Провидец. Город мертвецов
Шрифт:
– Держитесь!
– послышалось в ночи.
– Сейчас шарахнет!
Чудовищная пушка уже гудела в полную мощь. Едва рванула звуковая мина, я одной рукой обхватил свою голову, а другой — голову Агафьи, поскольку та не могла прикрыть оба уха сразу. Вторым же ухом я прижался к ее плечу.
Ударная волна повалила нас на мостовую. Так мы и лежали, прижавшись друг к дружке, пока мир вокруг шатало и трясло. Все руки, что с жадностью тянулись к нам, точно сдуло, и когда от разряда осталось трепещущее воспоминание, зависшее в зыбком воздухе, раскатистый голос Пахома начал отсчет.
Мы кое-как
— Нам сюда!
Тут раздался треск, и грязную, запруженную телами улицу осветила вспышка красно-белого света, едва всех не ослепив.
– Теперь нам потемки ни к чему, правда?
– хохотнул Пахом, подлетев к нам. В руке его шипел сигнальный факел.
– Живы, здоровы?
– Кто ж его знает, - ответила Агафья.
– Хорошо. Тогда тикаем отсюда. До Хранилища всего ничего осталось.
Через минут эдак пять бега трусцой, я увидел вход в подземелье. У подножия лестницы, уставленной по бокам грязными мешками с песком, ярко горел прямоугольник желтого света. Опираясь для равновесия на мешки, я стал спускаться, однако первой шла Агафья, и с рукой у нее что-то не ладилось. Даже в полумраке, даже в лихорадочной спешке нетрудно было заметить, что механика истекает жидкостью, не говоря уж о странном тиканье.
Моя же собственная рука пульсировала, и при мысли о том, что перчатку придется снять, меня пробирала дрожь, словно девицу на выданье. Если перчатка прокушена насквозь, то времени у меня осталось мало.
Глава 24
«Руска Рома» отвалилась от башни со всей грацией бройлера, и ухнувший заодно с ней вниз желудок Насти исторг из себя порцию рвоты. Удержав ее во рту, она сделала героический глоток, от которого заслезилось в глазах, и еще крепче вцепилась в строп, хотя и без всякой пользы — разве что было на чем болтаться.
Дирижабль зарылся носом, подскочил и на предельной скорости понесся над затопленными бродячими мертвецами улицами.
— С правого борта атакуют! — проорал Бартош.
— Маневр уклонения! — скомандовал Анхель.
С силой за что-то потянув, он опустил с потолка установку с рядом трапециевидных рычагов. Затем рванул один из них, и водородные баллоны отозвались пронзительным гулом, переходящим в визг.
— У нас перегрев! — крикнул помощник.
— Ну и пусть, — отмахнулся капитан.
Сквозь лобовое стекло, полуовалом обегавшее кабину, Настя разглядела кошмарный призрак другого дирижабля — поменьше этого, но ненамного, — на всех парах несущийся на «Руска Рому».
— Вверх уйдут, — буркнул Бартош. — Уйдут, никуда не денутся.
— Не уходят! — рявкнул Анхель.
– Будь проклята эта посудина! Эти двигатели никак не...
Оборвав объяснения на полуслове, капитан саданул локтем по рубильнику толщиной с его кулак.
«Руска Рома» скакнула ввысь, будто перепуганная лань, а все ее содержимое, не исключая экипаж, качнуло назад, потом вбок и вверх; и все же полностью избежать столкновения не удалось — второй корабль налетел на них. С ужасающим скрежетом металла и стоном рвущейся материи огромные машины сцепились корпусами, но через несколько секунд дирижабль выровнялся
и готов уже был ускользнуть.— Ушли! — объявил капитан. — Мы ушли… видит кто-нибудь их? Куда они подевались?
Все глаза были прикованы к переднему стеклу, выискивая малейшие признаки врага.
— Не вижу, — проворчал Бартош.
– Не могли же мы взять и потерять их!
Старший помощник, мерными порциями заглатывая воздух, предположил:
— У них же не такой крупный корабль. Может, не стоило нас таранить. Не справились с повреждениями, и всего делов.
Побелевшие как мел костяшки не давали пальцам Насти отпустить ремень, и ей пришлось вытянуть шею, чтобы глянуть в окно. Она никогда не была прилежна в молитвах, но сейчас неистово, той бессловной молитвою, просила Бога, чтобы тот дирижабль больше не вернулся.
Однако голос капитана ничуть не обнадеживал:
— Нет, нет, нет, нет!
— Где?
— Внизу?
— Да где же? Никого не вижу! — воскликнул Анхель.
И тут корабль сотряс еще один увесистый удар, послав «Руска Рому» в крен. Строп разорвало, Настя рухнула на пол, мешком прокатилась до стены и тут же обратно на середину кабины. Девица встала на четвереньки и поползла вперед, но её вдруг понесло к двери грузового отсека.
Где-то внизу выгибалась и трещала сталь, вылетали заклепки; где-то сбоку шипел и фыркал двигатель, издавая звуки, которых нормально работающим двигателям издавать не полагается.
Прямо по курсу раскинулся пейзаж, сглаженный туманом, и до Насти не сразу дошло, что наслаждаться этим зрелищем она может по одной единственной причине: дирижабль смотрел носом вниз и мчался навстречу горохово-желтой пелене, под которой могло скрываться что угодно.
— Мы сейчас разобьемся! — заверещала Настя, но её никто не услышал.
Команду всецело занимал обмен бранными репликами и даже крики пассажира не могли их отвлечь.
— Левый двигатель!
— Вышел из строя, или заело, или… не знаю! Не могу найти подушку стабилизатора!
— Да, может, на этой кретинской машине ее и нет. Тяга правая, жми пневмотормоза. О бесы, да если мы сейчас не уйдем на подъем, то уже не уйдем никогда.
— Они снова идут на нас!
— Они там что, ума лишились? Мы же отправимся к праотцам!
— Не уверен, что их это так волнует…
— Попробуй вон ту педаль… нет, другую! Вдави и не отпускай!
— Не работает!
— Мы сейчас напоремся на…
— Слишком медленно!
Настя прикрыла веки и почувствовала, как от стремительного спуска уходят в череп глазные яблоки, не справляясь с давлением.
— Я умру здесь, умру… или там, на земле… Я ведь совсем не… — сказала она себе самой, потому как никто больше не слушал. — Я ведь совсем не так хотела. Господи.
Днище гондолы заскребло по какой-то новой поверхности — на сей раз кирпичной, не металлической. По обшивке глухо застучали камни, отскакивая и осыпаясь на землю.
— Во что врезались? — спросил Анхель.
— Крыши брюхом скребем!
Дирижабль вело по беспорядочной траектории, швыряло то и дело на препятствия и острые углы, но в конце концов он начал замедлять движение… и внезапно ушел вверх — до того резко, что рот Насти вновь заполнился желчью.