Провозвестник Тьмы

Мы так сидели до возвращения экскурсантов. Пока они там ходили, мы поели, поделившись друг с другом харчами и напитком. И дальше разговаривали, только уже не о мемориале. Я расспросил его, как лучше добраться до Невского пятачка и до Кронштадта. А он рассказывал про свое житье-бытье. Когда мы обсуждали его непутевую невестку, прибыли экскурсанты. Что ж, труба зовет. Спасибо, Силантьевич (это так водителя звали – Никита Силантьевич), за рассказ и за хлеб-соль, пора в путь-дорогу. В электричке я опять отрубился, только уже совсем – можно сказать, не дремал, а дрых. И снились мне рыбы где-то в теплых морях.

Проснулся я уже на вокзале. Да, тут не страшно, дальше вокзала не уедешь. Не отправят тебя спящего куда-то дальше, в Москву или Мурманск. Подхватил пакет и пошел в сторону метро. Как я вечером-то спать буду, после двух засыпаний днем? А, ладно, буду лежать и размышлять о смысле бытия. Что еще можно делать ночью, когда все спят, а ты не спишь? Только думать.

«Предчувствия его не обманули», – в смысле, меня. Лежал я большую часть ночи без сна, смотрел в потолок, на окошко с призрачным светом белой ночи и вспоминал. Зомбоящик включил и тут же выключил – все она, проклятая, по всем каналам. А вспомнить было что. Не хотелось вспоминать Углегорск и последующее, но сделать ничего нельзя было – воспоминания сами лезли в голову. И про начало жизни там, и про Наташу, и как вернулся из рейда за трансформаторами.

Ибо через неделю мы туда вернулись во всеоружии и все полезное стали демонтировать. Технической стороной руководил я, рейдом – зам Беленко по фамилии Кулеш. И твари Тьмы нас не оставили – явились в товарных количествах. Сначала мартыхаи от ближайших складов прискакали, а потом, после разгрома этой разведки боем, пожаловали «гончие» Тьмы. Штук двадцать. Причем атаковали они как бы со всех сторон одновременно, но это было только демонстрацией, потому что как началась стрельба, с востока к нам ломанулась «ударная группа» «гончих». Я не знаю – это твари такие разумные, или Тьма ими руководила, или просто все совпало – подошел отряд и атаковал, не размышляя, а это мы искали глубокий замысел в обыденной реальности. И проломило цепочку разведбатовцев, ибо твари эти легко не убиваются. Пришлось поработать и мне. Опять иномирный визг, когда в «гончую» попадает очередь, ощущение близости твоей могилы, когда видишь, как летит к тебе эта «гончая», прыжками по несколько метров каждый… «Томпсон» бьет в плечо, тварь влетает в поток пуль и кувыркается через голову. А в опрокинутый кусок Тьмы идет вторая половина магазина, выбивая из нее облачка темноты… Кто-то страшно кричит, на одной ноте, все громче и громче, и его крик аж ввинчивается в голову. Работает сейчас все, что может стрелять. Опять этот визг подбитых тварей, сплетающийся с другими звуками в нечто невообразимое…

И все заканчивается. Новый магазин отстрелян где-то на две трети, но больше ни в одну не попал. Нападавшие: «Кто убит – убит, кто бежал – бежал». Так докладывали эфиопы своему императору о результатах сражения. Коротко и ясно. И тут тоже. Правда, не знаю, убежали какие-то «гончие» или нет, – мне их считать некогда, мне надо на своих подчиненных глядеть. Все живы. Но не все целы – вон Миша Рябцев лицо зажимает.

– Эй, что с тобой?

– Да так, морду попортило.

Угу, попортило. Рассечение ниже глаза, и роскошный фонарь будет. На всю скулу, и глаз заплывет. Это не укус твари, жить будет.

– Все, ребята, хватай мешки, вокзал отходит! Заканчиваем погрузку!

Надо заменить магазин, а то вдруг новая атака. Вгоняю полный в приемник и с удивлением ощущаю, что нет у меня известного мандража, который возле Тьмы бывает. Вот она, стоит Эверестом за лесом, а мандража нет. В голове ничто не шумит, руки не дрожат… Нет, дрожь есть, но самую малость. Блин горелый, а мне это даже нравится, что никаких тебе стрессов! А вот отчего это? Ладно, хрен с ним. Отчего или от кого, потом разберусь: надо дело делать! Пока мы живы и стрелять не надо.

Да вы, ребята, не робейте,Свою силу не жалейте!Эх, дубинушка, ухнем!Эх, зеленая, сама пойдет!

И пошла, зеленая. То бишь нержавая. Погрузили и успели смыться до повторной атаки. Наверное, крупные и опасные твари Тьмы тоже рождаются в ней порциями или набирают силу за какое-то время. Потому можно и смыться, не попав под вторую атаку. Но кто про это может точно сказать? Разве что адаптанты, но они все принципиально скрывают.

