Прямой эфир

Ей явно не по себе от собственного любопытства, но я и бровью не веду, не находя в этом ничего предосудительного. Когда-то я делился с ней своими переживаниями— с неопытной первокурсницей, мало что видевшей в жизни, — так почему бы и не признаться?

— Проблемы с женщиной.

— С Яной? — она оживает, явно обрадовавшись моей сговорчивости, и благодарит официанта, подоспевшего с горячим. — Поссорились?

— Вроде того.

Мы расстались. Хотелось бы мне высказаться, но если быть честным, я до сих пор не нашел ответ, почему женщина, к ногам которой я готов был бросить весь мир, так трусливо сбежала, оставив на туалетном столике помятый клочок бумаги, придавленный сверху бархатной коробочкой. Несмотря на то что две недели назад она позволила мне водрузить на ее пальчик внушительный бриллиант, прокричав довольное «да» на мое предложение, вчерашним вечером она не сочла нужным поговорить, оставив после себя разбросанные на кровати вешалки, на которых еще утром висели ее платья.

— Мне жаль, — наматывая на вилку спагетти, девушка глядит на меня с неприкрытым сочувствием. — Вы долго были вместе?

— Около года. Но вряд ли наши отношения вписывались в общепринятые рамки, — не желаю ее смущать рассказами о наших ни к чему не обязывающих ночах, спустя полгода приведших нас к понимаю, что этого мало, и намеренно перевожу тему. — А ты? Не вышла замуж?

— Мне двадцать два, — она улыбается, кивая на мой бифштекс, и не произносит больше ни слова, пока я не отправляю в желудок первый кусочек. — Сейчас не самое подходящее время для создания семьи. Хочу построить карьеру и дождаться того, в ком не придется потом разочароваться.

— А у тебя был подобной опыт?

— Конечно. Он есть у каждого, — безразлично поведя плечами, Волкова с аппетитом расправляется с обедом. Возможно, когда-то и я смогу с таким же спокойствием вспоминать о Яне, а сейчас, когда в крови еще бродит бренди вперемежку с дорогим коньяком, мне хочется одного — забыться крепким сном, предварительно напившись огуречного рассола…

ГЛАВА 10

— Какая ты важная, — откусив яблоко, Петрова валится на кровать, и, устроившись на животе, болтает ногами, окидывая меня удивленным взглядом. — Как я не заметила, что ты стала такой…

Она рисует в воздухе вензеля, не в силах подобрать подходящий эпитет, и, отчаявшись, улыбается, одобрительно задрав вверх большой палец.

— Надень мой шелковый топ?

— Боюсь, мне нечего в него положить, — критично оценив свой наряд, поправляю пояс красных брюк на талии и снимаю с плечиков пиджак мужского кроя. Не знаю, в чем принято посещать подобные мероприятия помощницам сильных мира сего, но уверенность в том, что я не упаду в грязь лицом, крепнет во мне все сильнее, едва я заканчиваю макияж, обведя губы насыщенной малиновой помадой.

Бросаю ее в сумочку, не слишком естественно улыбнувшись своему отражению, и покрутившись пару раз в поисках изъяна, благодарно выдыхаю — то ли звезды сегодня мне благоволят, то ли Танькиными стараниями я, наконец, приблизилась к идеалу…

— Красавица, — подтверждает подруга, швыряя огрызок на мою прикроватную тумбу, и вытягивается на постели, сбивая ногами идеально застеленное покрывалом постельное.

Хочу ли я ее убить за устроенный беспорядок? Пожалуй, но не сегодня, когда душа уже не находит себе места в радостном предвкушении. Только тянусь к духам, как трель дверного звонка нарушает наш с Таней покой: блондинка подскакивает со своего места, спешно поправляя задравшуюся футболку, и вопросительно смотрит на меня, изумленно хлопая глазами.

Ко мне редко приходят гости: разве что Федька с Петровой бывают довольно часто, облюбовав мою кухню для своих кулинарных свершений. Готовит в основном Самсонов, а Таня любит наблюдать за его нехитрыми манипуляциями, устроившись в недавно купленном мной кресле, с наслаждением потягивая источаемые кипящими кастрюльками ароматы.

