Провинциал. Книга 3
Шрифт:
— Вы хотите узнать, какую сумму мы готовы выложить за этот пакет акций?
— Да, — подтвердил я, — разумеется, сейчас мы будем говорить только о примерных размерах. Я планирую провести немного позже публичное доразмещение акций, но это потом. При этом, разумеется, ваш пакет останется блокирующим.
— Интересный вы молодой человек, — хмыкнул Злобин, — то есть вы не хотите учреждать закрытое общество, а хотите ещё и денег с рынка собрать?
— Если это не будет ущемлять наших с вами прав, то, пуркуа бы и не па, как говорят лягушатники… — что-то понесло меня, и шуточки уже какие-то
Не иначе, как запоздалый отходняк после непрерывного стресса последних недель…
Но мой потенциальный партнёр не проявил никакого неудовольствия по поводу этих моих спорных высказываний с некоторым ксенофобским душком…
Мы с ним разговаривали ещё целых полтора часа. Мне страшно представить, какую сумму этот жизнерадостный дядька ухнул на оплату нашего сеанса связи.
Хотя, с другой стороны, предметом обсуждения были суммы, многократно превышающие эти затраты.
Что сказать? Мы с ним обговорили все основные моменты. Теперь дело за геологами.
Когда у нас на руках будет предварительная оценка запасов, глубины залегания основной жилы и прочие показатели, которые позволят начерно оценить наши перспективы, тогда начнутся уже и реальные телодвижения.
А пока мои новые партнёры отправят сюда по одной роте своих гвардейцев.
Понятное дело, что две роты при реальном замесе мало что решают.
Но они сюда передислоцируются, скорее, для демонстрации флага. Самим фактом своего присутствия они недвусмысленно дадут понять всем желающим отжать меркокситовые рудники у бедного Антонова, что тут ловить уже нечего.
Аполлинарий Александрович Дратвин после заключения мира между Бояндиным и Антоновым остался не у дел, чему, откровенно говоря, был весьма рад.
Он устал от неудач, которые преследовали его с момента гибели Василия Троекотова и чувствовал, что его жизненный путь медленно, но верно сворачивает куда-то не туда.
А потому решил на некоторое время перестать предпринимать любые активные действия, и взять паузу.
Тем более, что сейчас он свободен от каких бы то ни было обязательств и, в кои то веки, стал финансово независимым.
И, следовательно, в настоящее время проблема обеспечения первоочередных жизненных потребностей перед ним не стоит.
После длительных раздумий он пришёл к выводу, что сейчас имеет смысл распрощаться с этой дремучей провинцией, сменить место жительства и уехать туда, где его никто не знает и знать не может.
И, в то же время, пусть это будут места более цивилизованные и не так сильно удалённые от метрополии.
Кстати, вот взять, предположим, ту же Афродиту. Весьма подходящее местечко, и, что ценно, там он никогда не был, а потому вряд ли кто-нибудь на этой планете хоть что-то о нём слышал.
И уже находясь там, в нейтральном окружении, можно не торопясь привести в порядок нервную систему, полностью оправиться от потрясений и составить планы на будущее.
Приняв это решение, господин Дратвин как человек военный, не медля приступил к его реализации.
А, поскольку он не был обременён ни семьёй, ни недвижимостью, сборы в дорогу оказались весьма непродолжительными.
— Ну, да, — усмехнулся про себя Дратвин,
выходя из гостиницы, — бедному собраться, только подпоясаться…И хоть бедным его назвать было никак нельзя, но из багажа он с собой имел только средних размеров саквояж рыжей свиной кожи.
Крепкий, вместительный и практичный, да к тому же и выглядящий ещё вполне прилично.
Сев в заранее заказанное роботакси, он расслабился и даже задремал под еле слышное гудение хорошо отрегулированных антигравов.
Сейчас путь его лежал на космовокзал, откуда он отправится на орбитальную станцию.
И там уже займёт своё место в одном из звёздных лайнеров, который и доставит его в конечную точку маршрута — на Афродиту…
Но, когда такси приземлилось на огромном забетонированном поле, служившем стоянкой для многочисленных наземных и атмосферных транспортных средств, произошла неожиданность.
И не сказать, что приятная.
Как только Аполлинарий Александрович покинул уютный салон и извлёк из багажного отделения саквояж, его кто-то негромко окликнул:
— Аполлинарий Александрович Дратвин? — раздался из-за его спины негромкий бесцветный голос.
Резко обернувшись, Дратвин увидел перед собой совершенно невзрачного человека, весь облик которого был, словно смазан и никак не откладывался в памяти. Встреть такого минут через пятнадцать, и даже мысли не возникнет, что где-то его уже видел.
А такие неприметные люди, как правило, работали в весьма специфических организациях.
Аполлинарий Алексанрович до последнего надеялся, что ошибается, но, как это ни печально, оказался прав…
— Да, это я, — сказал он, и ощутил, что во рту мгновенно пересохло, а сердце начало колотиться так, словно стремилось проломить рёбра, — с кем имею честь?
— Нам надо задать вам пару вопросов, — всё таким же бесцветным голосом ответил серый человек, и небрежно мазнул перед носом Аполлинария раскрытой книжечкой казённого удостоверения, — это не займёт много времени. Пройдёмте.
На узких страницах мелькнувшего перед глазами удостоверения Дратвин таки успел разобрать строку: «Главное управление Генерального Штаба Российской Империи».
Аполлинарий Александрович никаких грехов перед государством за собой не числил, ну, разве что за исключение одного…
Орбитальный удар… И дёрнул же его чёрт проявить тогда инициативу… Хотя, если бы не это, то и денег бы не было… С другой стороны, а зачем каторжнику деньги, если от рудников всё равно не откупишься?
Хотя утечка исключена, Потап Феоктистович то успел слинять, вроде как… Но, это он так думает, а реальность может оказаться совершенно иной.
Да, эти могли его и прижать… Ребята то дюже резкие, даром, что незаметные… Ладно, гадать бессмысленно, а бежать поздно…
И Дратвин, понурясь, последовал за представителем спецслужб, как океанский лайнер за лоцманским катером.
Войдя в огромное здание, неприметный человечек прошел к неприметной же двери, за которой Аполлинарию открылся длинный коридор с крашеными стенами и изрядно обшарпанными дверьми.
Открыв одну из этих безликих дверей, серый человек сделал приглашающий жест и, не дожидаясь реакции Аполлинария, вошёл внутрь.