Противофаза
Шрифт:
— Товарищ Чекалин! Вернитесь, пожалуйста! — позвали меня голосом Гараняна.
— Я в туалет, — выдал первое, что пришло в голову.
Странно, но как только я вышел в фойе, волнения в животе тут же прекратились. Поколебавшись немного, направился в всё же композиторскую писсуарню. Обычный скучный белый кафель с висячими писсуарами на стене, пол средней чистоты, кабинки, слава всем богам, закрытые от нескромных взглядов и в коих стенки исписаны пошлыми рисунками, хулиганскими стихами и непристойными предложениями. Пара студентов озабоченно зависала у писсуаров. В кабинках кто-то кряхтел и звучно портил воздух. Я пристроился к свободному писсуару, отлил положенную норму и направился к умывальнику. Из кабинки вышел,
— Уважаемый товарищ Чекалин! — обратился Георгий, — Прошу вас, не обижаться на оркестр. Они действительно очень устали. Максим Дмитриевич приносит свои извинения за этот досадный инцидент.
— А кто такой Максим Дмитриевич? — невинно поинтересовался я.
— Этот негодник есть мой сын, — раздался позади мягкий приятный голос.
Я вздрогнул и обернулся. Сзади медленно подходил улыбающийся Шостакович. Печальная женщина в очках встала рядом с ним и заботливо взяла под локоток.
— Вы, молодой человек, первый, кто не побоялся заметить недочёты в исполнении оркестра. Разрешите пожать вашу руку, — произнёс Дмитрий Дмитриевич и обратился к Гараняну, — Пианиста я рекомендую заменить. Вы не будете возражать, если я сегодня же позвоню и приглашу сюда Святослава Рихтера. Он будет рад возможности поработать над такими чудесными композициями?
— Я даже о таком и мечтать не смел! — воскликнул распорядитель и обратился ко мне:
— Товарищ Чекалин, тогда окончательное прослушивание позвольте поставить ориентировочно на ближайшую субботу. Обязательно позвоните мне до указанного срока для возможных уточнений.
Георгий протянул мне свою визитку.
— Георгий Арамович, я не уверен, что буду свободен в указанное время. Судьбу своих композиций оставляю полностью на ваше усмотрение, — высказался, намереваясь распрощаться с мэтрами.
— Позвольте мне, молодой человек, взять на себя обязанности вашего порученца и проследить за достойной подготовкой исполнения ваших сочинений? — остановил меня Шостакович.
Я застыл от смущения, не зная, что сказать, а великий композитор не унимался:
— Ирочка, а не пригласить ли этого чудесного юношу к нам в Жуковку, на субботний ужин? Приезжайте, дорогой товарищ, не пожалеете. Будет весело, вкусно и познавательно.
Женщина в очках улыбнулась и поведала мне самый удобный способ добраться до их дачи на личном транспорте. Дмитрий Дмитриевич активно вмешивался в разговор, подсказывая какие-нибудь забавные мелочи. Затем он принялся забрасывать меня вопросами о предпочтениях и увлечениях. Мы медленно дрейфовали к гардеробу, живо обсуждая тему космоса в музыке. Я признался, что руковожу творческим сектором в ЦК Комсомола и готовлю торжественное мероприятие к визиту делегации американских астронавтов в СССР предположительно в сентябре. Шостакович заинтересовался проектом и пообещал мне что-нибудь подбросить. Расставаясь, Дмитрий Дмитриевич долго жал мне руку, говоря разные приятности. Потом он, поддерживаемый супругой, медленно поковылял к выходу из здания. Я провожал его взглядом и молча злился из-за того, что не могу ему помочь из-за каких-то идиотских условностей, придуманных обитателями верхнего мира. Остались считанные месяцы жизни великого человека.
Пока я размышлял над тем, стартовать ли сразу, либо поначалу зарядиться чем-нибудь в буфете. Всегда пробивает на жрач после каких-либо разборок. Меня окликнула смутно знакомая белокурая женщина лет тридцати, с немного неправильной, но приятной внешностью и принялась наговаривать огромную кучу комплиментов.
