Прыжок "Лисицы"
Шрифт:
«Выпускай пар, Тома!» — попросил её мысленно.
Кажется, Тамара и сама это понимала. Неожиданно для всех она кааак шарахнула зонтиком по столбу ворот. Зонтик вдребезги! Все вокруг вздрогнули!
Я застыл в восхищении. Сам-то год назад всего лишь клак запустил в полет. А она…
«Тамара! Я твой навеки!»
— Вы продали меня как овцу!
Пар-то она выпустила, но уровень громкости не понизила, а, наоборот. Вполне возможно, что в эту минуту вся затаившаяся деревня слышала её громогласный крик.
— Хотя я просила вас этого не делать. Умоляла. Призналась, что люблю его.
Тут Тамара указала на меня. Я оторопел!
«Нет у меня уже слов, чтобы наградить эту женщину! Вот же…! Словом, ведь, не обмолвилась! Не рассказала, не предупредила! Сейчас братья набросятся на меня. Обвинят, и справедливо обвинят, что я воспользовался их гостеприимством и поступил, как последний вор! У них за спинами сговорился с Тамарой. Надо ей всыпать… Надо найти в себе силы и всыпать!»
Но, братья были так припечатаны гневными криками сестры, что мало что могли сейчас сообразить. Тамара, между тем, оборотов не снижала.
— Клялась, что мы с ним сговорились. Что он вернётся за мной! — продолжала Тамара. — А вы? Отмахнулись. Плюнули. Забрали золото. Сидите тут. Пропиваете и проедаете это золото. Потому что больше ничего на свете не умеете делать. И вам плевать, что со мной случилось. Вы же знали, что меня похитили! Но вы продолжали тут сидеть, пить, жрать…
— Ну, это «жрать», — грубовато немного. Не к лицу ей, — поделился я своим мнением с Бахадуром.
— Нормально! Ей все к лицу! — алжирец не сводил влюбленных глаз с грузинской фурии.
— Задницы свои не подняли, чтобы разыскать меня, спасти!
«Ну, хоть не „жопы“ сказала», — подумал я.
— И меня еще хулой покрываете?! Вы, считающие себя моими братьями! Вы — братья?! Вы, считающие себя мужчинами! Вы — мужчины?! Манана!
Манана, наверное, даже не понимала, что с самого начала речи госпожи стала улыбаться. Оклик Тамары заставил её вздрогнуть, принять подобающий строгий вид. Отвечать не стала. Но смотрела на Тамару во все глаза.
— Приготовь им к завтрашнему утру две юбки! Это их настоящая одежда должна быть! Штаны созданы для других! Для настоящих мужчин!
Здесь Бахадур не выдержал. Начал смеяться. Братьев его смех не напугал до смерти, а вывел их из ступора. Бывает же такое!. Тут же начали оба орать!
Крик их был бессвязным. Набор оскорблений. Ну, и как резюме, мол, пошла отсюда и чтобы ноги твоей…!
Тут я напрягся. Потому что Тамара опять посмотрела на Бахадура. Алжирец, конечно, моментально занёс руку.
— Эээ! — я сделал шаг вперёд, придержав руку Бахадура. — Давайте, для начала, все успокоимся!
Тамара фыркнула.
— Прошу тебя!
Тамара фыркнула еще раз. Но потом выдохнула. Кивнула головой, соглашаясь. Братья уже молчали. Занесённая рука Бахадура подействовала на них сильнее, чем мои увещевания.
— Опусти! — приказал я Бахадуру.
Так этот человек, обязанный мне своей свободой, сначала посмотрел на Тамару! И только после того, как она кивнула, исполнил мой приказ! Нет! Нужно после разговора с братьями решительно разобраться с этой парочкой! И восстановить иерархию внутри нашего небольшого коллектива! Еще мгновение я потерял, все-таки, не удержавшись и бросив злой взгляд на Бахадура. Алжирец только пожал плечами. Мол, я понимаю, конечно. Ты — это ты! Но ослушаться её никак не могу! Хоть режь меня!
