Прямой эфир

— Помню, — мгновенно став серьезным, мой спутник замирает у стола, бегло взглянув на документы, собранные помощницей в аккуратную стопку. Отвлекается, видимо, вспомнив о моем присутствии, и незаметно для пожилой дамы, уже бросившейся к кофемашине, подмигивает, кивая на свою дверь. Позолоченная табличка с фамилией генерального мгновенно притягивает мой взгляд, а при виде инициалов я забываю, как надо дышать…

— Проходите, — Слава же, кажется, абсолютно спокоен и лишь потешается над моим растерянным видом.

На негнущихся ногах я следую за этим мужчиной, сумевшим обвести меня вокруг пальца, и замираю истуканом посреди его огромного кабинета. Предпочитаю смотреть куда угодно, лишь бы не видеть насмешливых глаз своего работодателя: сначала изучаю глянцевый серый стеллаж, за непроницаемыми дверками которого наверняка скрываются всевозможные папки, безразлично веду глазами по стеклянной поверхности письменного стола с включенным ноутбуком, пестрая заставка которого отражается в окне за спиной владельца, и отворачиваюсь к дивану, настолько белому, что начинаю сомневаться, что на него, вообще, кто-то когда-то садился…

— Удивлена? — беззаботный и абсолютно спокойный Лисицкий, присаживается на краешек столешницы, не на секунду не сомневаясь, что она его выдержит. Расстегивает пиджак, и прячет руки в карманах брюк — спокойный, расслабленный. В отличие от меня.

— Немного, — вру, расправляя плечи, теперь не зная, как себя с ним вести. С парнем из лифта, представившимся программистом, общаться мне было комфортнее. — Но теперь понимаю, почему получила эту должность. Решили искупить вину за отломанный каблук?

— И не думал. У тебя прекрасное резюме…

— С отсутствием опыта, — перебиваю, мгновенно смутившись собственной наглости.

— Зато с подающим надежды на будущие свершения дипломом. Я окончил тот же вуз, поэтому доверяю твоему табелю. Присядешь?

Я послушно устраиваюсь на стуле, подобно прилежной ученице, сложив руки на коленках, и терпеливо жду, пока он обойдет стол и усядется напротив.

— Станете гонять меня по экономическим терминам? — нервно тереблю трикотажную ткань, гадая, для чего, вообще, он сегодня вызвал меня к себе. — Или решили позабавиться над тем, как я сгораю от стыда?

— А тебе есть чего стыдиться? — Лисицкий приподнимает бровь, придвигаясь ближе к столу.

— Я показала вам средний палец, назвала варваром и, если честно, хотела воткнуть свой каблук вам в лоб. Этого мало для угрызений совести?

— Разве мы не решили забыть о том случае? И когда мы вдвоем можешь не выкать.

— Не могу. Субординация, — вызываю у него улыбку, все еще не отойдя от шока. — Так зачем вы меня позвали?

— Хочу предложить тебе новую должность. Елена Юрьевна, — видимо, говорит о своей секретарше, иначе, зачем кивает на дверь, за которой устроилась его помощница, — дорабатывает последнюю неделю, и я буду рад, если ты согласишься занять ее место.

— Я бухгалтер. Не секретарь, — отрицательно качаю головой, даже не думая соглашаться. Не для того я пять лет грызла гранит науки, чтобы виртуозно заваривать кофе для лощеного босса.

— Знаю, и считаю, что тебе будет полезен этот опыт. Ты явно не из робкого десятка, молода и амбициозна…

— Поэтому никогда не соглашусь тратить свое время на сортировку почты. Мне нужен стаж. Три года, чтобы сдать квалификационный экзамен.

— Хочешь стать аудитором? — перебивает, доставая из ящика какую-то папку.

— Да. И не хочу терять свое время понапрасну. С таким же успехом, я могла бы устроиться официанткой — поверьте, в Москве оставляют неплохие чаевые.

— Тогда взгляни на это иначе? Вникнешь в дела фирмы, будешь присутствовать на важных сделках, получишь возможность изучить специфику производства изнутри. Если сработаемся, и ты получишь аттестат, обещаю рассмотреть твою кандидатуру на должность внутреннего аудитора.

