Простри руце Твои..

– Леля, ну, конечно, боялись! Ты прекрасно знаешь!
– начинает нервничать Игорь.
– Если людей десятилетиями приучать ко лжи, они не сумеют жить искренне, раскованно и естественно. Это стыдно, но мы все понемногу преодолеем. Обязательно. С Божьей помощью. Он не должен сейчас от нас отступиться.

– Не должен?
– Ольга пристально смотрит на мужа.
– Ты в этом уверен? Среди неожиданно бросившихся в церковь мало честных. И немного истинно верующих. В основном туда идут из банального любопытства, или потому, что все вокруг пошли, потому, что стало можно, даже просто модно, - а это уже кощунство! Кресты и иконы продают на каждом шагу, а молодежь носит огромные пошлые золотые кресты заодно с гирляндами цепочек и кулонов! Напоказ! Хотя так крест не носят. Или еще краше: полуголая девка, и к ее выставленным на всеобщее обозрение мощным сиськам робко прижался крестик. Это что?! И где барьеры и критерии истинной, но извращенной сегодня веры?

– Критерий один - стране пришла пора менять курс, иначе - гибель, а резкость изменений - отголоски прошлого, - Игорь медленно идет вдоль парапета.
– Проклятый русский фанатизм... Вырвавшийся на волю, когда, совсем ополоумев, люди рвали колокола с церквей и распинали священников, не признавая права на собственный и осмысленный выбор. При неумелых поворотах частенько заносит. Как получилось и сейчас. И ты говоришь о внешних деталях, режущих глаза, хотя главное - что в душе человеческой. Да, сегодня многие называют себя верующими, но не исповедуются, не причащаются, не живут по церковным законам. Такая вера не спасительна. Да, сегодня братки любят нацеплять огромные золотые кресты, а при этом Христа на этом кресте называют "гимнаст". Уважения к кресту никакого, но носить его почему-то стремятся. Хотя тут есть ответ у святых отцов: для погибающих крест - юродство. Кстати, парадокс: Христос явно креста не носил...

– Вероятно, - бормочет Ольга.
– Но признайся: большого доверия к церковникам нет. И если в народе сохранилась вера, то это не благодаря им, а вопреки. Лучше поклониться Богу в собственной душе, чем пойти в обесславленный храм, где согласны отпевать бандита за большие деньги. Где радостно принимают пожертвования от мафиозников. Да и молиться рядом с новым русским, заехавшим в церковь на мерсе уговорить Всевышнего поддержать очередную двухмиллиардную сделку, по-моему, отвратительно. Общее место!

Игорь молчит, отвернувшись к реке. Грязные, но безгрешные, тихие воды...

– А ты знаешь, почем нынче крещение, венчание, отпевание? Это что-то... Церковные обряды поставлены прямо на поток: только успевай плату собирать. Натка вон хотела дочку крестить. Позвонила в ближайший храм. Велели приходить в субботу к четырем, они в это время крестят всех детей подряд. А в воскресенье - индивидуально. Но это стоит немало. "А в субботу бесплатно?" - спросила наивная Натка. И услышала: "Конечно, нет!". "А если не заплатить, мой ребенок останется некрещеным?" "Во славу Божью мы не крестим, - говорят.
– Приход бедный, а жить надо".

– У Натальи нет денег?
– холодно удивляется Игорь.
– Ты ведь говорила про ее агентство.

– Да при чем тут ее деньги! Здесь дело принципа! Говорят, где-то в Москве есть храмы, где крестят бесплатно, но мы не нашли. И в Подмосковье тоже такие есть, но надо искать. Интересно, а Иоанн Креститель брал деньги за крещение? Тот самый, что Иван Купала и Джон Баптист. Я читала, что Святейший Патриарх Алексий говорил о недопустимости любых прейскурантов в храмах. Все услуги в Русской православной церкви Московского патриархата - бесплатные! Цены, которые назначаются в храмах или монастырях, - это примерная сумма пожертвования, причем добровольного. Любой человек вправе подойти в храме к свечному ящику и заказать любую требу: венчание, соборование, отпевание... И служители храма обязаны принять ее, а священнослужители исполнить совершенно бесплатно. Но мы об этом не знаем. Зато знают в храмах, но молчат. Общее место!

Игорь смотрит в сторону.

– Леля, многие приходы действительно бедные и живут, что называется, от алтаря. Но вместе с тем Церковь больна. И уже давно. Как на Востоке, так и на Западе, везде... Это болезнь обмирщения. Святитель Василий Великий в четвертом веке писал: "Ты спрашиваешь меня, как обстоят дела в Церкви. Я отвечаю: в Церкви все обстоит так же, как и моим телом, - все болит, и никакой надежды".

Ольга против воли улыбнулась.

– Да, еще в четвертом веке... И даже если в самом деле где-то имели случаи торговли священниками спиртным, табаком и левые деньги... Вот представь: пьяный математик да еще взяточник пишет на доске "два умножить на два равняется четыре". Так разве тот факт, что он - пьяница и взяточник - меняет истину его цифр? Разве отсюда следует, что дважды два не четыре, а пять?! Ведь нет же! Истина остается истиной...

– Ницше не любил христианство, считал религией больных людей, - вспоминает вдруг Ольга.

Что ей взбрело вдруг в голову? Субъективная, как любая другая мысль... Да и какой Ницше критерий? Просто модный нынче философ. Наконец разрешенный. Поэтому привлекательный. Все пустое...

