Прозрение. Том 2
Шрифт:
— Но…
— Но причинность и не может родиться без своей тёмной части. Кто-то должен привнести в неё боль и кровь. Пусть он будет наказан так.
Наказан?
Я вгляделся в лицо Имэ.
А чего он вообще хотел?
Имэ пытался снести меня, потому что я представлял здесь Империю… Стоп. Он что, хотел, чтобы вся имперская верхушка собралась на «Целебере», а он бы срубил её одним махом? Типа, хотел спасти Юг?
А алайцы… Да пусть потом хоть сожрут героя.
Тёмная Мать!..
Недорегент? Один против всех?
Какой нелепый экзотический бред.
Я посмотрел на Колина, и он кивнул.
Хэд…
Значит, Колин полагает, что Имэ сражался за Юг, но не сумел понять, кто его враги, кто друзья? И он достаточно наказан, будучи спасён своими «врагами»?
Сражаться против нас — это было для него как бороться против себя, не узнавая и не понимая. Лупить по собственному телу палкой и орать от боли, не понимая, кто тебя бьёт. И вдруг увидеть в зеркало, кого ты лупишь палкой.
Я посмотрел на недорегента. На Имэ просто лица не было. Похоже, я угадал. Он понял, что пошёл против своих. Против воли Локьё, Симелина.
В запале наката он не сразу сообразил, с кем он воюет за Юг.
Генерал Райко, кем бы он ни был, весело переговаривался тем временем с «Эцебатом»: «Ах, какое горе, алайцы напали на министра Херрига и захватили беднягу в плен. А чего вы хотели? Алайцы — это же продажные твари. Да-да, захватили министра и требуют выкуп. Корабли крыла безуспешно пытаются отжать „Целебер“ от алайской эскадры…»
Колин сделал мне знак: быстрее!
Данини взяла меня за руку — белые пальчики на шершавой от крови руке.
— Проводить будем я и Ликста, — сообщила она.
Энрек втащил в круг истекающего зеленоватой кровью боевика. Ликста наклонился и коснулся раны растопыренными пальцами.
— Вот и всё, — сказал он.
— Что? — дёрнулся я, и голова заболела с удвоенной силой.
Кераи обняла меня.
— Ещё чуть-чуть потерпи, да? Потом полечим тебя. А сейчас — потерпи.
— А что?.. — от боли я не мог говорить.
— Всё хорошо, — прошептала мне девушка. — Сейчас реальность откатит до исходных меток. В ней изменится малое. Вот этот несчастный мужчина умрёт, — она указала на алайца. Только он. — А в завтрашнем совещании примет участие лендслер армии Юга. И всё пойдёт по другой ветке. А это — забудь. Всё-всё, что ты видел сегодня. Теперь всё в ваших настоящих руках.
— Никакого совещания не было, — подтвердила Данни. — Оно будет завтра.
Реальность дрогнула, искажаясь. Два похожих зала — заваленный трупами и пустой — наезжали друг на друга, грозя раздавить нас.
В голове взвыло.
Я понял, что ещё чуть-чуть, и мой мозг разорвёт меня пополам.
Две тысячи лет назад девять первых эрцогов создали девять Домов Камня, закольцевав таким образом энергетическое равновесие нарождающегося Содружества.
Их сознания слились. Они создали первый круг равновесия воль.
Когда-то и меня взяли в мой первый эйнитский круг, где сознание моё на время потеряло индивидуальность и слилось с другими сознаниями.
И вот теперь у зелёного алайского стола снова стояли девять. Усталые, окровавленные. Полный круг.
Боль вдруг прошла. Сознание раздвоилось. И я увидел сразу ДВА совещательных зала со стоящими вокруг зелёного
стола людьми…И тут же снова всё помутилось во мне.
— Ещё, — шептала мне в ухо Кераи. — Ещё чуть-чуть потерпи, да?
Данини говорить не могла. Они с Ликстой «вели» процедуру, их лица размывались от усилий собрать то неведомое, что связывает наш мир.
Открытый космос. «Факел»
В дверь стукнули, и мембрана разошлась.
Кераи язычком пламени скользнула мне в изголовье. Данини вошла медленно, чинно. Она была в синей широкой юбке и белоснежной блузе, расшитой вручную, с глубоким вырезом и хитрой шнуровкой под полной грудью.
Сквозь тонкую ткань явственно проступали напрягшиеся соски. Пришлось закрыть глаза.
— Ну и чего ты тут разлёгся? — игриво спросила Кераи. — Ну-ка, ну-ка, открой глазки? — тёплые пальцы насильно раздвинули веки. — Чего это он, Данни, а?
— Симулирует, — Данини умостилась у меня в ногах. — Рассказывай, чего опять испугался?
— Почему — испугался? — удивился я. — Просто получил по мозгам.
— Не ври, — засмеялась Данини. — Не такая это страшная штука — психосетка, чтобы потом сознание терять. Твой Имэ ушёл сам, никто его за руку не водил. А ты — разлёгся в медкапсуле. Рассказывай, что тебя напугало!
— Да ничего я не…
Данини бесцеремонно запустила руку под простыню и коснулась места, которое и без того было озабочено её присутствием.
Я заорал от неожиданности:
— Данька!
Дёрнулся приподняться, силиконовые держатели натянулись, головная боль врезала мне в затылок со всей дурной мочи, а в бицепс впилась резиновая манжета с датчиками.
Пришлось замереть и расслабиться.
— Рассказывай, — без капли смущения сказала моя мучительница. — Иначе пытать будем…
— Что рассказывать? — взмолился я. — Тело на слово «пытать» откликнулось самым безобразным образом.
— Что хочешь и с любого места…
Данини занесла ладонь над вздымающейся против моего желания простынёй. Это было жутко неудобно, но слишком приятно, чтобы я действительно разозлился.
Прикрыл глаза, чтобы не видеть девушку, и понял, что так ещё хуже. Распалённое воображение нарисовало мне такое, что глаза пришлось открывать.
— Ну что ты всё время ищешь во мне труса? — я замялся. — Хотя… Что-то там было гадкое, на «Целебере». Похожее на страх. Уже когда мы завершили обряд и стояли возле стола… Ты, я, ваши ребята, Колин, Энрек… А потом я вдруг увидел, что генералитет снова сидит друг против друга — северяне и алайцы. И только на полу — кровь, и разбитый графин на столе. Но никто кроме меня ни крови, ни графина не видит. Алайский ликтор зачитывает договор, сообщают о прилёте инспектора Джастина, и он входит в зал вместе с Колином.
— И голова болит? — участливо спрашивает Данни.
— Да, — соглашаюсь я. — Очень.
Голова и сейчас болит тем сильнее, чем явственнее я понимаю, что в какой-то момент в совещательном зале исчезли всякие следы побоища.
Будто ничего и не произошло. Северяне чинно сидят за столом, ликтор читает договор…
Потом…
Потом якобы прибывает Колин, начинает спорить с Херригом, ссылается на запрет би-пространственных испытаний, ратифицированный Содружеством и Империей в 2234 году…