Против правил Дм. Быков

Лихое название для книжки, в которой (повторюсь) дипломат и политик превращается в египтолога. В 1964 году с предложением о сотрудничестве к автору бестселлера «Лолита» обратился автор фильма «39 ступеней» Хичкок. Сначала был телефонный разговор, потом – письма. Одно письмо Хичкока, одно – Набокова. На этом дело заглохло. Но названьице английской версии набоковских мемуаров все одно торчит занозой. Он так любил шарады, так любил словесные игры. Вслушайтесь: «спик мемори» – это же «шпик мемори». «Шпион Мемори», как и в том давнем фильме Хичкока.

На эту игру слов можно было бы не обращать внимания, если бы не тщательно, яростно скрываемый интерес Набокова к политике. Между тем этот аполитичный либерал не просто интересовался политикой. Он великолепно в ней разбирался. Чего стоит один только анализ русской истории, предложенный им Бомстону-Несбиту-Батлеру: «Русскую историю можно рассматривать <…> как своеобразную эволюцию полиции, странно безличной и как бы даже отвлеченной силы, иногда работающей в пустоте, иногда беспомощной, а иногда превосходящей правительство в зверствах – и ныне достигшей такого расцвета…» Это что, не интересующийся политикой человек? Нет, это пишет человек, поразительно умеющий объяснить какие-то политические явления, прикинувшись полным профаном в этой самой области.

Ведь он что объяснил Несбиту-Бомстону-Батлеру? Ваши рассуждения о революции, реформе и прочих интересных вещах к России имеют самое касательное отношение, поскольку вы не учитываете одного очень важного факта: в России к власти пришла тайная полиция. Совершенно неважно, как она называется: жандармерия, ЧК, ГПУ или НКВД… Вот с этого и начинайте все свои рассуждения. Но сказал он это таким лихим образом, что не сразу и сообразишь, насколько он политически подкован.

Переписка. Хичкок собразил. Недаром среди всех режиссеров Набоков выделил именно его. Альфреду Аппелю он говорил, что «с нежностью вспоминает по крайней мере один хичкоковский фильм про кого-то по имени Гарри». Всякий, кто смотрел «Неприятности с Гарри», оценит две вещи: во-первых, «про кого-то по имени Гарри». Фильм все-таки не «про кого-то по имени Гарри», а про то, как несколько человек пытаются то спрятать, то выволочь на свет Божий труп того, кого звали Гарри. Во-вторых, «с нежностью»… Если и есть какая-то мораль в единственной комедии, снятой Хичкоком, то она сводится к тому, что есть такие говнюки, которые даже своей смертью способны причинить максимальное неудобство ближним и дальним. Такое, несомненно, вспоминается «с нежностью».

Может быть, поэтому Набоков, расчувствовавшись, продолжил разговор о Хичкоке так: «О, его черный юмор сродни моему черному юмору, если я не путаюсь в терминах…» Не путался. Набоков никогда не путался в терминах и в чем бы то ни было вообще. Он был всегда изумительно точен. Splitter – вот как его называли в энтомологических кругах, – рассекатель, аналитик, можно и крохобор. Он первым среди энтомологов принялся подсчитывать чешуйки на крыльях бабочек. Ученый, наблюдатель, что тут скажешь.

19 ноября 1964 года Хичкок написал Набокову. Он ссылался на бывший прежде телефонный разговор и предложил Набокову две истории, из которых американский (и русский) писатель мог бы сделать сценарии. Вот первое предложение Хичкока: «Первая идея, о которой я размышляю уже некоторое время, основана на одном вопросе, который, как мне кажется, никогда не рассматривался в кино и, насколько мне известно, в литературе. Это проблема женщины, которая связана, через брак или обручение, с перебежчиком (defector). Думаю, в случае замужней женщины можно практически не сомневаться в том, что она встанет на сторону мужа. Возьмем, например, случай Берджесса и МакЛина, где миссис МакЛин в конце концов последовала за мужем за железный занавес и очевидно, что миссис МакЛин никакими другими обязательствами не была связана. По-настоящему меня интересует вопрос о том, каким будет отношение молодой женщины, возможно, влюбленной или обрученной с ученым, который, возможно, является перебежчиком».

Прервемся: Хичкок поминает двух советских шпионов из знаменитой оксфордской «пятерки», вовремя «оторвавшихся». Хичкок готовит будущий свой триллер «Железный занавес». Видно, как Хичкок старательно тянет здесь свою тему: для любящей женщины ее избранник всегда прав! Что бы ни случилось – он всегда прав. Как бы убедительно ни было построено обвинение, любящая женщина никогда ему не поверит, всегда останется на стороне любимого.

«Киносюжет этого рассказа будет развиваться как путешествие за железный занавес. Драматическим центром будет проблема, перед которой окажется девушка. Как знать, может быть, она перейдет на сторону жениха. Может быть, сделав этот шаг, она совершит ужасную ошибку, потому что ее жених окажется двойным агентом. Вполне вероятно, что человек, выставляющий себя предателем, может быть правительственным агентом. Мы были свидетелями того, как ФБР находилось в неведении о том, что делает ЦРУ, а ЦРУ иногда не в курсе того, что делают на своих разведывательных постах разные высокопоставленные шишки».

