Прямой эфир: В кадре и за кадром

НИНА ЗВЕРЕВА 68

ционный энтузиазм. Я старалась напомнить Боре

наши главные тезисы, но он, как ледокол, шел вперед

в поисках «рабочего люда». А рядом с нами семенил

испуганный комендант женского общежития, кото-

рый, кажется, уже пожалел о своем демократическом

поступке. Наконец нас привели в тесную комнату

(тогда еще Красный уголок). Я ахнула. На стульях

вдоль стен сидели тетеньки в халатах — кто-то в по-

ложении, кто-то с запашком водки, кто-то со спицами

в руках. Их было не более двадцати, и ни одна из них

не знала, кто такой Немцов и зачем их привели сюда.

А вот меня они узнали. И сразу оживились. На-

верное, разговор про телевидение мог быть интере-

сен. Хотя наверняка утверждать, конечно, не стану.

Однако Борю это, казалось, не смутило. Он набрал

в легкие воздуха и заговорил. Говорил понятно, до-

ступно, общался легко и свободно, не боялся вопро-

сов. И я была совсем ему не нужна.

Я успокоилась, стала вглядываться в лица и уже за-

была про халаты, спицы и стойкий запах кислых щей

на соседней кухне. Я почувствовала, что эти двадцать

человек пойдут на выборы и проголосуют за Бориса

Немцова, потому что они ему поверили!

Когда мы вышли на улицу, он вспомнил обо мне

и обернулся в ожидании комплиментов, которые

тут же и получил. Потом мы опять мучительно мер-

зли и искали дорогу к автобусной остановке. Тут он

неожиданно сказал:

— А в Сочи сейчас тепло. Как ты думаешь: име-

ют смысл такие походы к беременным теткам или мы

зря тратим время?

Я не помню свой ответ, зато помню этот вопрос…

ПРЯМОЙ ЭФИР 69

Уже через месяц после этого похода Борис Немцов

вновь оказался в прямом эфире Горьковского теле-

видения, так как по закону о выборах ему должны

были предоставить право на бесплатную агитацию

в размере двух минут эфирного времени. Я написа-

ла много вариантов текстов его выступления. Мы

репетировали. Мы даже попросили одного из друзей

Немцова отдать ему на вечер красивый джемпер, а в парикмахерской подстригли буйные кудри наше-

го кандидата, насколько это было возможно.

Помню, как я замерла у экрана в ожидании Бо-

риной речи. Всего было тринадцать кандидатов, среди которых — уважаемые директора заводов

и два ректора лучших нижегородских вузов. Немцов

должен был выступать последним. Все предыдущие

мужчины говорили о том, как много они сделают

для народа в случае своего избрания. Когда очередь

дошла до Немцова, казалось, что смысл любых слов

был уже полностью утрачен от частого повторения

одних и тех же обещаний. Он набычился, уставился

в камеру, выдержал паузу и сказал:

— Я могу обещать только одно — я не буду врать.

И замолчал.

— Это все? — спросил ведущий.

— Да. Это все, — ответил Немцов — А что еще

надо?

Мне совсем не было жаль времени, потраченного

на написание текста и все наши репетиции. Никто

из нас не удивился, когда его, несмотря на все за-

преты, избрали народным депутатом России. Шел

1990 год. А все, что было потом, — это уже совсем

другая история.

Михаил Сладков

Телевизионные операторы на каждой студии телеви-

дения (а их было в советское время ровно столько, сколько было областных центров) всегда считались

особой кастой. Это были красивые, подтянутые, спортивные мужчины, которые трепетно относились

к каждому кадру, и во многом именно они создава-

ли атмосферу творчества и сотрудничества, особенно

во время прямых эфиров.

Так случилось, что на Горьковском телевидении

работало несколько бывших военных летчиков. Они

определяли поведение и стиль особенного мужского

братства. Наши операторы имели военную выправку

и практически поголовно были прекрасными плов-

цами и спортсменами. За старшим поколением сле-

довало следующее, послевоенное. Уже не летчики, но все как один спортсмены и фотографы. Работали

они дружно, весело. Я бы сказала — красиво. Во вре-

мя трансляции концертов наши телеоператоры сто-

яли на сцене за огромными камерами в красивых ко-

стюмах, а во время выезда ПТС в Большое Болдино

ПРЯМОЙ ЭФИР 71

месили грязь в немецких ботинках «Саламандра».

Забавно, что кинооператоры одевались и вели себя

совсем по-другому. Казалось, эти два типа профессио-

налов не имеют между собой ничего общего. Позд-

нее, когда появились видеокамеры, все смешалось, и, согласно общему расписанию, кинооператоры

встали за камеры в студии и начали снимать «гово-

рящие головы», а телеоператоры забегали с камерой

на плече по колхозам и совхозам. И что-то сломалось, потому что профессии — разные.

Михаил Сладков пришел на Горьковское телеви-

дение, когда ему было всего семнадцать. До этого он

успел поработать кочегаром во Дворце пионеров, в бассейне которого он поставил свои первые рекор-

ды по плаванию. Затем работал на заводе слесарем, поступил в престижный вуз, но страсть к театру и фо-

тографии пересилила (его папа был знаменитым те-

атральным гримером, а мама солисткой балета). Он, как говорится, вырос за кулисами и с детства знал, что такое гастроли, и как приятна радость от удач-

ного спектакля, и как велика горечь оттого, что зал

пуст и чуда не случилось.

Он устроился осветителем и монтировщиком, и уже много позже освоил камеру и дорос до операто-

ра высшей категории. Начинать с работы со светом —видимо, правильно. Он не только изучил основы све-