— А вам это зачем?

— Затем, что я доверяю своему чутью. Ты ведь отличница по природе, другая бы никогда не решилась явиться к начальнику в помятой рубашке и дырявых башмаках. Женщины уж слишком пекутся о своем внешнем виде, предпочитая сражать мужчин собственной неотразимостью, нежели стремлением к покорению новых высот. Но не ты. Плевать на все, если от этого зависит будущее, так? А я ищу именно это. Думаешь, почему мой секретарше пятьдесят семь? — задает свой вопрос, но не дает и рта раскрыть. — Потому что она не станет строить глазки, а лучше займется делом.

— Теперь я чувствую себя ущербной, — нервно хихикаю, ведь в двадцать один услышать нечто подобное, удовольствие не из приятных. Я все-таки молода, и не прочь словить парочку восторженных взглядов…

— А зря. Мне нужны мозги. Свежая кровь и желание расти.

Я опускаю голову, взвешивая все за и против, а только что обсуждаемая нами Елена Юрьевна уже расставляет на столе посуду — белый керамический чайник, от которого исходит фруктовый аромат, и две небольших чашки, в одной из которых уже налит крепкий только что сваренный кофе.

ГЛАВА 7

— Они встретились на моем дне рождении, — Слава поправляет микрофон, прицепленный к пиджаку, и спокойно обводит взглядом зал. Чуть дольше задерживается на полысевшем и отъевшемся адвокате, в числе еще четырех гостей, явившемся сюда для очередного пиара, и возвращается глазами к ведущему. Знаю, о чем он думает — я рисковала, принимая предложение редактора, ведь мне никто не обещал, что Егоров — один из самых востребованных юристов страны, окажется в числе приглашенных. Я вытянула счастливый билет, пусть и таким странным способом, добившись его внимания, и теперь Лисицкий наверняка не считает мою затею прийти на телевидение такой безумной. Он один из немногих, кому известно, как настойчиво я пробивалась на прием к Юрию Станиславовичу, неделями обивала пороги его конторы, но так и не сумела добиться его внимания. У него десятки выигранных дел за спиной, безбедная жизнь и безупречная репутация — простые бракоразводные процессы в семьях бизнесменов наводят на него скуку, а я, по его мнению, очередная, ничем не отличающаяся от других охотница, решившая отхватить кусочек от огромного пирога…

Я словно и не замечаю огромной бородавки под его носом, блестящей лысины и внушительного брюха — для меня он бог, идол, которому я готова поклоняться и целовать ноги, не видя спасения ни в ком, кроме этого, умудренного опытом человека. Если Егоров только согласится протянуть руку помощи, я смогу вновь обнять своих детей и позабыть этот кошмар, растянувшийся на долгие месяцы, лишенные звонкого детского смеха. Хотя, кого я обманываю? Подобное не забывается — это навеки останется в кошмарных снах, преследующих по ночам, в мыслях, над которыми я не властна и вряд ли смогу запретить им приходить в мою голову так часто, как им того захочется.

Игорь хотел меня уничтожить, заставить себя презирать, ударить меня побольнее, но он даже не подозревает, что этот выстрел стал контрольным. Я отчаялась — от меня прежней ничего не осталось, и чем дольше я буду позволять мужу считать себя победителем, тем больше рискую потерять веру в лучшее, наблюдая за его довольной физиономией.

— Что вы испытали, увидев свою первую любовь спустя четыре года? — Смирнов оставляет Лисицкого в покое, вновь вовлекая меня в разговор.

— Удивление, — вряд ли в одно слово можно уместить тот фейерверк, что взорвался внутри меня, едва Громов опустился на стул. Помню, как он над чем-то смеялся со Славой, наградив меня сухим «здравствуйте», а я уже была бессильна перед его магнетизмом — жадно впитывала в себя изменения, произошедшие в нем с момента нашей последней встречи: голос стал грубее, с небольшой хрипотцой, словно он много курит или часто на кого-то кричит; глаза выразительней, с еле заметными морщинками в уголках, и все такие же темные, словно ночное небо перед грозой; плечи шире, и в тот момент их поглаживала статная брюнетка, прильнувшая к его боку.