Какая история возникает перед Набоковым, в воспоминаниях писавшем о том, как «однажды с Цветаевой совершил странную лирическую прогулку, в 1923 году, что ли, при сильном весеннем ветре, по каким-то пражским холмам»? Какая история возникает перед ним, в начале шестидесятых отказавшимся писать предисловие к стихам все той же Цветаевой, поскольку она – гениальный поэт, значит, много прозорливее обычных людей, значит, не может не знать, чем занимался ее муж, стало быть, она – сообщница преступлений. Он – не Сартр, к книгам преступников, даже и гениальных, он предисловий писать не будет. Хорош аполитичный либерал, хорош адепт искусства для искусства! Тут такая ангажированность слышится, какая и вышеупомянутому Сартру не снилась. Но сейчас речь идет о другом, о том, обертоны какой истории услышал Набоков в хичкоковском наброске.

Той самой, цветаевско-эфроновской… В противном случае разве он ответил бы на это предложение таким контрпредложением, предварив его преамбулой: «Первая (Ваша история. – Н. Е.) поставит передо мной множество проблем потому, что я недостаточно знаком с методами американской секретной полиции, а также с тем, как работают несколько разведывательных агентств, по отдельности или вместе…

1. За девушкой, восходящей звездой не совсем первой величины, ухаживает подающий надежды астронавт. Она слегка снисходит к нему; встречается с ним, но, возможно, одновременно имеет других любовников или любовника. Однажды его посылают в первую экспедицию к далекой звезде; он отправляется и успешно возвращается. Теперь он – самый знаменитый человек в стране, тогда как ее подъем к звездным высотам остановился на весьма среднем уровне. Она только рада теперь, что он с ней, но вскоре осознает, что он уже не такой, каким был до полета. Она не может понять, в чем заключается перемена. Время идет, и она сначала обеспокоена, потом испугана, потом впадает в панику. Для этого сюжета у меня есть более чем одно интересное разрешение».

А у меня – только одно. Оно подразумевается. К девушке прилетает не астронавт, а инопланетянин, принявший облик астронавта. Здесь – ответ на цветаевско-эфроновскую историю для самого себя или для Хичкока, если он (в силу тех или иных причин) имел в виду эту историю. Нет, тут какая-то особая психология, инопланетная, что ли? Здесь не о шпионах и разведчиках надо вести речь, а об инопланетянах; здесь не безмерно любящая женщина, готовая следовать за своим мужем куда угодно, хоть к черту в зубы, хоть за железный занавес – здесь (повторимся) инопланетянка.

Впрочем, в первой хичкоковской истории помимо девушки был еще и герой. В нем Набоков тоже не мог не заметить что-то родное, больное и близкое. «Давайте представим себе, – пишет Хичкок Набокову, – для примера, что сын фон Брауна, такой же талантливый, как отец, работал над секретными проектами. Он стал настоящим американцем, оторвался от родственных корней. И вот вдруг в один прекрасный день он хочет поехать в отпуск к родственникам отца. Для секретных служб это выглядит подозрительно».

Кому это пишет Хичкок? Сыну видного политического деятеля дореволюционной России, оторвавшемуся от родственных корней, ставшему американским писателем, но такому же талантливому, как и отец, правда, в другой сфере. Вот тут и вопрос: в другой ли? Отец занимался политикой, а сын тщательно и умело подчеркивал, что политика ему глубоко отвратительна, неинтересна. Тем не менее даже в романах у него оставлено столько точных политических наблюдений, что делается странно, аполитичные люди так не пишут. Аполитичные люди не заметят между делом, что тьме и тоске советской жизни больше соответствует вечно мрачное выражение лица Косыгина, чем ухарские усы Сталина. Аполитичные люди не откликаются на историю о двойном агенте и влюбленной в него девушке историей о девушке, влюбленной в инопланетянина. Такую шутку-перевертень аполитичный не выдумает.

Но у Хичкока в запасе была еще одна история. Не шпионская. Он почему-то полагал, что Набоков больше заинтересуется шпионской историей. Наверное, у него были для этого основания. Между тем Набоков как раз про нешпионское предложение написал: «Вторая ваша идея для меня полностью приемлема». Вот она: «Юная девушка, которая провела всю жизнь в швейцарском монастыре, потому что у нее никого не было, кроме овдовевшего отца, и некуда было деться, вдруг по окончании колледжа выходит в Божий мир…» – а знаете, эта история недаром приглянулась Набокову. Одно начало чего стоит – для него, разумеется, чего оно стоит. Конечно, конечно, Набоков не девушка и не был никогда девушкой, но до девятнадцати лет рос в обстановке счастливого барского детства, после чего вышагнул в совсем не прекрасный, а очень яростный мир.

«Она приехала бы к отцу, управляющему большого международного отеля. У этого управляющего есть брат-портье, второй брат – кассир, третий – шеф-повар, сестра-горничная и мать, прикованная к постели, которая живет в мансарде. Матери – 80, и в семье царит матриархат». Еще одна любимая хичкоковская тема, доведенная до совершенства в «Психо», – властная мать, которой покорствует безвольный сын. Но Набоков на это, наверное, особого внимания не обратил. Его другое должно было заинтриговать, а может, и обидеть: «Вся эта семейка – шайка разбойников, которая использует отель как базу для своих злодеяний. И вот сюда-то попадает невинное создание девятнадцати лет».