Протокол «Сигма»

Но я все еще могу блефовать, сообразил он.

– Роберто, – каркнула старуха, – поторопитесь!

– Уберите оружие, или я буду стрелять, – сказал молодой человек. – Мне все равно, что случится с этим мешком дерьма. – Он указал на священника.

– Да, но сеньоре не все равно, – возразил Бен. – Мы опустим оружие одновременно.

– Хорошо, – согласился молодой человек. – Уберите пушку от его головы, встаньте и уходите отсюда. Если хотите жить. – Он опустил обрез, направив его дуло в пол, а Бен убрал револьвер от головы священника и медленно поднялся на ноги, тоже держа револьвер стволом вниз.

– А теперь идите к двери, – приказал человек.

Бен, пятясь, направился к выходу; в правой руке он держал револьвер, а левой шарил в воздухе за своей спиной, чтобы не наткнуться на препятствие. Молодой человек вышел вслед за ним в вестибюль; обрез он так же держал опущенным вниз.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы ушли из этого дома, – спокойно произнес Роберто. – Если вы еще когда-нибудь появитесь здесь или поблизости, вас убьют, как только заметят.

Священник тяжело уселся на полу; вид у него был измученный и оскорбленный. Бен выбрался из открытой калитки – то ли священник оставил ее незапертой, то ли через нее вошел Роберто – и захлопнул ее за собой.

Через несколько секунд он опрометью бежал прочь.

Анна расплатилась с водителем такси и вошла в маленькую гостиницу, расположенную на тихой улице в районе Буэнос-Айреса, носившем название Ла-Реколета. «Это, – с тревогой думала она, – совсем не то место, где молодая женщина, путешествующая в одиночку, легко сможет остаться незамеченной».

Консьержка приветствовала ее по имени, что еще больше встревожило Анну. Сегодня с утра они с Беном зарегистрировались в этой гостинице, явившись туда порознь с разницей в несколько часов. И заказывали себе номера они тоже по отдельности и в разное время. То, что они жили в одной гостинице, имело определенный смысл, но в то же время и увеличивало риск.

Тележка горничной стояла прямо возле двери ее номера. Некстати. Анна надеялась побыть в одиночестве, пролистать свои папки, сделать несколько телефонных звонков, а теперь ей придется подождать. Войдя в номер, она увидела, что девица склонилась над ее открытым чемоданом.

Она вытаскивала папки из кожаного портфеля Анны.

Анна резко остановилась в дверях. Девица оглянулась, увидела ее и швырнула папки и портфель обратно в чемодан.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь?! – воскликнула Анна, надвигаясь на нее.

Девица принялась с негодованием отругиваться по-испански, извергая целые потоки горделивых фраз. Анна вышла вслед за ней в коридор, продолжая требовать, чтобы та сказала, что она делала с ее вещами.

– Eh, qui haces? Ven para ac! Qui cuernos haces revisando mi valija? [100]

Анна попыталась прочитать имя на значке, приколотом к форменному халату, но женщина внезапно повернулась и сломя голову пустилась бежать по коридору.

Это была не простая воровка. Она действительно рылась в бумагах Анны. Знала она английский язык или нет, неважно; скорее всего, ее наняли для того, чтобы она выкрала любые документы, бумаги, записки.

100

Что ты тут делаешь? Ну-ка, иди сюда! Какого черта ты копалась в моих бумагах? (исп.)

Но кто ее нанял?

Кто, вероятнее всего, мог знать, что Анна находится здесь, а также что она расследует? Возможно, за ней вели наблюдение – но кто?

Кто вообще знает, что она находится здесь? Деннин, да, но мог ли он рассказать об этом кому-нибудь еще, скажем, кому-то из коллег?

Или же Перальта, представитель Интерпола, сумел вычислить, кто она такая? Действительно, не могло ли так случиться?

Как только она протянула руку к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, тот зазвонил. Кто бы это мог быть? Менеджер гостиницы, желавший попросить прощения за поведение своих служащих? Или Бен?

Анна подняла трубку.

– Алло?

В трубке было мертвое молчание. Впрочем, нет, не молчание, а знакомое шипение ленты подслушки. А потом раздались слабые, неясные голоса; через несколько секунд громкость увеличилась, и звук сделался совершенно ясным.

Анна почувствовала, что ее щекам сделалось горячо от прилива адреналина.

– Кто говорит?

А затем она по первым же звукам узнала голос:

«А если посмотреть иммиграционные документы? В которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые годы?» Это был ее собственный голос. А отвечал ей мужчина. Перальта.

По телефону кто-то воспроизводил запись ее разговора с Перальтой.

Они слышали все, и они – кем бы они ни были – точно знали, кто она такая и что ей нужно.

Она сидела на краю кровати, ошеломленная и напуганная. Теперь не осталось никаких вопросов: о ее присутствии здесь стало известно, несмотря на все принятые меры предосторожности. Воровка-горничная вовсе не была самостоятельным игроком.

Телефон зазвонил снова.

Ощущая, как по всему телу от страха пробежали мурашки, она схватила трубку.

– Да?

«Мы хотим показать новую Аргентину. Страну, в которой такие люди, как вы, стоят на страже закона. Страну, где обеспечение правопорядка находится на современном уровне, где уважают права человека…» Ее собственный голос, пусть с металлическим отзвуком, но все равно безошибочно узнаваемый, записанный при помощи неизвестно какого, но явно вполне современного подслушивающего оборудования.

Щелчок.

Взволнованная поведением горничной, Анна оставила дверь открытой; и сейчас она поспешно вскочила и кинулась запирать ее. В коридоре никого не было. Она закрыла дверь, повернула ключ на два оборота и вдобавок еще накинула цепочку.

Потом она бросилась к окну: тяжелые гардины были раздвинуты, и Анна понимала, что является легкой мишенью для стрелка, который решит устроиться в любом из окон высоких зданий, расположенных на противоположной стороне улицы. Она резкими движениями задернула занавески, чтобы лишить кого бы то ни было возможности заглядывать в ее номер.

Телефон снова зазвонил.

Она медленно подошла, поднесла трубку к уху, ничего не говоря.

«Я не смогла бы стать тем, кто я есть, если бы позволяла себе отступать…»

– Звоните больше, – в конце концов она заставила себя не просто выговорить эти слова, но еще и произнести их спокойным, небрежным тоном. – Мы отслеживаем звонки.

Но никто ее не слушал. В трубке раздавалось только унылое шипение магнитофонной ленты.

Она нажала кнопку телефона и, прежде чем он мог успеть снова зазвонить, выбежала к стойке портье.

– Я получила непристойные телефонные обращения, – сказала она по-английски.

– Непристойные?.. – не понимая, повторила телефонистка.