Итого потери – два погибших разведбатовца, один раненый, но посредством светотерапии спасенный. Ну и у нас один ушибленный. Свалился и жестко приземлился. Жить будет и (в другом измерении) детей иметь будет. Здесь – сложно сказать. Должно быть, в Отстойнике нельзя размножаться, оттого это и случается редко. Оборудование – собрали и везем.

Как бы все ничего, но что меня гложет? А странные ощущения. В том числе и такое, что я зря стрелял в «гончих». И это мне страшно не нравится. Не становлюсь ли каким-то адаптантом, который вскоре пройдет еще пару стадий и станет таким «черноглазиком», каких я уже видел? Блин, а если это все пойдет волной и я не успею этого понять? И не успею застрелиться, не став монстром? Ей-ей, от такой перспективы хочется напиться. Может, больные мозги на место станут.

Что я и исполнил. К вечеру прибыли в город, машины с трофеями оставили на складах Горимущества, и я пошел я звонить Павлу Романовичу. Обрадовал директора и попросил у него на завтра день отдыха. Ибо предчувствие, что я налижусь, меня не отпускало.

Павел Романович сказал, что так и будет, а решать вопросы с сегодняшним трофеем будет главный инженер. Ну, пусть Кикеев и мучается. Он любит много рассказывать, как во времена оны великие дела вершил, так что пусть докажет это делом. Директор поздравил меня с удачей и пожелал хорошенько расслабиться после сегодняшней победы. Приятно, когда директор понимает, о чем думают люди и что движет ими.

Отволок автомат и патроны в общежитие, взял деньги и пошел. В шашлычной еще имелись свободные столики. Вообще зря я туда поперся. Шашлык – вещь приятная, его лучше есть на трезвую голову, ну или на немного выпитого вина. А когда собрался надраться, прелести шашлыка растворятся в водке. Так что шашлык даже и не вспомнится, что был. Но что ж делать – не веселиться иду.

Ой, наступила та й чорная хмара,Став дощ накрапать.Ой, там зібралась бідна голота,До корчми гулять.Пили горілочку, пили наливку,Ще й мед будем пить,А хто з нас, братця, буде сміяться,Того будем бить.

На Кубани эту песню и сейчас поют. Впервые ее прочел в книге Первенцева «Кочубей» еще подростком, а потом и в живом исполнении услышал, когда стал постарше. Хотя тогда мне это было не очень понятно. Жизнь тогда была еще не такая, чтобы копить на что-то или кого-то бессильную злобу, от которой даже водка помогает с трудом. И ненадолго.

А вот сейчас я этих голодранцев вполне понимаю, ибо сам такое испытываю. И то, что они с насмешником-богачом сделали, сам сейчас могу такое сделать. От бессильной злобы на то, с чем поделать ничего не смогу: ни с Тьмой, ни с какой-то странной и страшной трансформацией организма. Оттого пистолет и разряжу. Надеюсь, когда уходить буду, окажусь способен вставить магазин обратно в рукоятку, а не себе в ухо.

Пока готовят шашлык, начну в себя вливать, закусывая сыром и какими-то соленьями. «Эх, зеленая, сама пойдет!» Раньше водку называли «зеленым вином», вот и пойдет в меня сейчас зелень. Первая стопка пошла хорошо, вторая не очень – забыл выдохнуть перед нею. А, ладно, как пошло, так пошло. А дальше я уже помнил крайне смутно. Так, моментами. Кто-то к столику подходил, и я куда-то подходил. С кем-то общался. И все – темно, как у негра в желудке после черного кофе. Так выражался студент из моей группы Коля Бабкин, который на тот момент живьем чернокожих не видел. Только в «Клубе кинопутешествий».

А проснулся я от жажды и переполнения мочевого пузыря. С трудом разлепил глаза. Ага, я не на Земле и не в узилище после каких-то непотребств, совершенных в пьяном виде. И никто меня не спросит про развалины часовни. А голова-то как болит… как будто голова только из боли сделана. А вставать надо, не то будут не развалины часовни, а рукотворное море. Встал и едва удержался на ногах – штормило, однако. Э, я тут не один. Значит, «на развалинах часовни» плавно трансформируется в «А ты же вчера обещал»… Ну, это не так страшно. Здесь за дебош суд быстрый и без заморочек. Убил или ранил – расстреляют, побузил – в штрафники. На столе недопитая бутылка и остатки закусок. Не, на фиг мне сейчас водка, разве что сблевать оттого побыстрее, но и так это сделать хочется. А есть ну совсем неохота. Так, надо искать, где здесь туалет, потому что если я стану тянуть, то у меня будет не только перепой, но и свинство. «А нудить на средину стола кепско и погано, и негоже есть». Э, а мозги просыпаются, раз цитаты из них вылезают. Надо вспоминать и остальное. Мозги помучились и выдали, что я в известном доме на Розы Люксембург, куда холостые люди могут привести особу женского пола и не заморачиваться мелкими житейскими вопросами.