Провокатор

«Все, хватит! Тошнит уже от пафоса. Не мешай арестовываться».

На самом деле Грина не тошнило. Да и если бы тошнило, он вряд ли заметил бы это. Конкретно в тот момент ему вообще было по барабану практически все, что с ним происходило, происходит и произойдет. Он временно плевал и на высокую миссию, и на величие врагов, и на предсказания мистических союзников. Когда он покидал кубрик, его волновало и мучило только одно: ему было очень стыдно перед Викой.

Даже когда за Грином захлопнулась тяжелая дверь карцера, в душе у него не появилось никаких эмоций, кроме стыда, а в голове никаких мыслей, кроме строчки из песни: «…Я пришел сюда сам, и мне не уйти, потому что именно здесь сходятся все пути…»

9. Москва, сентябрь 2014 г

Учитель постучал в дверь кубрика 112, подождал немного и постучал снова. Вика подошла только после третьей серии бодрых постукиваний. Она приоткрыла дверь на дюйм, заглянула в щелку одним глазом, но, увидев, что это Учитель, открыла дверь полностью.

— Входи.

— Ты готова?

Лейтенант вошел и смерил Вику оценивающим взглядом. Пока она была не готова ни к подвигам, ни к обороне. Стояла перед Учителем в трусах и майке, понурая, с всклокоченными волосами, припухшими веками и воспаленными глазками. Но вряд ли она недавно встала. Скорее не ложилась. Или легла, да так и проворочалась всю ночь без сна. Учитель молча покачал головой, открыл дверь в душ и отвел туда Вику за руку.

— Разденешься сама?

— Кофе сделай, если не трудно, — тихо попросила Вика и, не дожидаясь, когда Учитель выйдет из ванной, стянула майку и взялась за трусы.

Лейтенант покачал головой (ох, уж эти барышни в печали!), вышел на кухню и щелкнул выключателем чайника. В таком простецком отношении Вики к Учителю не было ничего особенного. Во-первых, он годился ей в отцы (в очень молодые, ему было чуть за сорок, а ей слегка за двадцать, но все-таки), во-вторых, они как-то сразу нашли общий язык, и, в-третьих, только Учитель открыто поддержал Вику, когда она отказалась поверить в предательство Грина. Как считал Учитель, для близкой дружбы без интима причин вполне достаточно.

Чайник вскоре вскипел, кофе растворился, а Вика все еще торчала под душем. Учитель ее не торопил. На прием к генералу Алексееву они шли без записи, поэтому в котором часу штабная охрана выставит их вон, в девять ноль-ноль или в полдень, не имело значения. Лейтенант не верил в успех безнадежной попытки прорваться к генералу и попросить у него защиты для Грина. Но ведь попытка — не пытка. Тем более когда друг просит поддержки, а в твоем распоряжении законный выходной.

— Афанасьева! — вдруг послышался из коридора голос Ворона. — Ты дома? В душе, что ли?

Воронцов прошел в кубрик, воровато оглянулся на входную дверь, затем на дверцу ванной, но вовремя заметил хозяйничающего на кухне Учителя и мгновенно переменился в лице, походке и жестах. Заодно явно изменил намерения.

— Привет, командир, кофе хочешь? — Учитель поставил три чашки.

— Не хочу. — Воронцов сунул руки в карманы и прислонился к кухонному косяку. — Проведать решил. Как она?

— Нормально, выживет.

— А ты чего тут, сопли ей утираешь?

— Кофе подаю. — Учитель поднял на Ворона насмешливый взгляд. — Ревнуешь, что ли?

— Чего? — Воронцов удивленно похлопал глазами.

— Ничего. — Учитель спрятал ухмылку. — Расслабься, командир, я для нее очень старый. Ты, кстати сказать, тоже.

— Я что-то не понял, Учитель, что за гнилой базар? — В голосе майора послышались нотки недовольства.

— Думаешь, не заметно, как ты на нее косишься? — Учитель махнул рукой. — Ладно, проехали.

