Прозрение. Том 1
Шрифт:
— Но как такое возможно? — я пытался осмыслить всё это с таким усердием, что даже мир вокруг уже меньше качался в моих глазах.
Раз это не настоящее качание, а моя иллюзия — к Хэду её!
Дьюп улыбнулся мне ещё шире, он никогда на моей памяти не был ещё таким весёлым.
— Возможно всё. Просто запомни это. Мир вне нас. Его гибель — лишь наша иллюзия. Нужно просто иметь силы это увидеть.
Я помотал головой. Уже не очень-то и понятно было — это я башкой качнул, или качнулись деревья?
— Так они просто пытаются нас убедить, что нам надо сдохнуть?
— Пытаются. Но у Имэ — кишка тонка.
Если бы кто-то, не знающий о нашей вселенной, смотрел бы на нас через камеры голотрансляции, картина не впечатлила бы его совершенно.
Мы сидели на самодельной вышке из
Однако посмотреть, что тут у нас происходит, сейчас не сумел бы никто. Связь словно взбесилась. Контрольные датчики то выбрасывали гирлянды целей, то обнуляли их. На экранах слежения мелькали непонятные картинки, и произвольно менялось время.
Интересно, это я так воспринимал реальность, или связь — это волны, тот же странный аттрактор, существующий параллельно аттрактору мира в моём сознании?
Связываться с Келли или Росом я даже не пытался. Не стоило их отвлекать. Реальная картина мира и без того натянулась и трепетала, словно гигантское полотнище. Мы были уже у входа в безвременье, испытанное мною когда-то на Гране.
Никакой связи с Росом в «сейчас» — я бы и не получил. Но мог попасть на Роса во вчера, например. Или вообще не на «нашего» Роса.
Небо вдруг натянулось, затрещало и лопнуло. Вниз потянулись полосы, словно ему выпустили сизые блестящие кишки.
Эстеты, хэдова бездна… Кто-то пытался нас испугать, вызвав глупый и неопасный эффект. Ледяные твари тешили своё самолюбие.
Дьюп замолчал, но не мешал им. Иначе реальность не выдержала бы, я ощущал.
Она и сейчас стонала и прогибалась. Нас хотели вычистить тем или иным способом. Может быть, даже развести пласты событий так, чтобы наше существование провалилось в небытие.
«На самом деле никаких событий не существует, — убеждал я себя. — Они только у меня в голове. Все наши войны, правители, вирусы, законы, администраты, префекты — всё это только в моей голове. Не будет меня — никто не узнает об этих войнах и вирусах».
Мысли действовали на меня усыпляюще. Я всё глубже засыпал с открытыми глазами. Зато теперь видел в окружающем мраке гораздо лучше, чем в ясный день. А слышал то, чего не слышал никогда.
Многие голоса — шепотом и чуть громче говорили вокруг меня. Звали провалиться с ними в бездумье, отправиться в иные, привлекательные для бестелесного места, где…
Колин тряхнул меня за плечо:
— Не спи. Возможно, придётся и нам вступить в эту игру. Если пласты реальности пойдут в разнос — выбора не будет.
— А что это? Вот сейчас? Словно земля выползает из-под вышки?
— Нас пытаются стереть из сегодняшнего момента. Изменить ход событий на уровне зарождения. Ты не родился, я — не родился.
— Так можно?
— Люди уже воевали так на Земле. Одни пошли по пути оружия, основанного на подавлении альфа-волн мозга. Другие — по пути разрушения причинных связей. Я не знаю, что было хуже.
— Альфа-ритм — это воля?
— Да, в высшем проявлении. В низшем — сама способность к осознанию себя в реальности. Видимо, поначалу население хотели чуть-чуть оглупить, чтобы лучше слушалось. Однако любое действие всегда несёт в себе и противоположный по задачам эффект. С одной стороны — нарушение способности к осознанному восприятию делало людей более внушаемыми. С другой — население легко заражалось теперь случайными идеями, проникающими прямо в мозг, лишённый естественного сторожа. Человеческая цивилизация стала похожа на стадо. С помощью доктрины потребления этому стаду давали смыслы для жизни. Не подумай, что всё это происходило быстро. Аппаратура изобреталась по ходу, степени и объемы воздействия зависели от неоткрытых ещё параметров. Экспериментаторам с ритмами мозга поначалу очень нравилась «игра в бога». Но когда потребление достигло естественного пика, в обществе наступил кризис смыслов. А потом и кризис материального обеспечения отраслей потребления. Революции и локальные войны стали вспыхивать, как бумажные цветы. Ведь критичность человеческих масс к тому времени достигла фатальных отметок. Массы увлекались любыми идеями, вброшенными в толпу. Некоторой части власть имущих и это показалось
забавным. Они давно мечтали о переделе мира. Началась война.— Но с кем они воевали? Это же была одна, единая планета?
