Простонародные рассказы, изданные в столице

Там Ван Ань-ши только и делал, что читал сутры и усердно молился, надеясь искупить этим свои прегрешения. Он был человеком весьма одаренным, и все, что он когда-либо пробегал глазами, запечатлевалось в его памяти словно заученное наизусть. Все стихи, которые ему довелось увидеть по дороге, он запомнил до последнего слова и сам записал их по памяти, чтобы потом показать госпоже У Го. Только тут он осознал, что жестокое наказание, ниспосланное его покойному сыну Ван Пану, было совсем не случайным, и горевал поэтому целыми днями. Его легочная болезнь снова обострилась: ему было трудно дышать, он не пил и не ел. Такое состояние длилось более года — он еле дышал и ждал смерти. От него остались лишь кожа да кости, и он мог сидеть только на подушках.

Однажды госпожа У Го подошла к нему вся в слезах и спросила:

— Что бы вы хотели мне завещать?

— Чувства мужа и жены покоятся на чисто случайной основе, — сказал Ван Ань-ши. — Поэтому, когда я умру, не стоит вспоминать обо мне. Я хотел бы лишь одного — чтобы все мое богатство употребили на добрые дела.

Он не кончил еще говорить, как вдруг доложили, что Е Тао, старый друг Ван Ань-ши, специально пришел справиться о его здоровье. Госпожа удалилась, чтобы не мешать встрече. Ван Ань-ши попросил Е Тао подойти к изголовью постели и, взяв его руку в свою, сказал ему нечто вроде напутствия:

— Вы, превосходящий умом прочих людей, должны бы были больше читать буддийские книги. Не теряйте времени на ненужные писания, которые требуют много труда, но не принесут вам никакой пользы. Я всю жизнь тратил попусту силы, стремясь выделиться среди других своим сочинительством. А теперь, когда пришла пора умирать, жалеть уже поздно.

— Зачем вы так говорите! Вам еще далеко до завершения вашего счастливого долголетия, —стал утешать его Е Тао.

— Жизнь и смерть приходящи, — сказал Ван Ань-ши, тяжко вздохнув. — Боюсь только, как бы в свой смертный час я не потерял дара речи, — вот почему я завел с вами сегодня разговор об этом.

Е Тао распрощался и ушел, а Ван Ань-ши вдруг пришли на память стихи, которые он видел в хижине у старухи:

Он слова доброго не нашел супруге своей У Го; Он неосновательными речами сумел обмануть Е Тао.

Сегодня это предсказание сбылось.

— Все заранее предопределено. Это не может быть простой случайностью, — произнес Ван Ань-ши, невольно хлопнув себя по бокам и тяжко вздохнув. — Тот, кто оставил эти стихи, был если не демон, то, наверное, дух. Иначе откуда бы ему заранее знать, что со мной случится в грядущем? Могу ли я надеяться долго прожить в мире людей, если даже духи порицают меня!

Не прошло и нескольких дней, как его состояние резко ухудшилось. Он начал бредить и все время бил себя по щекам и ругал.

— И императора я обидел, и народ я обидел, и так нагрешил, что казнить меня мало, — бормотал он. — С каким лицом предстану я на том свете перед Тан Цзы-фаном и другими вельможами?

Так он бранил себя три дня подряд. Потом у него обильно пошла горлом кровь, и он умер.

Тан Цзы-фан, которого вспоминал Ван Ань-ши и настоящее имя которого было Тан Цзе, в свое время решительно противился принятию новых законов. Этот честный сановник считал их вредоносными, но Ван Ань-ши не желал его слушать. Как и Ван Ань-ши, Тан Цзы-фан скончался от горлового кровотечения. Оба они умерли одинаковой смертью, но Тан Цзы-фан, не в пример Ван Ань-ши, сохранил доброе имя. И ведь до сих пор немало людей на свете называют свинью «упрямым министром», а когда потомки заводят беседу о временах Сун, все сходятся на том, что несчастья, постигшие страну в год Цзин-кан [215] , были следствием новых законов годов Си-нин [216] , введенных Ван Ань-ши и разрушивших изначальный дух династии Сун.

215

Год Цзин-кан — 1126 г. В этот год чжурчжэни вторглись на территорию Китая.

216

Годы Си-нин — 1068—1077 гг.

