Простой советский спасатель 3
Шрифт:
В палату бочком протиснулся сосед, кинул на меня странный взгляд и спрятался на своей койке. Что-то в его поведение цепануло меня, но я так и не понял, что конкретно в поведение соседа вызвало во мне беспокойство?
Медсестрам пожаловался на утренний инцидент или врачу — это вряд ли, уже пришли бы выяснять. Хотя этому разукрашенному чужими кулаками запойному красавчику девушки вряд ли поверят. Его слово против моего, пусть я моложе, да только репутация у студента не подмочена ничем. Если не считать самовольного ухода из больницы.
В закрытые двери кто-то вежливо постучал. Я удивился, но крикнул: «Войдите!»,
Гость осмотрел палату, задержал взгляд на соседе, отчего тот заерзал, тут же встал, начал суетливо заправлять койку, затем уселся на край постели, сложив руки между колен.
— Добрый день, товарищи. Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович. Кто здесь… — парень на секунду замялся, затем раскрыл папку и зачитал по бумажке.— Лесаков Алексей Степанович?
— Лесаков — это я, — откликнулся, поднимаясь с кровати, но при этом в упор смотрел на своего однопалаточника.
Мужик криво ухмыльнулся, но явно был разочарован. Что-то здесь не то, будем делать посмотреть. Милиционер двинулся в мою сторону, на ходу доставая удостоверение, махнул красными корочками, раскрыл и зачем-то представился еще раз:
— Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович.
— Лесаков Алексей Степанович, — повторил я в свою очередь, мало ли вдруг не расслышал. Присаживайтесь, — предложил я указывая на свободную кровать.
— Спасибо, — на лице молодого следователя мелькнуло удивление.
Страх и настороженность перед людьми в форме у советского человека заложен на уровне генетики, как бы мы не хорохорились. Эта фобия передается нам на клеточном уровне с кровью родителей. А тут какой-то парнишка двадцати лет от роду, к которому заявился милиционер, ведет себя совершенно спокойно, да еще и приглашает присесть. Подозрительно? А как же.
Но после приключений в подземельях, пожара, утренней истории с вором-алкашом и всего остального, что случилось со мной в этой новой жизни за несколько дней, я устал. Устал притворяться не собой, а юным студентом, прятать за вежливой улыбкой подозрительность и приобретенный цинизм, терпеть указания тех, кто старше по возрасту, потому что они априори лучше всё знают за меня. Надоело делать то, что велят и куда втягивают.
После разговора с соседом, когда я позволил себе снова быть собой, все вдруг как-то сразу встало на свои места. Да, это тело еще нескоро повзрослеет, но кто сказал, что я должен жить по навязанным этой действительностью правилам? Это игра в одни ворота, и пока голы забивают исключительно мне. А значит, пришла пора перенести игру на поле противника. Хорошо бы еще выяснить, кто он, этот таинственный товарищ.
Милиционер присел на край незаправленной кровати, поморщился, но подниматься и идти за стулом не стал. А я не счел нужным проявлять инициативу и обеспечивать органы правопорядка удобствами.
Пару минут мы играли в гляделки и в молчанку, пока старлей не понял: спрашивать сам я ничего не буду. Ему нужно
вот пусть он и задает вопросы. Мало ли, по какой причине он сюда прителёпал. Может и вовсе не из-за пожара, как я предполагал.— Алексей…
— Степанович, — подсказал я.
— Алексей Степанович, где Вы были вчера примерно с пятнадцати часов до восемнадцати часов? — строго начал следак.
Но ответить я не успел. В дверях больничной палаты появились двое из ларца одинаковых с лица. Интересно, а это еще кто такие? Следователь сидел спиной к двери и не видел новых гостей. Зато сосед как-то сразу подтянулся, выпрямился и сел еще ровнее, чем до этого.
— Гражданин Лесаков, пройдемте с нами, — глядя на меня в упор, произнес тот, что постарше.
Причем не спросил и пригласил. Мужик в идеально отглаженном костюме четко знал, кто я. И вежливо приказал встать и идти за ним.
Старлей возмущенно оглянулся, поднялся и сердито поинтересовался:
— Вы кто такие, товарищи? Что здесь происходит?
— Не твое дело, старлей, — говорун даже не глянул в сторону сердитого следователя. — Гражданин Лесаков, следуйте за нами.
— Никуда он не пойдет! — старший лейтенант достал корочки и сурово представился. — Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович. Здесь происходят следственные действия.
Я молчал, уже понимая, что у парня просто нет шансов. Встречал я однажды в своей молодости таких вот людей в черном. И я не ошибся.
— Не кипятись старлей. Комитет государственной безопасности.
Следак слегка побледнел, но потребовал предъявить документы. Говорливый гэбист жестом фокусника вытащил откуда-то удостоверение, взмахнул им, раскрывая, и тут же убрал.
— Пройдемте, гражданин Лесаков, — говорун позволил себе легкую вежливую улыбку.
– Если вопросов больше нет.
— Вопросов нет, — Кожедубов подхватил свою папку, захлопнул и, застегивая, едва не сломал замок от злости.
Вопросы были и у него и у меня, да только кто же нам на них ответит здесь и сейчас.
— Извини, старлей, не судьба, — попрощался я с милиционером, достал из тумбочки пакет с документами, переобулся и пошел к застывшим каменным изваяниям.
Два тела в пиджаках посторонились, пропуская меня в перед, в коридоре взяли меня в коробочку и повели на выход. Хорошо хоть наручники не надели. Я шел и пытался прикинуть, за каким лешим я понадобился КГБ. Из-за пожара? Да ну вряд ли, если только это не специальный поджог, угрожающий безопасности страны Советов
В отделении словно все вымерли. Все двери закрыты и только бледная медсестра проводила меня взглядом, замерев на своем посту. На улице прямо возле входа стояла черная «Волга». Меня усадили на заднее сиденье, сами сели с двух сторон, можно подумать я сбегу. Ну да ладно.
Минут через десять мы подъехали к неприметному зданию, вышли из автомобиля и зашли внутрь. Сопровождающие показали документы постовому, расписались в амбарной книге и повели меня по ступенькам на второй этаж. Еще минута, и мы стоим возле кабинета без опознавательных знаков. Говорун постучал, услышал «Войдите», распахнул двери, шагнул первым за ним я, следом молчун.
— Разрешите доложить. Задержанный Лесаков доставлен.
И опять ни чинов, ни имен, ни званий, странно все это.
— Свободны, — раздался до боли знакомый голос.