— Кто это? — опомнившись, когда звонок повторяется, девушка спешно исправляет последствия своего отдыха: одергивает мой многострадальный пушистый плед, накрывающий кровать, взбивает подушки, небрежно разбросав их у изголовья, и торопливо семенит к мусорному ведру, не забыв прихватить пару оставленных ей на столе фантиков. — Федька на работе…

— Может быть, Людмила Алексеевна, — я все-таки отмираю, не забывая пару раз сбрызнуть запястья цветочным парфюмом, и быстро преодолеваю расстояние до входной двери.

Не думаю, что пожилая соседка решит нагрянуть ко мне в половине девятого вечера, но кто знает, что могло стрястись с этой бойкой бабулькой? Помню, когда я только заехала, она разбудила меня в шесть утра, настойчиво тарабаня в дверь: ее горемычная болонка застряла в лифте, жалобно поскуливая, и мне пришлось помогать раздвигать створки, вооружившись лыжной палкой.

— Вы? — от удивления, замираю с открытым ртом, не думая двигаться с места, пока мой начальник, с уже ставшей привычной ухмылкой, изучает мое декольте. Не уверена, что там есть на что любоваться, но Лисицкий явно доволен.

— Я звонил. Но твой номер недоступен.

— А как вы узнали адрес? — напрочь позабыв о гостеприимстве, непроизвольно прикрываюсь рукой, словно на мне не брючный костюм с тонкой шифоновой блузой, а нижнее белье, состоящее сплошь из просвечивающего кружева.

— Я твой начальник, — напоминает мне, оттесняя в сторону, и без лишних вопросов проходит в прихожую. — Ты одна?

— Муж вышел в ночную смену, — вру, беспечно взмахнув ресницами, и незаметно оттесняю разбросанную Таней обувь под лавку.

— Ты не замужем, — Вячеслав Андреевич уже вовсю исследует помещение, зачем-то заглядывая в ванную. Прячет руки в карманах брюк, стараясь разглядеть сквозь дверной проем мою гостиную, одновременно служащую и спальней и рабочим кабинетом, и заметив притихшую Петрову, обескураженную приходом симпатичного мужчины в мою холостяцкую берлогу, дружелюбно салютует ей правой рукой.

— Готова? Решил заехать пораньше, — кажется, уже позабыв о симпатичной блондинке, чьи щеки пошли красными пятнами от одного взгляда на красивое лицо гостя, мой босс болтает автомобильным брелоком, и, облокотившись о стену, словно между делом огорошивает своим заявлением, теперь вгоняя в краску меня:

— Ты прекрасна.

В моей жизни был только один мужчина — Вадим, поджарый спортсмен, большую часть дня проводящий в тренажерном зале. Он был скуп на комплименты, но обладал уникальной способностью без слов говорить мне о своем восхищении: чесал затылок, с шумом выпуская воздух из легких, и смущенно улыбался, или, оставив в покое свою светлую шевелюру, начинал нервно заламывать свои пальцы. К этому я привыкла довольно быстро — бегло целовала его в губы, или смеялась в ответ, когда его молчание неприлично затягивалось, а сейчас, посреди собственной прихожей, совершенно растерялась, не зная, что следует говорить в таких случаях. На поцелуй я не решусь, а мой смущенный смех вряд ли будет уместен.

— Ты тоже ничего, — возвращаю себе контроль над собственным разумом и указываю ему на дверь.

— Подождешь в машине? Я спущусь через минуту.

— Это ведь твой начальник? — оказывается рядом Петрова, как только спину Лисицкого скрывает тяжелая металлическая дверь. — Он довольно милый.

— Обязательно передам. Ключ бросишь в почтовый ящик, — отвечаю спокойно, влезая в туфли, и снимаю с вешалки пальто. — Не забудь выключить свет!

— Я не маленькая. Лизка! — ступает своим белым носком на грязный коврик, брошенный мной у порога на лестничной клетке, и вынуждает меня обернуться, заинтриговав весельем, сквозящем в голосе. — Пообещай не быть дурой! Он так на тебя смотрит!