Провидец. Город мертвецов

Глава 27

Пробуждение было столь неожиданным, что я даже растерялся: казалось, рассудок помутился и я не спал вовсе. Однако, это было не так...

— Пелагея? — шепнул я.

Ответа не было. На матрасе, рядом со мной, зияла вмятина, что хранила ещё тепло девичьего тела. Я принялся шарить вокруг себя, пока не нащупал свечу и рассыпанные спички.

При тусклом свете догадки подтвердились: кроме меня никого здесь не оказалось.

В щель под дверью просачивался мутный оранжевый свет и в комнате было даже уютно.

Обнаружив возле умывальника керосиновую лампу, я зажег её, а свечу поставил на столик, рядом с койкой.

Наскоро умывшись, я собрал разбросанные вещи и основательно оделся, подгоняя каждую деталь; неизвестно, когда ещё подвернется подобный случай.

Стрелки карманных часов показывали половину седьмого, когда я, закончив туалет, толкнул дверь и та с щелчком отворилась. На стенах коридора через каждые несколько шагов были установлены небольшие факелы.

Котельной видно не было, зато вскоре стало слышно. Рев печи стих, мехи прекратили работу и потихоньку, пощелкивая да посвистывая, остывали, а жаркое пламя зрело себе внутри, пока машинерия отдыхала.

Бочки, как и обещал Пахом, стояли у самого входа. На подвешенной рядом полке в беспорядке валялись деревянные кружки.

Одному богу известно, когда их в последний раз мыли, но дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Вода казалась черной, видимо из-за теней, но на вкус не отличалась от той, что таскали водовозы с очистных станций, так что я осушил кружку до дна.

Пока желудок с хищной радостью впитывал живительную влагу, в нутре моем проснулось странное чувство слежки. Я не мог понять причины, пока не сообразил, что откуда-то поблизости доносятся голоса: у меня всего лишь перепутались ощущения — когда еле-еле различаешь чужую речь и когда подслушивают тебя самого. Если не шевелиться, можно было кое-что разобрать. Однако, я не стал греть понапрасну уши и, просунув ногу в проем, отворил скрипучую дверь. Пелагея кормила с ложки Агафью пока Пахом возился с её механической рукой. При моём виде вся троица оцепенела, словно их застали за чем-то непристойным. Они сидели за обшарпанным столом, сервированным миской с исходившей паром картошкой в мундире и нарезанным полосками салом.

– Не помешаю?
– спросил я, скользнув взглядом по Пелагее. Та лишь кокетливо отвела глаза.

– Ну что вы, Николай Александрович, - улыбнулась Агафья.
– Вы как раз вовремя, просим к столу. Пелагея, деточка, подай человеку чая.

– Вы очень добры, - кивнул я, присаживаясь на скамью.
– Как ваша рука?

– Похоже, что безнадёжно, - ответил за неё Пахом, нахмурившись.
– Сами не починим. Придётся сходить к Кулибину на поклон и пригласить в гости. Госпожа то сама может и не дойти.

– Ещё как дойду, - возразила Агафья.

– Не говори глупостей, - сказала Пелагея, поставив передо мной кружку с крепчайшим чаем.
– Уже седина в голове, а всё как девица ерепенишься. Приведем мы тебе Кулибина. Не откажет. Он ведь с теплом к тебе относится.

– Так-то оно так, - смутилась Агафья, - Только возьмите с собой еще пару человек.

– Стадом ходить и делать лишнего шуму нам ни к чему, - сказал Пахом.
– Сходим с Пелагеей, да концы в воду.

– Позвольте составить вам компанию, - вклинился я в разговор, разламывая горячую картофелину.

– А почему бы и нет, - пожал плечами Пахом.
– Мужик смышленый, стрелять умеет. Что скажешь, Пелагея?

– Пущай идёт, - кивнула та.
– Тем более Кулибин - господин любознательный. Глядишь, чего за Анастасию слыхал.

