Прозрение. Том 2
Шрифт:
Стальные двери распахнулись, и чрево коридора породило алайского военного министра Эйгуя об руку с плечистым хомо, выше среднего роста, черноволосым, с крупными чертами высокомерного лица.
Это и был наш незабвенный военный министр, контр-адмирал Норвей Херриг. Настоящий имперец. Эталон, что б его дакхи съело.
Под руку вошёл, скотина! Этими ручками Эйгуй для вдохновения потрошил сегодня таких же имперцев как ты, болван!
Волна отвращения захлестнула меня. Я забыл, что воля нашей делегации всё ещё «висит» на мне
Эйгуй оступился, ткнулся в меня глазами и замер. Узнал.
Не меня, конечно, а Шэна. Сразу заулыбался и приосанился. Судя по торжеству, промелькнувшему в глазах, он был уверен, что я у него в кулаке.
Знать параметры работы мозга врага — солидный козырь.
Я ему ничего не «ответил». И даже прибрал свои «щупальца». Не следовало показывать противникам, что мы планируем с ними делать.
Контр-адмирал Херриг буркнул что-то любезное, поддержав алайца под локоть. Его я насторожить не сумел.
Имперец оказался из маловнушаемых. Тупая непонятливая скотина, которой не помогли два реомоложения. Таких на Севере тоже хватает, видали мы их в железном ящике с рублеными алайцами.
Невнушаемый? Тем хуже для министра. Я истник, а не гипнотизёр.
Скала просто не ощутит, как её источит море. И рухнет сразу вся, стоит ей потерять точки опоры в текущей причинности.
Я искоса глянул на Мериса и понял, что веду себя верно. Генерал и планировал пугнуть Эйгуя, рассчитывая на мою вечную несдержанность и контр-адмиральскую глухоту.
Мой внутренний маятник опять набирал амплитуду, захватывая уже и алайскую часть зала. Крокодилы были «чужими», и «прокачать» их было непросто. Но я и не собирался обращать врагов в свою веру, только пугнуть.
Ментальное давление становилось всё более неприятным. Крокодилы нервничали, но никто не пытался противостоять мне. Вряд ли не могли, скорее — не пришло ещё время для козырей.
История тридцать вторая. «Коридорами бездны» (окончание)
Алайский крейсер «Целебер», зал совещаний
Объявили о начале организационной части совещания. Дьюп, понятное дело, «опаздывал», но корабль инспектора Джастина уже вышел из зоны Метью, и алайцы его засекли. Значит, всё шло по плану.
В протокольную часть я не вникал. Запоминал лица, жесты. Проверял себя, отводя глаза и пытаясь предугадать следующую реплику или гримасу на алайской морде.
Ну и раскачивался. Постепенно расширял и углублял контроль над своими и чужими. Как море, набирающее штормовую силу.
В какой-то момент я вдруг чётко, словно на экране, увидел перед внутренним взором лицо Локьё.
Напрягся, сбился с дыхания и… потерял контакт.
Снова качнул условный маятник и снова, словно бы прямо на сетчатке, возникло пятно, оживающее знакомыми чертами.
Сосредоточиться на контакте я не сумел. Только ощутил — эрцог мысленно рядом со мной.
Его более отработанное движение медленно, но неумолимо включало мой неумелый ритм в другой — тяжёлый, пульсирующий, вытягивающий жилы.И это наконец заметили.
Голова закружилась, боль ударила в висок, и я раскрылся, принимая её. Даже не поморщился: ничего, боль я могу терпеть долго.
И вдруг заметил, как вспух нервничающий Эйгуй!
Ага, значит, алайцы начали воздействовать на нас с Мерисом. Эффекта ожидали совсем другого? Ну, извините.
Под черепом у меня пульсировало, однако контроля над происходящим я не потерял.
Мерис же вообще выглядел как огурчик. Генерал — тот ещё шутник. Или в башке у него есть категорически запрещённые биоимпланты, или… его пока просто не трогают.
Его подпись нужна, это я тут опасный балласт. Но я — совсем не лейтенант Шэн, к сожалению. Похожая внешность, но совсем иные мозги. А у каждых мозгов своя электропроводимость нейронов. Обидно, да?
Эйгуй уткнулся в зелень стола, глянул на меня искоса, опять уткнулся.
Пытается перенастроить свою «машину»? Без параметров моего мозга — это развлечение до завтрашнего утра.
Я взирал расфокусированно, но от того не менее сосредоточенно. И когда уловил очередную попытку воздействия, «качнул» зал со всей накопившейся инерцией.
Меня никто этому не учил. И очень трудно было бы объяснить сейчас, как и что я делаю.
Умение пришло само — вырастая из случайного опыта и отрывочных знаний, будто очередной пазл вдруг заставил сообразить, что за картинку собирает ребёнок.
Эйгуй скукожился в кресле, его посеревший лоб покрылся каплями пота. Реальность давила на него, плющила, вытягивала нервы.
Я не обманулся радостью и не сбился с ритма, а планово откатился назад, чтобы снова вынести волю в тяжёлом размерном качании маятника.
Эйгую становилось всё «веселее». Глаза министра затянуло плёнкой, он неловко ухватил стакан и опрокинул его на бумаги.
Зелёненький телохранитель пискнул, подскочил к Эйгую. Один из алайских генералов нехорошо зыркнул на Херрига, но тот был невозмутим в непробиваемой имперской тупости.
Он даже представить себе не мог, что параллельно совещанию в зале происходит что-то ещё. Невидимое для него, но очень опасное.
Эйгуй оттолкнул телохранителя и не мигая уставился на меня.
Я не принял дуэли и продолжал «раскачиваться», раскидав восприятие по максимально возможному объёму.
— Пока мы ожидаем командующего армией Юга лендсгенерала Макловски, предлагаю предварительно определить спорные пункты договора… — бубнил секретарь.
Амплитуда маятника нарастала медленно, но неотвратимо, и алайский министр правильно оценил ситуацию. Медлить он больше не мог.
— У меня есть свидетель, — зарычал Эйгуй, перебив докладчика. — Свидетель того, что никакого лендслера вы не дождётесь!