Провинциальный апокалипсис

Когда прибыли в клуб, директор, сорокалетний высокий мужчина по фамилии Соловьев, уже приготовил для просмотра запись с камер наружного наблюдения. Дашу с Лерой к просмотру не допустили. Просмотр в ускоренном режиме занял около часа. В обычном режиме поглядели только главные эпизоды. Корреспондентка попросила сделать копию, заверив, что для репортажа использует всего лишь коротенький эпизод. И тут оказалось, что флешка есть только у находившейся в коридоре Даши. Время поджимало, деваться было некуда, решили «скинуть» на неё, тем более что Даша заверила, что для такого дела готова с ней расстаться, только ценную для неё информацию на свой компьютер перебросит, а для этого надо будет заскочить к ним домой. Запись была сделана.

После просмотра видео, которое комментировал директор клуба, корреспондентка вышла настроенной против Алёшки, уверяя, что она только что своими глазами видела, как он первый на всех налетает, и сколько бы её ни убеждали, что этого быть не может, скорее всего, её неправильно информировали, стояла на своём.

На очереди была полиция. В кабинет заместителя (предусмотрительного начальника полиции на месте не оказалось) опять была допущена только съемочная группа. Пожилой, с мешками под глазами, седой подполковник, сидя за столом, нервно постукивая авторучкой по столу, монотонным бесцветным голосом сказал на камеру, что, поскольку при начальном поступлении в больницу был поставлен неверный диагноз, дело направлено на доследование, которое в данный момент ведётся, после чего будет возбуждено соответствующее настоящему характеру телесных повреждений уголовное дело. Когда же корреспондентка спросила, собираются ли привлечь к ответу за такие халатные действия врачей, ответил, что на данный момент заявления по этому поводу от потерпевшего нет. Если же появится, виновные будут привлечены к ответственности.

Затем уже без камеры, тет-а-тет, между корреспонденткой и подполковником произошёл такой разговор.

– Не понимаю, с чего вы так все всполошились? Ну, родственники, понятно, а вы что? Телевидение, а всяким сплетням верите, работать мешаете. Это ещё надо разобраться, кто виноват. Между прочим, есть свидетели, которые видели, что гражданин выпил лишнего, вышел на улицу, споткнулся и головой о цементный бордюр ударился. Там бордюры в виде полушарий.

– Странно. А я только что видела совершенно иное.

– Где это вы видели?

– На видео, директор клуба показал.

Это вызвало шок.

– Как на видео? Он сказал нам, что видеонаблюдения в тот день не велось.

– Этого я уже не знаю.

Подполковник тут же снял трубку и распорядился срочно изъять видео.

Обо всём этом удивлённая корреспондентка поведала Даше.

Ни одного из бандитов по указанным адресам не оказалось. Соседи тоже ничего сказать по этому поводу не могли.

По пути в Зареченск заскочили к Даше домой, и она вместе со своей информацией «скинула» на компьютер видео.

В палату зареченской больницы с камерой тоже не пустили. Пришлось пойти на хитрость.

– А просто навестить больного можно? Мы ему тут всего накупили! – спросила корреспондентка.

– Посещение больных в определённые часы разрешается в бахилах и без верхней одежды, – был ответ.

– Сниму на сотовый, – напяливая бахилы, шепнул Даше оператор.

И до моего появления сняли всё. Качество съемки, разумеется, пострадало, однако эпизод от этого только выиграл. Глядеть на обезображенное от расцветших синяков лицо, а особенно слышать эту заикающуюся, нечленораздельную, как у деревенского дурачка, речь, было просто жутко. И начавшая было интервью с обличения корреспондентка притихла, тем более что Алёшка категорически заявил, что, хотя и терял сознание и многое забыл, однако хорошо помнит, что первым его ударил Костыль. Затем кое-как сумел рассказать о том, как обошлись с ним в больнице.

К концу интервью появился дознаватель, одетый в гражданку майор Куклин, и попросил Алёшку выйти для дачи показаний в коридор. Алёшка сказал, что у него после интервью сильно разболелась голова, и попросил позвать дежурную. Медсестра сделала ему укол и посоветовала минут десять полежать. В это время между Дашей, корреспонденткой и майором в коридоре, у окна, состоялся якобы доверительный разговор, который вроде бы всё и для всех должен был окончательно прояснить. «Это между нами, чтобы вы понимали, с кем имеете дело», – сказал майор и поведал несколько жутких историй, связанных с этой группировкой. Впоследствии их наберётся гораздо больше, но по всем без исключения эпизодам вырисовывалась одна и та же картина: пострадавшие есть, а дел нет.