– Тот же Ницше говорил, что кто не носит в себе хаоса, никогда не породит звезды, - отвечает Игорь.

Ольга кусает губы.

– А помнишь, ты когда-то учил меня одеваться "капустой"? Чтобы всегда легко и быстро раздеться, одеться и не зависеть от погоды. Теперь мы научились мыслить "капустой". То отбрасываем лишние, на сегодня ненужные листья-одежки-мыслишки, то снова их на себя накидываем. Искупать грехи коллективно - это что-то! И массовое российское, внезапно осознанное покаяние - просто очередной новый, тяжкий грех! Перед разумом и совестью! Перед незамутненностью души, выбирающей идеалы в тишине маленькой комнаты! Да что там совесть! Это грех перед Богом! Среди нас молитв никто толком не знает, Библию едва открывали! Мы - словно околостоящие... Но мы близко, рядом... А дальше... Храм Христа Спасителя восстановили, церковь признали, правители туда захаживают, свечки ставят, чтобы по каждому телеканалу горели, и все внезапно уверились - справедливость восстановлена, мы вернулись к духовности, отмолили и спасли души! Так легко и просто! И ты разделяешь эту дурь? Судя по твоей жизни, твоему поведению, по отношению ко мне и к детям - одобряешь вполне. Но на самом деле путь нравственного познания, возрождения и совершенствования - тяжкий путь. Очень тяжкий. И зачем упрощать? Это ведь ложь!

– Леля, - тихо говорит Игорь, - ты во многом права... Но ты тоже проповедуешь свободу выбора и чистоту души, с которых я начал. Значит, ты должна понять меня... И простить...

– Понять?!
– кричит Ольга.
– Да еще и простить?! За то, что ты бросил меня и детей?! За то, что ты так страшно обманул нас и посмеялся над нами?! И снова издеваешься сейчас надо мной?! Уходи! И не звони, не приезжай, не появляйся больше никогда! Я похоронила тебя один раз, похороню сегодня во второй и в последний! Без отпевания! Дети ничего не узнают! Им это ни к чему! Отец умер для них пять лет назад, а воскрешения на Земле невозможны! Что тебе взбрело в голову восстать из мертвых? Христа ты напоминаешь не слишком! А прощать я не умею - не выучили в детстве!

Игорь поднимает голову к небу - странно, ни капли дождя за весь долгий, наглухо обложенный черными тучами день.

– Еще Суворов говорил, что с юных лет надо приучаться прощать проступки ближних и никогда не прощать собственных. А Москва как была Первопрестольной, так и осталась. Смешно, когда некоторые считают ее Вавилоном. В Москве каждый день совершается около трехсот литургий. А "где преумножается грех, там преизобилует благодать". Хотя молодежи особенно тяжело в больших городах: вокруг одни пороки. Не одно, так другое: не выпьет, так в казино зайдет, не в казино, так наркотики, не наркотики, так проституция. И чтобы справиться с этим кошмаром, надо иметь твердые ориентиры, знать цели. Ведь человек, который ни во что не верит, совершенно беззащитен. Леля, вера - это наше спасение. Все храмы открыты, священники ходят по улицам, на каждом шагу развалы духовной литературы... А ведь совсем недавно я прятал такие книги под диваном и всерьез опасался ареста. Ты не подозревала об этом. Зато сейчас Господь как бы говорит нам: "Если вы не воспользуетесь этим, я могу все забрать!" И есть старцы, на чьих молитвах мы держимся, и настоящие верующие были и останутся всегда. А дети, которые зависят от родителей? Господь не спросит у них на суде, учили ли они ребенка английскому, водили ли в бассейн и купили ли компьютер. Он спросит, воспитывали ли они его по заповедям Божьим, водили ли в церковь и учили ли закону Божьему. До свидания, Леля, - шепчет Игорь.
– Храни тебя Господь... Прощай...

– Мне рассказывали, что когда рабочие строили храм Христа Спасителя, то матюгались через два слова на третье. Нет, я, конечно, понимаю, рабочий класс - тут все характерно - но это не простое строительство, а храма, причем какого! Раньше на строительство храмов любых строителей вообще не брали, только специальных, прошедших пост и молитву...

Игорь пожимает плечами.

Ольга медленно бредет по набережной к дому, с трудом переставляя непослушные ноги. Кажется, еще несколько шагов - и она упадет без сил. Она замерзла, устала. И, конечно, не оделась "капустой"...

Оля вдруг думает, как хорошо ей стало недавно просыпаться под звон колоколов маленькой церкви, несколько месяцев назад отреставрированной в соседнем переулке. Она вспоминает, как несколько лет назад, когда тяжело заболел Максим, бросилась за помощью к батюшке. Верила, что поможет. Наверное, ей просто не повезло. Или ее прегрешения оказались чересчур тяжелы. От батюшки сильно пахло чесноком, он был розовощек и молод и сразу начал выпытывать у Ольги об ее грехах. Их набиралось не слишком много: один аборт, крашеные ресницы, брюки... Батюшка казался разочарованным, ведь все дело в грехах матери, а может быть, он просто торопился, но толком ничего Ольге объяснить не смог. И она вдруг с ужасом поняла, что он ей нравится, что ей хочется его по-простому соблазнить, переспать с ним... Именно потому, что батюшка... В ужасе от самой себя Ольга бросилась вон из церкви. До сути случайной прихожанки розовощекий батюшка так и не добрался. Она постигла свою душу сама.