– И то верно, - кивнула Агафья.
– Только вам надобно знать, Николай Александрович: коли дойдет до стрельбы, то стрелять придется, скорее всего, не по кадаврам. Кулибин живет прямо на границе с Плащунами, а те относятся к своим владениям весьма ревниво.

– Видимо, у них свой интерес до Кулибина, - сказал я, отхлебывая чаю.

– Иначе давно бы изжили.

– Несомненно, у них имеются договоры, - ответил Пахом, поднимаясь, - Только нам до них дела нету. Сколько вам нужно времени, дабы подготовиться?

– Я всегда готова, - ответила Пелагея, грохнув кружкой об стол так, что со звоном подскочили приборы.

– Я тоже готов.

– Тогда, по коням, господа, - как-то задумчиво объявил Пахом.
– Выдвигаемся немедля.

Через, примерно, минут двадцать блуждания по темным тоннелям, наша лихая троица вышла в подвал старенькой часовни. За арками колокольни заря едва занялась; золотые стрелы солнечных лучей уже остро вытягивались на горизонте, рассекая дымку жидкого тумана, что стелился по чернеющей траве, окутывая голые деревья и кусты, что некогда были прекрасным сквером Императорской гимназии. Ни единого звука, кроме редких, зловещих криков просыпающихся ворон; ни единого живого существа, кроме нескольких фигур, что были разбросаны в округе и стояли, застыв в ядовитом янтаре.

Издали они действительно были похожи на живых и страшных разбойников, глубоко задумавшихся над чем-то своим, разбойничьим, или рассматривавших вытоптанную траву, или собирающихся плясать: колени их все время сгибались под тяжестью тела, как ни старались они их выпрямить. Но если подойти ближе, то уже никого не могли обмануть мертвецы своей притворной жизнью: бессильно, по-мертвому, клонились вялые, точно похудевшие и удлинившиеся шеи, не держа тяжелой мертвой головы.

С этой высоты было видно, как перед ветхим частоколом, окружавшим здание гимназии, зияла огромная борозда. По всей видимости, не позднее сегодняшней ночи, на этом месте потерпел крушение дирижабль; или же, вернее всего, произвёл грубую посадку, ведь судна на месте не наблюдалось.

– Красотища, - протянул шепотом Пахом.

Если бы меня попросили выбрать слова, лучше всего описывающих открывшийся перед взором вид, слова «красотища» среди них не затесалось бы точно. Хотя, с другой стороны, в мире, где свет и тьма, добро и зло, бытие и небытие находятся в смешении, можно понять, почему голубизне неба легко иногда предпочесть холодную тьму подземелья, или красоте цветущих лугов виды умершего города: ведь и им присуще бытие, а следовательно, и нечто положительное, единственное, неповторяемое.

– Нам нужно на Площадь Петра, - пояснил Пахом.
– До неё под землей не дойти. Пойдем вдоль частокола, - показал он пальцем маршрут, - стараясь делать меньше шуму. Кадавров этом секторе не так много - Плащуны постарались. Далее свернем в Стольный Переулок. В одном из домов Кулибин и обитает. Вам все ясно, Николай Александрович?

Я кивнул.

– Прекрасно. Тогда идемте.

Мы спустились по ржавой винтовой лестнице, вышли на улицу и трусцой стали красться к частоколу, дабы не маячить на открытом пространстве. Как только цель была достигнута, грохнул первый выстрел; пуля с глухим стуком пробила подгнившее бревно, вышибая щепки прямо возле уха Пахома. Всё машинально пригнулись.

– Ходу, ходу!
– скомандовал он.

– Вот черти постылые! И чего им не спится?
– проворчала Пелагея, спрятав голову в плечи после очередного выстрела.

Вторя звукам пальбы, слева, то здесь, то там стали, стали слышны холодящие душу крики.

Через долгий миг, из пелены тумана показалась скрюченная фигура, которая с воем, пошатываясь неслась в нашу сторону. Я вскинул винтовку и нажал на спусковой крючок. Первая пуля прошла мимо. Вторая же угодила в гнилую голову кадавра: тот кувыркнулся в воздухе и затих.