Прыжок в неизвестное

– Выслушайте меня! Клянусь вам, вчера ночью я совсем не знал, в каких вы с нею отношениях. Я не имел об этом понятия, она мне ничего не сказала. Правда это или неправда, Соня?

Соня не ответила. Но Вайнер, опасаясь, что Демба не поверит его клятвам, продолжал безостановочно говорить:

– Я никогда не интересовался ею. Но она ко мне приставала каждый день по десяти раз. Писала мне письма и записки, один раз на двенадцати страницах. Да. Вот как было дело.

Соня покраснела, сжала губы и потупилась.

– Разве это не правда?
– крикнул Вайнер, чувствуя близость опасности.
– Разве не мучила ты меня изо дня в день, чтобы я пришел к тебе играть в четыре руки? Разве не приходила ты за мною в университет, когда я был на лекциях? Только тебе я теперь обязан этим!..

– Довольно!
– крикнул Демба.

Он вдруг почувствовал жалость к Соне, которая стояла безмолвно и давала Вайнеру осыпать себя упреками. Но Вайнера уже нельзя было сдержать.

– Разве это неправда? Не ходила ты за мною по пятам?..

– Да, это правда, - сказала Соня.
– А теперь между нами все кончено.

– Да! Теперь между нами кончено! Да! Кончено!
– кричал, озлившись, Вайнер, и голос у него срывался.
– А теперь...

– Теперь - получай обратно свои деньги!

Соня рванула свою зеленую сумочку из крокодиловой кожи и швырнула Вайнеру в лицо узкую красновато-желтую тетрадку.

– Получай их обратно!
– крикнула она.
– Трус ты, презренный трус! Тьфу!

Круговой билет Вена-Венеция-Вена упал на пол. И в этот миг Дембе показалось, будто у него с сердца свалилась какая-то гнетущая тяжесть.

Весь день его преследовало и томило желание ухватить руками эту тетрадку, чтобы разорвать ее на клочки и вышвырнуть. Весь день терзал его страх, как бы не опоздать и не дать Соне увезти от него эту тетрадку. Весь день провел он в бешеной погоне за деньгами, которые бы помогли ему завладеть этой тетрадкой и уничтожить ее. Но деньги хитро и коварно прятались от него весь день. И теперь, вечером, когда он, упав духом и с пустыми руками, разбитый и побежденный, прокрался сюда, теперь эта тетрадь, предмет его ненависти и страха, валялась на полу, бумага без цены, которую он мог отшвырнуть в сторону ногою. Торжество его пришло само собою: он достиг того, чего желал весь день, - без труда, без борьбы он этого достиг, только потому, что руки его были спрятаны под накидкой.

Но вот, в довершение его победы, Соня приблизилась к нему. Это двойственное создание повлеклось к нему обратно потому, что он не цеплялся малодушно за свою жизнь, подобно Вайнеру, а взбесился ради нее и готов был совершить убийство.

– Пойдем, Стани! Уйдем отсюда, - сказала она тихо.
– Да, ты был прав: он ничего не стоит. Пойдем отсюда, оставь этого труса!

Демба смотрел на Соню, испытывая чрезвычайное изумление. Какой дьявол подтолкнул его ради этой девушки весь день в исступлении носиться по улицам, лгать, воровать, просить милостыню? Она стояла перед ним, и он не видел в ней ничего, ничего, что могло бы сделать его радостным или печальным; она отдавалась ему, но он не чувствовал ничего: ни гордости, ни блаженного беспокойства обладания, ни страха утратить ее.

Он был ею пресыщен.

Что еще делать ему здесь? Чего ждать?

Он хотел уйти, но не мог. Любовь была мертва. Не умерла, о нет: околела, как больное, безобразное животное. Но ненависть жила, похоронить себя не давала, была сильна и велика и заставляла его довести до конца свою месть.

Оружие, которое он, как ему чудилось, держал в руке, сделало его своим рабом. Хмель власти его покорил, жажда убийства владела им и не выпускала его. Неужели ему уйти и подарить жизнь этим людям, чтобы они, чуть только он выйдет за дверь, опять принялись над ним издеваться и смеяться, как раньше? Нет, они не будут смеяться. Никто не выйдет живым из комнаты. Никто. И он представил себе, как с высоко поднятым револьвером станет перед этими тремя негодяями и начнет палить в их смертельно-бледные лица.

Он наклонился над столом.

– Теперь двадцать минут девятого. Я даю вам пять минут времени, господа, - сказал он, и голос его звучал ледяным холодом и такой страшной решимостью, что у него самого мороз пробежал по спине, так жутко было это мгновение.
– Воспользуйтесь этим временем по своему усмотрению.

– Демба! Вы с ума сошли! Что вы собираетесь сделать?
– закричал Хорват.

– У меня, в самом деле, нет больше времени, я очень сожалею, но меня ждут, - сказал Демба и тут же почувствовал досаду и раздражение от того, что у него так бестолково отнимали время.
– Нет. Вы отсюда не выйдете. Назад!
– приказал он.
– Или я буду стрелять.

Все трое стояли окаменело и неподвижно. Пьяный не шутил. Перед заряженным револьвером не было спасения. Они стояли и не осмеливались пошевельнуться. Только пламя в газовых рожках жужжало, и тикали часы, и стрелки неумолимо подползали к цели.

Демба переводил взгляд с одного лица на другое, думал, кого уложить первым; нужно было торопиться, сейчас должен был раздаться бой часов, и он остановил свой выбор на Хорвате.

Хорват. Да. Он должен первым пасть. Демба его всегда терпеть не мог. Мысленно он затеял с Хорватом последнюю ссору. Как он задирает нос, этот нахал! "Элли дома?" Нет, Элли нет дома, но я здесь. Здравствуйте, господин Хорват, вы меня, вероятно, еще не заметили? Так, а теперь... Часы бьют...

Какой-то шум заставил Дембу насторожить слух. Послышались шаги, в комнату вошел кельнер. Демба обернулся.

– Хватайте его!
– крикнул доктор Фурман и схватил Дембу за горло.

Глава XIX

– Я его держу!

– Держите крепко!

– Руки! Хватайте его за руки!
– кричал кельнеру Вайнер.

– Пустите!
– ревел Демба, вырываясь как бешеный из обхвативших его рук.

– Берегитесь! Он выстрелит!

– У него револьвер!

– Руку! Вайнер, хватай руку!

– Берегись!

Дембе удалось вырваться. Он во все стороны раздавал толчки и пинки и бросился к двери в ярости, бодаясь как бык, на кельнера.

– Держи! Держи!

– Держи!

– Доктор! Хватайте его за ноги!

– Пустите!
– заорал вне себя Демба и лягнул ногою.

– Я ранен!
– взвыл Вайнер и свалился на стул. Соня уже подскочила к Вайнеру.

– Георг! Что с тобой случилось?
– крикнула она в испуге.

– Я ранен! Помогите!
– стонал Вайнер.

– Куда? Ради Бога!

Вся вражда была забыта, и Соня хлопотала, смертельно бледная от страха, вокруг хныкавшего Вайнера.

– Пустите! Я задыхаюсь!
– хрипел Демба; кельнер обеими руками сжимал ему горло.

– Отнимите револьвер!
– приказал доктор Фурман.

– Я держу его! Держу за руки!
– торжествуя, закричал Хорват.

– Пустите! Вы поломаете мне руку!
– захлебывался Демба, с багрово-красным лицом.

– Я держу револьвер.

– Берегитесь! Он заряжен!