Пройти по Краю Мира
Шрифт:
— Ку-ку был уже плохим мальчиком, когда сэр Флауэрс купил его мне на десятый день рождения, — сказала мисс Пэтси. — И за эти шестьдесят лет он учился только тому, что хотел, как делают многие мужчины.
Мисс Пэтси любила его, как сына, но леди Ина всегда называла попугая дьяволом. Стоило ей услышать, как эта птица смеется, она тут же направлялась к его клетке, грозила ему пальцем и говорила:
— Ох, тихо! Заткнись!
А иногда она только успевала поднять палец, как попугай опережал ее и говорил: «Ох, тихо!» — в точности как леди Ина, и тогда она терялась. Как же так? Она что, сама это сказала? Этот вопрос застывал у нее на лице. Она склоняла голову то в одну, то в другую сторону, словно две половины ее разума никак не могли прийти к согласию.
— Заткнись!
— Заткнись!
Однажды леди Ина подошла к птице, но не успела открыть рот, как попугай произнес напевным голосом мисс Пэтси: «У нас гости!» Леди Ина немедленно отправилась к ближайшему креслу, села, достала кружевной платочек из рукава и сложила руки на коленях. Потом, уставившись своими голубыми глазами на дверь, принялась ждать.
Вот так я научилась английскому языку. Я решила, что если птица способна освоить английский, то и я смогу. Мне надо было произносить слова правильно и точно, иначе леди Ина меня не слушалась. Мисс Пэтси разговаривала с леди Иной простыми фразами, и это помогло мне их запомнить: «встань», «садись», «обед подан», «пора пить чай», «ужасная погода, не правда ли?».
Прошло два года, и я уже думала, что в моей жизни ничего не изменится. Каждый месяц я ходила на вокзал, чтобы в очередной раз убедиться, что стоимость билета снова выросла. Каждый месяц я получала письма от Гао Лин. Она рассказывала о своей новой жизни в Сан-Франциско и о том, как тяжело быть обузой для незнакомых людей. Церковь, которая пригласила Гао Лин и обязалась покрывать ее расходы, нашла для нее жилье: комнату у старушки по имени By, разговаривавшей на мандаринском.
Гао Лин писала:
«Она очень богата, но ведет себя как нищая, откладывая на потом все, что считает слишком хорошим, чтобы съесть сразу: фрукты, шоколад, кешью. Все это хранится над холодильником, и, когда начинает портиться, она пробует эти продукты и удивляется: “Почему все говорят, что это очень вкусно? Что тут вкусного?"».
Вот так Гао Лин жаловалась на свою тяжелую жизнь.
Однажды я получила от нее письмо, которое начиналось не с жалоб:
«Хорошая новость: я познакомилась с двумя холостяками, и, думаю, мне надо выйти за одного из них замуж. Они оба граждане Америки, родились здесь. По моему новому паспорту, один на год меня моложе, а второй — на три старше. Ну ты понимаешь, что это значит. Старший учится на терапевта, а младший — на стоматолога. Старший более серьезен и очень умен, а младший — красавчик и шутник. Мне трудно решить, на кого же из них обратить внимание. Что посоветуешь?»
Я прочитала это письмо после того, как дважды в течение часа вымыла леди Ину. Мне хотелось дотянуться до Гао Лин через океан, хорошенько ее встряхнуть и крикнуть: «Выходи за того, кто быстрее возьмет тебя в жены! Как ты вообще можешь спрашивать об этом, когда я с трудом тяну тут свои дни!»
Я не стала сразу отвечать Гао Лин. В тот день мне еще надо было сходить на птичий рынок, потому что мисс Пэтси сказала, что Ку-ку требуется новая клетка. Вот я и спустилась с холма и отправилась на пароме через гавань в Коулун. Там день ото дня становилось все больше людей, съезжавшихся со всего Китая. Сестра Юй писала: «Гражданская война становится все более жесткой. Сражения идут такие же, как во время войны с Японией. Даже если у тебя сейчас хватает денег на билет до Пекина — не возвращайся. Националисты примут тебя за коммунистку, потому что Кай Цзин сейчас считается одним из мучеников, а коммунисты будут считать тебя националисткой, потому что ты жила в американском приюте. А кто из них хуже — непонятно, в каждом городе дела обстоят по-разному».