Вот эти истории. Их пересказала мне Даша, когда я прибыл в больницу, – съёмочную группу я не застал.

Та же группировка недавно избила беременную женщину, причём именно Табаков, опять же во время избиения, как и в нашем случае, вырвал из рук у бедной женщины сумку с деньгами. В результате причинённых травм женщина потеряла ребенка. Дело не было возбуждено.

Второй случай. Те же самые лица избили молодого мужчину, у него двое детей, в ЦРБ поставили такой же, как и нам, неверный диагноз, а через три дня госпитализировали. Стали лечить. Больному с каждым днём становилось только хуже, и тогда его перевели в областную больницу, где пришлось делать трепанацию черепа, и теперь кормильца семейства возят на каталке, взгляд его неподвижен, из открытого рта постоянно течёт слюна. И тоже никого не задержали, и дело не было возбуждено.

Третий случай. Этим летом та же банда изувечила двух молодых парней. У одного было сотрясение мозга, сломана челюсть, у второго – рука. Родители приехали писать заявление, их тут же проводили в кабинет начальника полиции. Тот в вежливой форме заверил, что всех привлекут к ответственности, а кончилось тем, что им сказали: вас же не убили, раны прошли, так чего попусту шум подымать? И таким иезуитским способом дело было прикрыто.

Ещё один вопиющий случай. У нянечки, работавшей в одном из детсадов, те же отморозки избили сына. Он написал заявление. Его подловили возле подъезда и ещё раз избили, пообещав, что теперь они с него, живого, не слезут. В итоге парню пришлось перебраться на съёмную квартиру в областной центр. Но эти ублюдки его там нашли. Опять избили, отняли паспорт, оформили на него кредит, и теперь он его выплачивает. По заявлению пострадавшего дело было прекращено.

Более того, я лично от того же майора слышал, что эта группировка известна им давно, но 90 % пострадавших боятся писать заявления, а 10 % идут на примирение даже на стадии суда, и когда я спросил почему, ответил:

– Либо запугивают, либо откупаются. Да и откупаются знаете как? Кинут тысячи три, когда пять и скажут: «Скажи спасибо, что живой!»

– А правда, что они кому-то уши отрезали?

– Это давно было. Того, кто отрезал, потом вздёрнутым на суку в лесу нашли. Уже разлагаться стал. После того случая они немного притихли… А вы как решили, идти до конца?

И вот до сих пор не могу забыть этот пристальный, испытующий, как будто чего-то ожидающий взгляд. Что же я? Да что там – святая простота! Костьми лечь, а помочь нашей доблестной полиции! Она же меня бережет!

– Это хорошо, – отводя в сторону глаза, как бы с облегчением вздохнул майор и пожелал удачи.

Этот разговор произошёл уже после того, как уехала Даша, а с Кати и сидевшего бледнее смерти в коридоре Алешки были сняты показания. Собственно, я это издевательство и прекратил, и даже на супругу наедине наехал: как это она позволила над больным сыном издеваться? Катя ответила: «Говорила. А он: извините, служба».

Я попросил у майора посмотреть показания.

Оказывается, в клуб вместе с Алёшкой пришли Шлыков, Туманов и Пухов. Всё началось в комнате отдыха, куда Алёшка вышел, чтобы ответить на пришедшие «эсэмэски». Устроившись на диване, он достал новенький «Айфон», который месяц назад приобрёл в кредит, надеясь с помощью подработки за него расплатиться, поскольку мы ни копейки на такие дорогие вещи детям никогда не давали, и стал набирать текст сообщения. В это время к нему подошли четверо. Двоих он знал по кличкам, одного по имени и фамилии, а третьего по имени. Это были Табак (Табаков), Костыль (Костылёв), Хусаян и парень по имени Дима, которого в состоянии опознать, если увидит. Табаков попросил взаймы четыреста рублей, сказав, что с минуты на минуту должен подойти его приятель, и он отдаст. Алёшка сказал, что у него только тысяча. Табаков попросил показать. И когда Алёшка вынул тысячную купюру, Табаков сказал: пошли разменяем. Они подошли к барной стойке и заказали на четыреста рублей водки. Сдачу отдали Алёшке. Он убрал деньги в задний карман джинсов и хотел отойти, но Табаков предложил с ними выпить. Чтобы не обидеть, Алешка выпил, зажевав долькой лимона, которая лежала сверху стакана. Эти заказали ещё и сказали: