Прямой эфир

— Как хочешь. Зачем пришла?

— Документы, — радуюсь, что в полумраке, ему не удастся разглядеть моих пунцовых щек — я слишком долго его разглядываю, и теперь сама стыжусь собственной заинтересованности.

Но разве можно меня осуждать? Посмотрела бы я на вас, имей вы возможность увидеть мальчишку из параллельного класса, в которого втрескались лет в пятнадцать, или соседа по лестничной клетке… Тело живет по своим законам: сердце не спрашивает в чьем присутствии пропускать удары, а глаза сами решают, чей образ хотят запомнить навеки.

— Подпишешь? — демонстрирую ему кожаную папку, отбросив в сторону приличия. Сейчас передо мной не большой начальник, не уверенный в себе пятикурсник, а сломленный, совершенно разбитый человек, с чего-то не отводящий своего захмелевшего взгляда от моего лица. Откидывается в кресле, устроив руку на подлокотнике, и, подперев ладонью щеку, потирает свой подбородок, словно не слыша моего вопроса.

— Ты изменилась, Копчик, — растягивает слова на манер умудренного жизнью философа. Теперь спускается взором ниже, к моим ногам, спрятанным под офисными брюками, и чуть дольше задерживается на моих бедрах. — Где твой ужасный джемпер?

— Прости? — наверное, он слишком пьян, потому что я с трудом разбираю слова.

— Тот джемпер в жуткий цветочек? Не знаю почему, но он до сих пор стоит у меня перед глазами…

— Выбросила. Как ты успел заметить, я подросла, — смеюсь, непроизвольно касаясь волос, заводя за ухо надоедливую прядь, выбившуюся из общей массы. Насмешка судьбы: моя кофта, в отличие от меня, оказалась незабываемой…

— И к лучшему. В ней ты была похожа на пятиклашку, — роняет беззлобно Громов и замолкает, о чем-то задумавшись.

Хочется верить, что он не вспоминает, как я краснела в его присутствии не в силах связать и пары слов, с детской непосредственностью выкрикивая сквозь набирающую обороты истерику, что для меня он не простое увлечение. Он моя настоящая любовь со всеми вытекающими из этого последствиями: депрессией, навязчивыми мыслями, глупыми фантазиями и разглядыванием его фото в социальных сетях.

Боже, только сейчас, глядя на мужчину, с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговками на груди, понимаю, что он сделал мне одолжение — в его богатую пресыщенную благами жизнь в свои шестнадцать я бы никогда не вписалась… Впрочем, как и сейчас, поэтому не позволяю ностальгии брать верх, и улыбнувшись, подхожу ближе, раскрывая документы на нужной странице. Ни к чему все эти воспоминания.

— Подпись, — указываю пальцем на нужную строчку, выдерживая поединок взглядами.

— Почему Слава сам не приехал?

— Спросишь лично, мне не положено оспаривать решения начальства, — я беззастенчиво вру, нетерпеливо вручая Гоше его же ручку. — Без нее не видать мне повышения. Так что, прояви свои лучшие качества и можешь продолжать опустошать бар.

— Ладно. Хотите слушать? Пожалуйста. Только не ждите, что моя история будет романтичной. В феврале Слава попросил меня отвести Громову документы. Наверное, начало было положено именно тогда, — Лиза безостановочно теребит салфетку, больше не обращая внимания на слезы, поблескивающие на щеках.

Это больше похоже на доверительный разговор с психоаналитиком или лучшей подружкой: словно и нет никого вокруг, кроме все так же продолжающего удерживать ее ладонь ведущего и… Славки, который, не моргая, следит за женщиной, которая всегда принадлежала мне.

Я не обращаю внимания на гул автомобильных клаксонов за окном машины, и словно нахожусь в отдельной вселенной, существование которой напрямую зависит от вещания федерального канала. От возможности видеть и слышать ту, что подарила мне не только свою душу, без боя сдавшись моей власти, но и детей, которых я так безжалостно у нее отобрал…

Поднимаю тонированное стекло, не желая отвлекаться на шум городских улиц, и закуриваю, наперед зная, что облегчение мне это не принесет: вокруг шеи словно обмотали веревку и тянут, вознамерившись лишить меня кислорода… Чем дольше говорит моя жена, тем отчетливее до меня доходит смысл случившегося — я испортил ее жизнь, занял чужое место, лишив кого-то другого возможности сделать ее счастливой. И что самое страшное, даже сейчас, видя слезы в ее глазах, я вряд ли смогу отступить.

— Он предложил мне выпить кофе в небольшом кафе за углом, — я прислушиваюсь к севшему голосу Лизы, сжимая руки в кулаки и старательно заглушая проснувшуюся совесть.

Это сделал я. Я растоптал улыбчивую девчонку, всегда поражающую меня своим задором и умением добиваться желаемого.

— И вы согласились?

— А разве я могла отказать? Я уверяла себя, что в этом нет ничего плохого: все же когда-то мы были по-своему близки, а Игорь, — она ухмыляется, а я как сумасшедший ловлю звуки своего имени, слетевшего с ее уст. — Игорь был не в лучшей форме. Он переживал тяжелый период, и мне казалось таким правильным поддержать его, что да, я согласилась.

— О чем вы говорили? Обсуждали студенческие годы?

— Да, — отзывается Лиза на вопрос ведущего, наконец, оставляя в покое несчастную салфетку, а я словно вновь оказываюсь на диване в том уютном кафе. Устраиваюсь поудобнее, стараясь не смотреть в окно, в котором с легкостью могу разглядеть свое помятое отражение, концентрируя все внимание на сидящей напротив девушке. Она стала старше: в ней определенно все эти годы жила красота, которая томилась в ожидании своего часа, чтобы потом окрасить ее лицо легкими уверенными мазками…

— Выглядишь ты, конечно, ужасно, — покончив с изучением ассортимента блюд, Лиза складывает руки, подобно школьнице. — Я заказала тебе эспрессо и бифштекс. Уверена, поесть тебе не помешает.

— Я не голоден. Пьян, но определенно не голоден, — отрицательно качаю головой, закинув руку на спинку диванчика.

— Мой дед гнал самогон, — ни с того ни сего признается девушка, ковыряя ногтем соломенную салфетку, расстеленную на столе.

— На продажу, — она вскидывает голову, отмечая как это важно, а я уже не могу сдержаться, и растягиваю губы в улыбке. Словно хочет мне показать, что и в ее семье мужчины не лишены предпринимательской жилки…

— Так вот, он со всей ответственностью подходил к делу — снимал пробу так рьяно, что наутро с трудом отрывал голову от подушки. И моя бабушка обязательно ставила рядом с кроватью банку с огуречным рассолом.

— Не думаю, что здесь мне нальют хотя бы стаканчик, — теперь понимаю, к чему она клонит, чувствуя себя неуютно под цепким взором ее серых глаз.

Поправляю галстук, который, уверен, завязал не лучшим образом, перед выходом даже не взглянув на себя в зеркало, и только сейчас замечаю пятно на рукаве своей несвежей рубашки. Да уж, не лучшая пара для такой собранной Волковой — ее одежда в полном порядке.

— Тогда доверься мне и не отказывайся от кофе. И возьми мой сок, в нем много фруктозы, — пододвинув ко мне стакан апельсинового фреша, Лиза складывает ладошки под подбородком, устроив локти на краю стола. — Расскажешь, что случилось?