Стихи подтверждают это:

В годы Си-нин против новых законов подано много докладов; Все ж на своем упирался упрямец, делая, что ему надо. Если б его управлением не был дух изначальный порушен, На Хуанхэ не нашли б переправу варваров диких отряды [217] .

И еще есть стихи, проникнутые сожалением о загубленных талантах Ван Ань-ши:

Наверное, Цзе-фу [218] почтенный был всех других умней. Талант высокий чистым ветром повеял на людей. Как жаль, что был он завлечен высоким положением! А лучше бы все жизни годы провел в Саду Кистей [219] .

217

Варваров диких отряды — имеется в виду нашествие чжурчжэней в 1126 г.

218

Цзе-фу — еще одно имя Ван Ань-ши.

219

Сад Кистей (ханьлинь) — китайская литературная академия.

Безвинно казненный Цуй Мин

Сообразительность, живость ума людям от Неба дана; Глупость, не вникшая в сущность вещей, — сколь ненадежна она! Ревность начало берет неизменно в линии тонких бровей; В пору копья и меча возникает вольных речей глубина. Желтой реки на Изгибе-Девятке [220] много опасней сердца; Скрытая латами в десять слоев, злоба в лице не видна. Нас заставляют вино и красотки дом и страну погубить; Скрытая правда в «Истории» [221] , в «Песнях» [222] нас не обманет одна.

220

Изгиб-Девятка — большая излучина реки Хуанхэ, рисунком на карте напоминающая иероглиф цзю «девять».

221

«История» («Шан игу» — «Древние записи») — одна из классических книг; самое раннее китайское историческое сочинение.

222

«Песни» («Ши цзин» —«Книга песен») — древнейшее собрание песен; классическая книга, считающаяся истоком китайской поэзии.

Единственное, что можно обнаружить в этом стихотворении, — предупреждение о подстерегающих нас бедах.

Дороги в мире тесны и узки, сердца людские неизмеримы; Великий Путь призывает в дали, людские чувства в мелочах тонут. То хлопоча, а то притаившись, все ставят выгоду главной целью; Но только глупо и бестолково одни несчастия навлекают. Семью хранят, о себе пекутся, и средств находят десятки тысяч.

Вот почему в древности люди говорили:

Суровость рождает всегда суровость; веселье рождает всегда веселье. Между суровостью и весельем всего пригоднее осторожность.

В этом рассказе как раз и пойдет речь о том, как некий господин был убит сам, погубил свою семью и стал причиной гибели еще нескольких людей лишь из-за того, что пошутил, будучи пьяным. Но сначала я приведу другую историю, которая будет вступлением к основной.

В годы правления Юань-фэн [223] нынешней [224] династии жил молодой студент Вэй, по имени Пэн-цзюй, по прозванию Чун-сяо. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, он женился на девушке, прелестной, словно цветок и яшма. Не прошло и месяца, как настало время весенних экзаменов [225] . Вэй простился с женой, собрал свои вещи и отправился в столицу [226] сдавать экзамены. Перед разлукой жена сказала ему:

223

Юань-фэн — название годов правления императора Шэнь-цзуна (1078—1085).

224

Нынешней — т. е. Сунской династии (960—1279).

225

Настало время весенних экзаменов. — В эпоху Сун столичные экзамены проводились весной. Местные экзамены проводились осенью.

226

В столицу — т. е. в г. Бяньцзин (ныне Кайфэн).

— Получишь ли должность чиновника или не получишь, возвращайся скорее. Помни о нашей любви.

— Мои способности зовут меня к заслугам и славе, — ответил Вэй. — Не тревожься обо мне.

Расставшись с ней, он отправился в путь и прибыл в столицу. И действительно, он сразу выдвинулся: оказался девятым в числе самых лучших, получил должность в столице, блестяще начал карьеру. Естественно, он сразу же написал домой письмо и отправил его с человеком, которому поручил перевезти свою семью в столицу. В письме он сначала сказал о погоде [227] и описал, как получил должность чиновника, а в конце в шутку добавил: «Поскольку в столице некому заботиться обо мне, я взял наложницу. Я с нетерпением жду, когда ты приедешь ко мне, чтобы нам вместе наслаждаться почетом и роскошью».

227

Сказал о погоде. — Здесь имеются в виду ничего не значащие фразы, которыми обычно из вежливости начинают письмо или обмениваются в разговоре, прежде чем приступить к делу.