Прочитав это письмо, я перестала думать о том, чтобы вернуться в Пекин. Теперь я беспокоилась о судьбе Сестры Юй и Учителя Паня с его новой женой. Ведь их тоже каждая из воюющих сторон могла счесть врагами. Направляясь
на птичий рынок, я думала только о них. Вдруг я снова ощутила на своем затылке дуновение холодного ветра, хоть на улице было по-летнему тепло. Я даже подумала, что за моей спиной появился призрак, но продолжала идти вперед, сворачивая с одной улицы на другую. Однако чувство, что меня кто-то преследует, не исчезало, а, наоборот, становилось только сильнее. Внезапно я остановилась и развернулась. Передо мной стоял мужчина.— Так это и правда ты, — сказал он мне.
Это оказался Фу Нань, муж Гао Лин, только теперь у него не было не только двух пальцев, но и всей левой руки. Картину дополняли очень плохой цвет лица и желтоватые глаза с красными прожилками.
— Где моя жена? — спросил он.
Я не знала, что сказать. Как я могла ему ответить, чтобы не навлечь неприятностей?
— Ее нет, — наконец выпалила я. — Она уехала в Америку!
— В Америку? — Сначала он выглядел потрясенным, но потом улыбнулся. — Я об этом знал. Просто хотел убедиться в том, что ты скажешь мне правду.
— Мне нечего скрывать.
— Тогда ты не станешь скрывать, что тоже пытаешься уехать в Америку?
— Кто тебе сказал?
— Все семейство Лю. Они все спят и видят, как бы уехать за своей доченькой. Почему это она должна ехать первой, говорят они, раз она на самом деле ей даже не сестра? Приглашение можно оформлять только родным, а не ублюдкам. — И он смущенно улыбнулся, словно извиняясь, но потом добавил: — Но на самом деле на первом месте должны стоять мужья.
Я попыталась уйти от него, но он схватил меня за руку.
— Помоги мне, а я помогу тебе, — сказал он. — Дай мне ее адрес, больше я от тебя ничего не хочу. Если она не пожелает, чтобы я приехал, так тому и быть, тогда ты поедешь вместо меня. Я ничего не скажу семейству Лю.
— Я и так знаю, что она не хочет, чтобы ты к ней приезжал. Она уехала в Америку, чтобы быть подальше от тебя.
— Дай мне ее адрес, или я пойду к властям и скажу, что вы на самом деле не родные сестры. И тогда ты лишишься шанса уехать, как и я.
Я смотрела на этого ужасного человека. Что он такое говорит? Неужели он действительно собирается это сделать? Я бросилась прочь от него, петляя в толпе, пока не убедилась, что он от меня отстал. На рынке я долго не торговалась — купила клетку и поспешила в обратный путь, крепко прижимая к себе документы, в которых говорилось, где я живу.
Что будет делать Фу Нань? Неужели он и правда пойдет к властям? Неужели ему хватит ума это сделать? И каким именно властям он это скажет?
Тем же вечером я сообщила Гао Лин об угрозах Фу Наня. «Только ты знаешь, насколько он коварен, — писала я. — Он ведь может сказать властям и о том, что ты уже замужем, и тогда у тебя будут неприятности, особенно если ты выйдешь за американца».
На следующий день я вышла из дома, чтобы отправить письмо. Но стоило мне оказаться на улице, как я снова почувствовала знакомый холодок. Я тут же спрятала письмо под блузку. За следующим поворотом я опять наткнулась на него. Он меня поджидал.
— Дай мне денег, — сказал он. — Ты же можешь это сделать для своего родственника, правда? Разве ты не сестра моей жены?
Следующие несколько недель он поджидал меня на улице каждый раз, когда я выходила из дома. Я не могла обратиться в полицию. Что бы я им сказала? Что меня преследует муж моей сестры (которая на самом деле мне не сестра), требуя денег и ее адрес?
Потом наступил день, когда, направляясь на рынок, я вышла за ворота и не увидела его. Пока я шла по улицам, мне казалось, что я вот-вот столкнусь с ним, но его нигде не было. Домой я вернулась озадаченная, однако с чувством странного облегчения. Я позволила себе надеяться на то, что он умер. Всю следующую неделю Фу Нань мне нигде не встречался, и я не ощущала холодного дуновения на коже. Может быть, удача снова повернулась ко мне лицом? Когда я открыла следующее письмо Гао Лин, я поверила, что это действительно так. Она писала: