Данилу меховую шапку и закутала горло. Месяц назад Даша и вообразить не могла, какое это, оказывается, удовольствие: заботиться о мужчине. Сережка ей этого уже не позволял и вырывался на улице, если Даша пыталась взять его за руку. Она все время ощущала в ладони пустоту.

«Почему ты не играешь с Данилом? Ему же скучно одному», – как-то сказала она, увидев, как сын перетаскивает игрушки в другую комнату.

«Да ну его, – пробурчал Сережка в ответ и вывалил гору пиратов на ковер. – Он как маленький… Всему верит! С ним неинтересно».

Даша строго напомнила:

«Он болен, ты же знаешь».

«Да знаю… Только все равно неинтересно. А он так никогда и не повзрослеет?»

По дороге она держала Данила за руку и наслаждалась этим, исподволь наблюдая, как он смешно морщится от мороза и прикрывает нос рукавичкой. Своих у него не оказалось, как и шарфа. Даша отыскала на антресолях отцовские варежки, а шарф отдала свой – старый. Она больше не задавалась вопросом, зачем же это делает. Ей нравилось это делать. Неприятно было только отвечать на вопросы посторонних.