Прозрение. Том 1

— В клетке держу, — бормотал он, подобострастно выплясывая перед идущим со степенным достоинством Эйгуем. Стук-стук — тащился по лестнице костистый детородный орган советника. — Из белых убийц раб, глаза белые, злые. Думаю — подержу на цепи месяц-другой. Вдруг да порченный он?

«Нет, не просто так лебезит этот трус Юкха», — думал Эйгуй, разглядывая оглушенного психической машиной раба.

Да, глаза у парня были безвольные, мутные, с поволокой, но при взгляде на него в душе почему-то просыпалась тревога. Во всём остальном пленник был хорош: высокий, крепко сложенный, спину держал прямо.

«Порченный» — серьёзное обвинение. Не всякий дух можно сломать единичной психической обработкой, но на то и существует доведение до идеала вручную. Однако бывают случаи, когда машина не гасит, но пробуждает в человеке зверя. Такие сходят с ума, вцепляясь зубами в плеть. Но бешенство заметно сразу, сумасшедший раб совсем не подчиняется хозяину.

— Покажи его! — приказал Эйгуй, и Юкха с оглядкой отпер железную клетку.

Парень был скован, чего испугался-то?

«Нет, это не бешенство, — Эйгуй разглядывал раба. — А вот от личности, похоже, кое-что уцелело. Неужели не враз сладили с мальчишкой? Бывший военный? Да и захвачен, поди, совсем не там, где протекают обычные пути охотников за рабами…»

Юкха покрутил пленника за цепь, заставил нагнуться и продемонстрировать, что мужчин тот ещё не имел.

Может, взять его для себя, а Агюй присмотреть-таки хорошенькую рабыню для её сексуальных экспериментов?

Эйгуй предложил цену и засмеялся недовольству хозяина Дома Скорбящих Радостей.

Юкха сам сомневался в ценности раба, чего ж он хочет теперь?

Домашний раб-колокольчик хлопнул в ладоши. Вошла красавица Агюй. Высокая не по годам. С вызолоченной чешуёй на гордых открытых плечах. Надежда отцовского сердца.

Девочки — благо семьи. Частота их рождений равна семидесяти к мальчишеским ста. Это последствие земных экспериментов с генами так и не удалось преодолеть.

Оказавшись под жестокой звездой Сю, алайцы стали менять облик. Перемены приближали их к образу в веках почитаемого дракона, но не улучшили испорченные Землёй гены. Девочек всё ещё рождалось мало, слишком мало.

Вся любовь в алайских семьях доставалась девочкам. Но наследовать состояние по закону Хэ они не могли, только родительский дом.

Хорошо, что закон на Э-лае так любит деньги. Но всё-таки Агюй придётся рано взять низкого мужа, чтобы считаться хозяйкой и дома, и выделенного отцом состояния.

— Ты обидел меня, папа! — громко сказала девочка, и глаза её позеленели от расширившихся в гневе сосудов.

Эйгуй улыбнулся в воротник домашнего халата. Дочери всего четырнадцать, а гневается, как половозрелая.

— Ты обещал мне раба, а купил какую-то куклу! И я знаю, что себе ты привёз игрушку получше!

Ловкачка жалобно втянула когти и прикрыла глаза, изображая расстроенную малютку:

— Ведь ты же обещал, па-почка…

Агюй села отцу на колени, зная, что уже не первый год возбуждает его. И потерлась твёрдой молодой грудью о его плечо.

— Ну покажи, кого ты привёз? Ведь я тоже хочу! Ну, неужели тебе жалко? Па-а-па?..

— Юкха сказал мне, что раб может быть опасен. Я взял едва обработанного, возможно, с норовом. Пригляжусь, если он не будет чудить…

Но упрямая, как он сам, дочь продолжала тереться о колени отца.

— Ну мо-ожно? Мо-о-жно мне хотя бы посмотреть?

Эйгуй вздохнул: как не пойти на поводу у единственного ребенка?

Показал. И крепко запер, собираясь на заседание совета. И ласково поцеловал дочку в остренькую крепкую грудь.

Новый раб сидел в специальной комнате для строптивых. Руки его были скованы наручниками, цепочка от них — продета в кольцо в стене.

Отец думал, что запер его от дочки? Ха! Агюй приложила к замку искусно сделанную копию отцовского пальца и вошла.

Раб поднялся. Машина заложила в него необходимый набор правил этикета.

Ладони Агюй вспотели — раб был высок, с хорошо выраженной мускулатурой, с красивым загаром по всему телу.

Мужские органы у него, наверное, мягкие и шелковистые, не то, что костяной вырост под пузом у соседского Вйинга, который зажал Агюй в клубе и попытался преодолеть её барьеры.

Куда ему! Агюй так исцарапала и искусала министерского отпрыска, что он на месяц-сёку исчез из столицы, да и потом долго не смел показаться ей на глаза.

Дурак! Думал, если девушка терпит поцелуи парня, так готова отдать ему целостность?

А этот раб — мягкий и гладкий. Ему нечем проколоть упругую плеву девственности.

Да и не позволит никто. Это она может лишить его мужского самомнения. И он будет плакать от боли, как кухонный мальчишка или раб-колокольчик.

Или не будет? Уж очень крепкий на вид. Не всё же убила в нём эта ужасная машина подчинения?

— На колени, раб! — приказала Агюй. — Помнишь ли ты своё имя?

Парень кивнул и опустился на пол, покорно склонив голову.

Агюй поморщилась и слегка стегнула его стеком.

— Ты должен говорить: да, госпожа!

— Да, госпожа, — механически отозвался раб.

Как же это скучно! Такой здоровенный, опасный, скованный — и опять словно кукла!

Злые слёзы выступили у Агюй, и она изо всей силы ударила парня стеком, так, чтобы на белой коже вспухла красивая алая полоса.

Раб не вздрогнул, но поднял голову, и холодные синие глаза так обожгли Агюй, словно ударили по лицу плетью.

На один маленький миг девочке стало страшно. Судорога прокатилась по её телу и сладко стянула живот.

— Повернись-ка спиной, — сказала она, повеселев.

В кармане её домашнего халатика лежала любимая игрушка-вибратор. Похоже, это всё-таки будет забавно. Вот только руки…

Как же он будет умолять её со скованными руками? Да и в комнате для строптивых уж больно скучно — четыре голых стены. Стоя, она, что ли, смотреть на него должна?

Агюй решительно отстегнула раба, сняла с него наручники и скомандовала:

— А ну, марш за мной!

Раб кивнул — приподнял и опустил голову, но потом опять ожёг её холодом синих продолговатых глаз.