— Мы не с того начали! — «закурил» я трубку мира. — Криком дела не решишь! Тем более что мы к вам не с войной пришли. А с просьбой.
Братья приосанились, услышав
про «просьбу». Для них, наверное, в этот момент, река вернулась в столь привычное для них русло грузинского сценария «достойной» беседы.— Мы готовы выслушать твою просьбу! — «смилостивился» Ваня.
Тамара набрала воздуха. Я взял её за руку. Прислушалась. Смолчала.
— Мы с Тамарой любим друг друга. Как вы уже это поняли. Я хочу жениться на вашей сестре. И это вы уже знаете. Поэтому я прошу у вас её руки! И вашего благословения!
— Ты, наверное, издеваешься над нами?! — это Малхаз чуть не взревел.
Я опять малость оторопел.
— Мало того позора, что наша сестра неизвестно где была столько времени, — подхватил Ваня, — и никто не может поручиться за её девственность. Так еще и ты, безродный уорк, просишь руки у дворянки!
Тут я совсем опешил. На мгновение. В следующее меня уже стала удерживать Тамара, заметив, что внутри меня растёт цунами гнева!
«Нет, ну, ё… твою мать! Козлоё…ы несчастные! Дворяне хреновы! Все, что можно просрали! Сидят тут в дыре! Ни хрена не делают! Потому что, Тамара права, ничего не умеют делать. Только пить, есть и на каждом углу фасониться! Выпендриваться! По извечной грузинской привычке: мэ вар![1] »
— Погодите! Погодите! — я выдохнул. — Значит, вы… — Тамара опять придержала меня за руку, чтобы я еще раз выдохнул, и не сказал летевшие из уст матерные слова, — продали сестру, живёте за счёт вырученного за нее золота. Действительно, пальцем о палец не ударили, чтобы спасти её! И сразу отвернулись от неё! И она, значит, вас опозорила?! Во-первых, её опередила природа![2] Вы мизинца её не стоите! Во-вторых, черт с вами! Никто от вас не требует сейчас ничего, кроме того, чтобы вы на пару минут включили свои куриные мозги! Вам тут предлагают выгодный для всех вариант! Так я, оказывается, рожей не вышел, чтобы встать в ваш калашный ряд?! То есть, вы готовы потерять сестру, жить с этим, как вы говорите, позором?! И отказываете ей? Не хотите, чтобы она была счастлива?
— Да! — Ваня выпятил грудь. — Мы дворяне! Мы никогда не согласимся на то, чтобы породниться с…
— Предупреждаю тебя, Ваня, подбирай слова! — я остановил напыщенного дворянина. — Иначе, я отпущу руку Бахадура. И достану свой револьвер!
Бахадур, услышав свое имя, кровожадно улыбнулся.
— Деревенщины вы! И дураки! — улыбнулся я. — Ваша сестра, чтобы вы знали, избежала позора. И сама себя защитила. А одному поганцу, который хотел надругаться над ней, воткнула в горло нож. А вы — напыщенные индюки. Права, Тамара! Не штаны вам нужно носить! Юбки — ваша одежда! Поехали отсюда, любимая! Ты, как всегда, была права! Зря, я все это затеял!
Мы сели на коней.
— Предупреждаю! — я говорил спокойно, но с оттенком презрения. — Если до меня дойдет, что вы распускаете грязные слухи про мою будущую жену, пеняйте на себя. Из-под земли вас достану и глотки перережу! Не хотите больше считать её своей сестрой — Бог вам судья. Но не смейте в таком случае даже имя её произносить. Меня можете поносить сколь угодно! Мне на это плевать с высокой колокольни. Я понятно объяснил?
Братья молчали.
— Как говорится, молчание — знак согласия, — я улыбнулся, кровожадно оскалив зубы. — Еще одно, братья-дворяне. Напоследок. Никогда не говорите «никогда»! Почему? Объясню. Чтобы вы знали. Мы сейчас едем в Тифлис. Там я получу российский орден и звание офицера. Понимаете, к чему я веду?