— Друг с другом. Люди не знали тогда, что устойчивые ритмы мозга имеет не более пяти процентов населения. И это качество не зависит от имущественного расслоения, почти не наследуется. Всего пять процентов. Богатые были так же некритичны, как и бедные. Просто игры в войну бедных — менее разрушительны.
— Но это же хаос?
— Тот же странный аттрактор, — повел плечами Дьюп. — Поначалу группа самых богатых воевала везде, где ощущала какую-то выгоду в экономическом, территориальном или политическом плане. Они покупали учёных, но учёные-то понимали, куда катится мир. Больше всего независимо мыслящих людей оказалось собрано в наукоградах. Они начали искать способы повлиять на своих в прямом смысле обезумевших сородичей. Я думаю, было использовано много стратегий. Одна из них — то, что мы видим сейчас. Воздействие на квантовую причинность событий. Отдельные особо опасные люди были вырезаны тогда из реальности или закрыты в ней, как в мешке. Вряд ли так чётко и организованно, как сейчас, но ход событий худо-бедно переломить удалось. Экономический передел территорий был завершен. И разрушено, как и в любой войне, было достаточно. Восстановление цивилизации вызвало всплеск человеческого энтузиазма и рывок науки. Первые поселенцы отправились покорять космос. А на Земле, я полагаю, прогресс двинулся дальше. Возможно, это был именно тот рывок, который так старательно замазывают в Империи — клонирование и искусственное сознание. Это актуально после большой войны, когда много испорченного человеческого материала — покалеченных и пленных. Думаю, тогда и появился весь букет генетических нарушений, за которым гоняется сейчас генетический департамент. А параллельно этому процессу пошёл… Ну? Чему тебя учили эйниты?
— Откат?
— Да. События были глобальными для планеты, и откат затронул физические процессы. Настоящие. Ведь события с пластов реального и нереального — это на самом деле одно общее движение событий. Возможно, были серьёзные катастрофы или даже разрывы земной коры. И те, кто использовал тогда паутину, вряд ли понимали все последствия. А уж бороться с ними мы научились точно гораздо позже.
— Подожди… Что-то тут не вяжется. А церковь при чём? В письме было про церковь.
— А церковь? Думаю, что в начале войны церковь обвинила учёных в том, что это эксперименты над человеком вызвали божий гнев. Создание искусственных людей церковь запрещала всегда. Сам миф… — он задумался. — Скажи, ты знаешь, чему учит наша имперская Ортодоксальная Церковь?
Он ошарашил меня этим вопросом. Ортодоксальная церковь достаточно влиятельна в Империи, но она не пропагандирует своё учение среди простых прихожан. Чтобы вступить в неё, нужно пройти специальное обучение.
— Мама, кажется, говорила мне что-то… — пробормотал я. — Что мир был создан одним богом, и бог этот принёс искупительную жертву за всех живущих. Мы вроде как живы только потому, что он уже умер за нас? Так?
— И это всё, что ты знаешь? — усмехнулся Дьюп. — Понимаю, что ты не виноват в этом. Церковный миф сейчас облачён в покровы тайны. Рискну предположить, что в те времена на Земле миф был доступен многим верующим. И разозленные преследованиями учёные разоблачили его в яркой и доступной форме. Они не учли, что последствия альфа-воздействия не заканчиваются тогда, когда выключают рубильник. На Земле были миллионы религиозных фанатиков. Началась война, захлестнувшая ослабевший мир. Космические колонии оказались заброшенными. Триста лет Содружество было предоставлено само себе. А потом Земля выплюнула в космос проигравших. Имперцев. Последователей Ортодоксальной Церкви и побеждённого религиозного мифа. Генетика имперцев убита окончательно. Вернее, если бы не ты — я бы думал, что окончательно.
— Значит, люди и сейчас такие же внушаемые?
— В Империи. Но на Экзотике внушаемость ниже, а ритмы мозга — более устойчивы. Там, я полагаю, маловнушаемых больше десяти процентов.
— Так мало?
— Так много. Содружеству тоже непросто было спасти хотя бы часть генотипа. Гендепартамент работает. И полагает, что занят важным делом. Но ты знаешь, что даже проблема реомоложения у нас стоит гораздо более остро.
— А что было в колониях? В тех, первых, которые оказались лишены поддержки с Земли?