— Нет, притормози, ничего не проехали. — Ворон наклонил голову и уставился, как одноименная птица, будто прицеливаясь, какой бы глаз выклевать этому слишком зоркому Учителю. — Говори, раз уж начал. Чего ты там заметил? Как я на нее гляжу?

— С мужским интересом. — Учитель налил себе кофе и уселся за столик. — Только не получится ничего, командир. Она Грина любит. Знаешь, что такое любовь?

— А-а, — Воронцов скривился, — не гони волну, лейтенант, какая любовь на войне?

— На войне с этим туго, — согласился Учитель. — Но случается. Мы собрались к Алексееву, пойдешь с нами?

— Почему через голову? — насупился Воронцов. — Устав забыли?

— Мы по личному. Вика хочет генерала к совести призвать, чисто по-человечески. Грин ведь жизнь ему спас.

— А генерал, думаете, с памятью поссорился? Только зря время потратите, да еще и личные дела себе попортите. Оно вам надо?

— Мне все равно, а Вике надо.

— И ты, как верный друг, решил ее поддержать, — констатировал Воронцов и хмыкнул. — Ну, и у кого из нас мужской интерес?

— В этом вся разница, Ворон, — спокойно ответил Учитель. — Я хочу помочь Вике парня из беды вызволить, а тебя ситуация вполне устраивает. Засудят Грина, влепят ему пулю в лоб, и все, Вика свободна, можно будет приударить, когда траур снимет.

— Чего?! — Воронцов побагровел и, отлепившись от косяка, подался вперед.

— А что, угадал? — Учитель ничуть не испугался.

— Чего ты угадал?! Ничего ты не угадал! Оракул, блин!

— Сердишься, значит, виноват, — назидательным тоном заявил Учитель.

— Ты затрахал своими нотациями! — зло прошипел Воронцов и, резко развернувшись, направился к двери. На пороге он притормозил и оглянулся. — Хочешь идти спасать этого Грина, иди, не держу. Только меня к этому делу не надо прикручивать, понял? И про Вику выдумывать не надо, никаких видов на нее у меня нет. Я просто не собираюсь из-за какого-то очкастого козла совать голову в петлю! Понял?!

— Понял, командир, — спокойно ответил Учитель. — Что ты герой, но с большой дырой. В душе. Оттого она у тебя и пустая.

Ворон ничего не ответил. Сверкнул глазами и, выйдя, хлопнул дверью.

И только тогда Вика появилась из душа.

* * *

Вопреки опасениям, охрана легко впустила Вику и прибывшую с ней «группу поддержки» в штаб, но только на порог. Пробиться на прием к генералу Алексееву таким мелким чинам светило не раньше следующего утра, да и то если очень повезет. В приемной сидела длиннющая очередь из старших офицеров и гражданских лиц не менее солидного внешнего вида.

Примерно к обеду Вика совсем извелась, и ее внутреннее волнение начало отражаться на лице, грозя вскоре и вовсе выплеснуться на окружающих. Учитель понимал, что в этом случае нервную дамочку-сержанта элементарно выставят из штаба, а заодно отправят и того, кто ее привел, лейтенанта Учителя. Не трагедия, конечно, но тогда придется начинать все заново, а это время и опять же нервы.

Выручил, как ни странно, тот, от кого этого менее всего ожидали. В начале первого мимо угрюмой очереди уверенно прошел молодой офицер в форме без знаков отличия и с папочкой под мышкой. Ни охрана, ни адъютант офицера не остановили. Адъютант лишь вопросительно взглянул на посетителя и, услышав: «Назначено на двенадцать пятнадцать», распахнул перед ним первую дверь в кабинет Алексеева. Прежде чем постучать и открыть вторую дверь, офицер притормозил, о чем-то недолго подумал и обернулся к ожидающим своей очереди ночным охотникам. Окинув внимательным взглядом Вику и просверлив Учителя, он кивнул, приглашая подойти. Медлить парочка не стала.