Противофаза

— Тогда поедем к одной знакомой в Подмосковье. Тебе она покажется тоже интересной, — предложил с соблазняющей, надеюсь, улыбкой.

— Интересно, что за знакомая там у тебя такая завелась? — расфырчалась Галина.

— Предполагаю, что она и тебе знакома. Племянница генерала Цвигуна. По дороге надо прикупить какой-нибудь тортик поприличнее.

С Юлией Галине ещё не доводилось сталкиваться, но к знакомству проявила интерес. В двух обыденных гастрономах по пути ничего нормального не нашлось, даже после явлений сиятельной принцессы и определённых телодвижений шофёра Валеры в директорских кабинетах.

— Совсем распоясались торгаши. Ничего стоящего для простого советского труженика в магазине уже не найдёшь, — посокрушалась принцесса и распорядилась, — Валер, поищи тут ближайший распределитель.

Водила остановил тачку и куда-то позвонил. Потом посмотрел по карте Москвы:

— Если по пути, то у метро Варшавская есть одна точка. Сгодится, Галина Леонидовна?

— Давай, правь туда, — согласилась Леонидовна.

Мы снова попали в обычный магазин для простолюдинов под названием «Булочная-кондитерская», практически пустой и кафельно-прохладный, пахнущий чем-то стабильным. Ассортимент поражал суровым аскетизмом: хлеб, собственно, чёрный и батон, соответственно, белый, малопрезентабельные весовые конфеты, в основном, карамельки, печенюшки «Юбилейные» и пряники «Комсомольские», бронебойные. Ими можно заряжать гаубицы и поражать насмерть обречённо сопротивлявшихся врагов Комсомола. Если же сделать несколько шагов за прилавок, то волшебным образом попадаешь в некое изобильное зазеркалье со стеллажами, наполненными конфетами всех сортов и видов, ароматными бубликами и баранками, пирожными всевозможными и, конечно же, тортами. Средь которых маячили жутко дефицитные «Птичье молоко» и «Киевский». Кроме желанной «Праги» добавился «Киевский». Из предложенного алкогольного ассортимента взяли два ликёра: чешский «Бехеровка» и отечественный «Старый Таллин».

Глава 12

Понедельник, 17.03.1975 г.

В то время, пока мы с генсековной деловито затаривались дефицитом для поездки к Юле, в одном приметном здании на площади Дзержинского состоялись события, причиной которому невольно послужили мои действия. К председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову неожиданно напросился по коду срочности начальник двенадцатого отдела генерал-майор Плеханов.

Неожиданно, потому что они уже виделись на утреннем совещании. Код срочности придумал ещё покровитель Андропова Отто Куусинен для ближайшего окружения со строгой регламентацией не злоупотреблять этой привилегией. Он не любил, когда к нему кто-либо входил в кабинет без предварительного согласования. Кодом могла служить любая нейтральная фраза с редко употребляемым словом. Например — «здоровяк». Комичное «Чьёрт побьери» из фильма «Бриллиантовая рука» вряд ли не прокатило бы.

Придя в Комитет, Андропов позвал за собой из ЦК многих референтов, к которым привык и полностью им доверял, считая их своими соратниками. Среди них и был Юра Плеханов. Плеша, как прозывали его сослуживцы. В Комитете он поначалу работал в звании подполковника старшим офицером приёмной. С начала 70-х возглавил 12 отдел, занимающийся прослушкой телефонов и помещений.

Рабочий день главы госбезопасности был на сегодня как назло плотно загружен встречами с иностранцами. С утра у него в кабинете паслись палестинцы от Ясира Арафата. После обеда он выслушивал доклад начальника Первого Главного управления и своего ближайшего друга генерал-лейтенанта Крючкова касательно вопросов внешней разведки. В данный момент он принимал делегацию повстанцев из пока ещё португальской Анголы. С шести вечера намечена встреча с вьетнамскими дипломатами. В каждых переговорах непременно участвовали как свора очкариков со Смоленской площади, так и лампасные пузачи с Арбатской. А то и какой-нибудь клерк со Старой площади притащится.

Больше всего тяготило присутствие его зама — генерал-полковника Цынёва Георгия Карповича на всех таких мероприятиях. Мелкий, лысенький, с большими ушами, получивший от коллег прозвище «Пень», был приставлен от ЦК присматривать за делами Комитета и, конечно же, за самим шефом. Практически все в Комитете ненавидели его за злобный характер и склонность к интригам. Однако, приходилось терпеть выходки этого нелепого и настырного человечка, так как тот являлся родственником самому Леониду Ильичу. По должностным обязанностям Цынёв курировал также работу двенадцатого отдела, поэтому Плеханов должен был сначала доложить о происшествии ему, но предпочёл обратиться напрямую к главному.

Прерывать совещание ради рандеву с соратником было бы очень неразумно. Пень мог бы насторожиться. Андропов дождался планового перерыва и прошёл через комнату отдыха к тайному шкафу.

Шкафом сотрудники называли узкий предбанник перед входом в кабинет с откидными сидушками по бокам, где в сталинские времена располагался дополнительный пост охраны. Но, кроме этого предбанника, имелся ещё один такой же, располагавшийся со стороны комнаты отдыха. Андропов, получив назначение на это место, распорядился оборудовать такой шкаф узкими, но вполне удобными креслицами, откидным столиком и светильником. Здесь его дожидались для секретных встреч «свои» люди. Попасть туда нужно было из секретного коридора, ведущего к не менее секретному лифту, предназначенного только для хозяина кабинета. На нём он спускался с третьего этажа в секретный гараж и мог незаметно для подчинённых выехать из здания куда угодно по своим тайным делам.

Лифт мог отвезти хозяина ещё ниже. Однако, туда ему не было доступа до той поры, пока в 1973 году не стал полноправным членом Политбюро. Ожидаемо там оказались подземные помещения с опустевшими камерами для заключённых и уходящие далеко в неизвестную темь тайные ходы. Времени на исследование подземных ходов у Андропова не имелось, но конторские старослужащие докладывали, что по ним можно тайно попасть в Кремль. Ещё ниже находилась ветка метро, тоже какого-то такого секретного.

В секретный коридор у андроповского кабинета можно было попасть из служебного только через неприметную дверь с надписью «Техническое помещение», ключи от которой имелись у ограниченного контингента лиц. Так что, когда Председатель Конторы открыл шкаф в своей комнате отдыха, то ожидаемо обнаружил в нём генерала Плеханова.

— Выкладывай скорей, что там у тебя стряслось, Юра, — проговорил нетерпеливо Председатель вошедшему в комнату человеку в стильном сером двубортном костюме и с галстуком в косую полоску.

Плеша, как все бывшие референты Андропова из ЦК предпочитал одеваться цивильно, хотя к его ладной фигуре очень бы подошла военная форма. Шефу же при его мешковатости военная форма была категорически противопоказана.

— Сегодня, примерно без четверти двенадцати состоялся телефонный звонок Шелепину в ВЦСПС из квартиры Леонида Ильича. Известно только, что разговор был непродолжительным, — доложил генерал, — Звонили по выделенке, которую вы же сами запретили прослушивать.

Глава Комитета почувствовал холодок под лопатками, тяжело осел на диван и неожиданно даже для самого себя смачно выматерился.

— Что дал опрос контингента? — спросил он, немного успокоившись.

— Секретарь Шелепина располагается в отдельном кабинете с хорошей звукоизоляцией. Осторожный зондаж её нашим человеком о сути проведённых переговоров не дал никаких результатов.

— Что, разучились работать с людьми? Подкупить чем-нибудь пробовали? — вспылил шеф.

— Она — участница войны, белорусская партизанка. Очень смелый и принципиальный товарищ. К тому же, абсолютно предана Александру Николаевичу. Не получится с ней разговор в желательном нам русле, — виновато пояснил Плеханов.

— Чёрт! — Андропов крепко врезал по журнальному столику кулаком, — Ладно. Будем думать. Свободен, Юра. Благодарю за оперативность.

Попрощавшись с деятельным подчинённым, Андропов сразу же прилёг на диван. Так лучше всего думалось.

Самое неприятное, что звонили от Лёни Шурику, а не наоборот. Давно надо было бы убрать этого наполеончика. Было же множество возможностей. Лёня всё чего-то опасался. И американец советовал ему не проявлять излишнюю политическую активность в этом вопросе. Доопасался, что теперь все в Политбюро посматривают на него с опаской. Де слишком часто возле лёниных ушей отираюсь. Громыко ещё более-менее доброжелателен, дипломата в себе не прокашляешь. А вот Кириленко с Подгорным, к примеру, и маршал Гречко так просто волками смотрят. Кириленко совершенно безосновательно считает Андропова причастным к смещению своего дружка Воронова Геннадия в позапрошлом году. Не нужно было ему ссориться с Дарагим. Вот и получил под зад коленом. Зато Подгорный был прав в своих обвинениях, но только отчасти. Главу украинских коммунистов Петра Шелеста в большей степени свалили интриги наследующего все его посты Владимира Щербицкого.

Брежнев не без помощи врачей постепенно терял здоровье и способность к управлению. Власть над огромной страной незаметно перетекала к небольшой группке референтов, контролируемых Сусловым, Подгорным, Косыгиным и Андроповым. Фактически только к группе самого деятельного из них — Андропова. Суслов считался вторым лицом в Политбюро и был по всем партийным канонам наследником престарелого вождя, хотя привык уже быть на вторых ролях, интересуясь в большей степени идеологией. Амбиции «президента Коли» можно было не брать в расчёт после потери опоры на украинские парторганизации. Косыгин был нужен для решения чисто экономических задач. И все они были пока нужны Андропову только для прикрытия. Как и сам Брежнев. Показывать сейчас свои намерения было не то что опрометчиво, но даже крайне опасно для дальнейшей карьеры. И так стоило невероятных усилий убеждать Лёню соглашаться на устранение какого-нибудь деятеля из Политбюро. Приходилось идти на откровенные провокации и подставы. Шелеста и Василия Мжаванадзе удалось свалить по причине их тупости и жадности. Шелепина на таком преферансе развести было гораздо трудней. Прошлось готовить против него специально разработанную тайную операцию под названием «Денди». Никто в ЦК о ней пока не знает.