Провокатор

Поначалу к Грину пускали хотя бы адвоката, но в последнее время изоляция стала вообще глухой. Даже следователи будто бы решили забыть о Филиппе и сдали все свои полномочия одному Рабиновичу. А с этим скользким типом поговорить о чем-то кроме сфабрикованного дела было нереально. Даже о погоде за просто так не расскажет, сволочь. Обязательно предложит меняться. Ты мне о своей подрывной деятельности, а я тебе о температуре и давлении в Подмосковье. А если хочешь узнать, как в Москве с погодой, тогда будь любезен и вовсе чистосердечное признание подписать. Не желаешь подписывать? Твое право. Тогда и с прогнозом обломись.

Так что узнать, как там Вика, Грину не светило, а передать ей весточку, хотя бы в одно предложение: «Поздравляю с днем рождения, Пух» — не светило в квадрате.

Грин прошелся по камере в сто тысяч первый раз и остановился под решеткой вентиляции. Обычно здесь можно было худо-бедно подышать, но сегодня из вентиляционной шахты не дуло вообще. Вот еще одно отличие нового дня. Просто событие! К чему бы это? Может, отпустят?

Грин горестно хмыкнул. Если назвался груздем и полез в кузов, то будь готов к тому, что дальнейший путь лежит только в рассол. Вернуться в лес, под уютное покрывало прелой листвы, не получится.

Грин поймал себя на мысли, что вновь возвращается к избитой теме, попытался переключиться, но болото уныния держало крепко и засасывало все глубже. Недель пять назад отвлечься помогали какие-нибудь упражнения, вроде приседаний или отжиманий от пола, ближе к середине октября Филипп запел — громко, фальшиво, путая слова, — это тоже помогло, и тоже ненадолго. Как быть теперь, Грин придумать не мог. Биться головой о стену?

«Хоть бы голос очнулся, поговорили бы о чем-нибудь. — Грин горестно вздохнул. — Или новости рассказал бы, дал пищу для размышлений. Эй, голос, слышишь меня? Поговори, будь человеком! Или музыку послушай и мне внуши. Трудно, что ли? Эх, ты… чурбан ты виртуальный, а не человек! Никакой от тебя пользы на самом деле».

Грин сердито протопал к двери, затем к койке, но не завалился на жесткое ложе, а встал как вкопанный, словно ему крикнули «Замри!». Он явственно различил какой-то посторонний звук, напоминающий звон. Причем звук был довольно мелодичным, будто бы где-то вдалеке звенел серебряный колокольчик.

«И это, по-твоему, музыка? — Грин мысленно усмехнулся. — Красиво, не спорю, но нельзя ли добавить инструментов и нот?»

Голос на просьбу не отреагировал. Звук по-прежнему был «серебряным» и одиноким, разве что чуть прибавил громкости.

Грин медленно уселся на койку и прикрыл глаза. В принципе, незатейливая мелодия колокольчика была приятной. Почему бы не послушать хотя бы ее? Послушать и представить, что сидишь не в карцере, а посреди луга, на берегу речки, вокруг пасутся какие-нибудь коровы, светит солнце, жужжат шмели, пахнет травой, пыльцой… навозом? Нет, пусть коровы пасутся где-то вдалеке! Поэтому пахнет только клевером, цветочной пыльцой и дымком от рыбацкого костерка. Сам Грин никогда не рыбачил, не было интереса, но костерок и уху всегда уважал. От первого уютно, второе — вкусно, почему бы нет?

Колокольчик зазвучал еще громче. Одна из коров направилась к речке. Грин поморщился. Сейчас накидает здесь лепешек, испортит весь кайф.

— Грин, уха готова! — вдруг донеслось откуда-то сзади.

Грин открыл глаза и обернулся. Позади была бетонная стена. А между тем оклик казался абсолютно реальным. Филипп снова закрыл глаза — и вновь очутился на воображаемом лугу неподалеку от реки! Причем, несмотря на ирреальность места действия, Филипп ощущал себя так, словно действительно сидел не на шконке в холодной камере, а в траве на солнцепеке. Мистика? Или новое предвидение? Но почему такое странное? Будто бы сон наяву. Для чистоты эксперимента Грин снова открыл глаза — каземат, закрыл — луг. Дальше экспериментировать смысла не было. Филипп представил, что оборачивается и пытается рассмотреть человека, который его окликнул.

Это было нетрудно. Рыбацкий костерок, над которым в закопченном котелке готовилась уха, был совсем рядом, метрах в двадцати от Грина. Еще столько же оставалось до реки. Кашеварил высокий светловолосый человек в длинном плаще странного покроя и обуви, никак не соответствующей ни рыбалке, ни лету. Издалека ботинки напоминали армейские «берцы».

К Грину человек стоял спиной, поэтому рассмотреть что-то еще Филипп не мог. Человек помешал варево в котелке длинной деревянной ложкой, посолил, снова помешал и попробовал. До Грина донесся аппетитный запах ухи. Филипп невольно сглотнул слюну и представил, что поднимается. Когда зовут обедать, пусть и в странном полусне, стоит ли отказываться?

Приблизившись к костерку, Грин заглянул в котел — на бурлящей поверхности плавали желтые круги, уха получилась наваристой, — присел и снизу вверх взглянул на кашевара. Это был незнакомый молодой мужчина, приятной, наверное (судить женщинам), внешности. На лице незнакомца отражались полнейшая безмятежность и явное удовольствие от процесса. Да и все его жесты, и какая-то общая расслабленность наводили на мысль, что этот парень отдыхает здесь и душой, и телом.

Грин окинул взглядом бивак. Аккуратно разложенное туристское снаряжение, удочки, пара рюкзаков, воткнутый в какую-то корягу нож и прочие детали подтверждали версию о том, что незнакомец — рыболов-любитель, отсидевший на бережке утреннюю зорьку и теперь наслаждающийся плодами своего терпения.

— Рака подцепил, представляешь? — Незнакомец усмехнулся. — Хотел в уху добавить, но передумал, отпустил. Зачем один рак в котле? Ни навара, ни удовольствия. Ведро бы наловить, да сварить, да потом под пивко, да?

— Не знаю. — Грин пожал плечами. — Никогда не пробовал.

— Серьезно? — Светловолосый искренне удивился. — Ловить не пробовал или вообще?

— Вообще. Я к таким продуктам равнодушен. К пиву тоже.

— А к чему неравнодушен, к пельменям и водке? — Незнакомец вновь усмехнулся. — Нет, а если немецкое, нефильтрованное?

— По барабану. — Грин мотнул головой. — Не понимаю. Даже в жару. Лучше вискарь со льдом. А еще лучше зеленый чай.

— Это легко. — Человек подцепил один из рюкзаков и вынул из него термос. — Угощайся.

— Спасибо, добрый человек. — Фил отвинтил крышку и понюхал.

Пахло хорошо, хотя бергамот можно было и не добавлять.

— Это не бергамот, мелисса, травка такая, — неожиданно сказал незнакомец. — Если не нравится, можем новый заварить.

— Нравится. — Грин налил себе чаю. — Мысли читаешь?

— Нет. — Парень отмахнулся от слепня. — Комаров тут нет вообще, но эти оводы… задолбали!

«Не оводы, а слепни», — мысленно исправил Грин.

— Ну, слепни, какая разница? — Человек, наконец, посмотрел на Фила.

Грин встретился с ним взглядом и обмер. У светловолосого были вертикальные зрачки! По случаю яркого летнего солнца — и вовсе тонкие щелочки на изумрудном фоне радужки. Незнакомец оказался… серпиенсом?!

— А кого ты хотел тут встретить? Кошатника?

Змеевик бросил ложку в котелок и тоже присел на корточки.