— Ничего гениального тут нет, просто лёгкая музыка для танцев, — решил я изобразить смущение, заодно
раздумывая, как бы поделикатней от неё отделаться.— А вы любите фигурное катание? — продолжила напор навязчивая поклонница.
— Не особо. Больше предпочитаю хоккей, футбол, — честно брякнул я.
Женщина ненадолго огорчилась.
— Ой, забыла представиться, — продолжила она менее пылко, — Чайковская Елена Анатольевна, тренер по фигурному катанию. Зашла в консерваторию повидаться со старинной подругой и случайно услышала ваши произведения. Я просто влюбилась в них и в голове уже набросала примерную программу под эту музыку для моей танцевальной пары.
— Пахомова и Горшков? — предположил я.
— Совершенно верно, — улыбнулась тренер и доверительным тоном поведала, — Людочке и Саше пришлось пропустить чемпионат мира в Колорадо-Спрингс из-за проблем с сашиным здоровьем. Боюсь, что пришла пора моей золотой паре покинуть большой спорт. Ребята очень хотят прежде чем уйти выиграть Олимпиаду в будущем году.
— Ваши подопечные творят чудеса на льду, — поспешил я реабилитироваться.
Показалось неплохой идеей включить в космическое шоу выступление танцоров на льду.
— Правда?! — обрадовалась Елена Анатольевна, — А вы приходите на наши тренировки. Познакомитесь с моими кудесниками льда. Там мы и продолжим наш разговор о творческом сотрудничестве.
И Чайковская протянула мне свою визитку. Подкатил Градский и взволнованно воскликнул:
— Ну, ты, старик, выдал! Не ожидал от тебя такой крутизны. В общем, я согласен исполнить всё то, что ты мне предлагал.
— Вот, здорово! — обрадовался я, — Давай тогда поищем свободную студию с каким-нибудь роялем.
С местом помог очередной фанат Градского. Вскоре по студии разлились мои рулады:
— Мне осталась одна забава —
Пальцы в рот да весёлый свист…
Увлёкся исполнением и слегка свалился в Малинина. Ожидаемо набежала публика из коридора. Я, как тот Джельсомино из сказки Джанни Родари, опять сотворил своим голосом нечто необычное. Нет, не раздевались они догола, но вели себя как-то шизануто. С огромным трудом с Сашей вырвались из студии.
— Мощно! — проговорил он, глядя на меня глазами подстреленного ондатра через свои очки, — До мурашек меня пробрало.
— Стихи эти сам отыщешь в любой библиотеке, а твоё сопровождение, если нужно, организует ансамбль у нас на месте. Или у тебя свои музыканты найдутся?
— Подтяну своих ребят из «Скоморохов», — решил Градский.
— Тогда давай краба на прощание, Сань, и будем разбегаться. Извини, срочные дела. Увидимся послезавтра на том вечере.
Выскочил на улицу, как ошпаренный. Как бы Фирсова не прозевать.
— Обещался быстро управиться, а сам… — обиженно пробурчал мой водила.
— Извини, старик, композиторы все мозговые расщелины мне проели. Двигаем теперь на Ленинградку. Едем к самому Фирсову.
Попали удачно. Толик сам ведь задержался на учёбе в институте и приехал в ледовый дворец ЦСКА только минут двадцать назад. Он молча стоял у бортика на коньках весь какой-то замороченный. На льду гоняли восьмёрку здоровенные лосяры, или правильней будет сказать — жеребцы, если учитывать негласное прозвище участников клуба. Мы с Хвостом подошли к тренеру, поздоровались.
— Вообще-то на тренировках запрещено присутствовать посторонним, — высказал тренер в нашу сторону.
— Я из Берёзовой рощи, хоккеист Миша Чекалин. Неужели не узнали?
— И чего вам здесь нужно, хоккеист Миша? — не сменил тональность тренер, продолжая наблюдать за своими подопечными и периодически вскрикивая:
— Работаем, работаем!
— Приехал вот у вас отпроситься от всех тренировок до начала игр в Казани. На меня очень много работы сейчас навалилось по комсомольской линии. Но, я обещаю, что буду полностью готов к турниру и честное слово вас не подведу, — принялся заверять его.