Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

Оценить понимание Булгаковым фигуры Слащева помогает одно выразительное решение в тексте пьесы: список действующих лиц. В его архитектонике отсутствует единый принцип: некоторые персонажи названы вполне традиционно, с указанием рода их занятий или общественного статуса. Таковы, например, главные герой-любовник и героиня: Серафима Корзухина, «молодая петербургская дама», и Сергей Голубков, «сын профессора-идеалиста из Петербурга», сообщаемых данных о которых, как подразумевается, достаточно, чтобы судить об их сущности. То же относится и ко многим другим персонажам, чьи имена хотя бы названы: «Паисий, монах», «Баев, командир полка в конармии Буденного», «Де Бризар, командир гусарского полка у белых», «Тихий, начальник контрразведки» и т. д. Некоторые так и не удостаиваются быть поименованными – среди них Комендант станции, Начальник станции, Буденновец, Дряхлый игумен, Грек-донжуан и – скорее по иным причинам, вдаваться в которые здесь не место, – Белый главнокомандующий. Очень подробно выписаны опознавательные приметы Чарноты: «запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых». При этом явно просматривается и второй вектор определения персонажей – намекающий на некоторую иррациональность изображаемого: «Африкан, архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же – химик Махров», «Барабанщикова, дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты». Особо обозначен Крапилин, наделенный и вполне реальным статусом – «вестовой Чарноты», и ремаркой, предсказывающей его гибель, – «человек, погибший из-за своего красноречия».

На этом пестром фоне выбрана иная стратегия изображения интересующего нас персонажа. Он назван лапидарно: «Роман Валерьянович Хлудов», и эта лапидарность выделяет его из всех многочисленных персонажей, населяющих пьесу «Бег». Лишенный опознавательных знаков, он предстает как человек-загадка, выдвинутый на первый план, самодостаточный в своем имени – трудно не сопоставить это с характеристикой, данной Слащеву А. Ветлугиным. Уже упомянув о пристрастии Слащева к кокаину, он тем не менее дает ему высокую характеристику – «сшитый из одного куска» [367] , три года назад «в компании четырех таких же отчаянных, таких же `a tout faire [на все руки мастеров (фр.)], восстал […] против всей России и сумел поднять Северный Кавказ». На художественном решении одинокой и трагедийной фигуры Хлудова явно сказался и вывод Ветлугина: Слащев переходит на сторону большевиков потому, что

367

Ветлугин А. Третья Россия // Ветлугин А. Сочинения: Записки мерзавца. С. 191. «Сшитый из одного куска», то есть «Цельный, единый человек – это человек, у которого воля, мысли и поступки находятся в гармоничном соответствии» (Мень А. Человек это личность // Истина и Жизнь. 2002. № 9. С. 2).

белое движение убило душу живого антибольшевизма и осталось с шаблонами. […] Слащевыми и теми, кого подбодрит пример Слащева, расплачиваются Деникин, Врангель, Юденич за патриотизм полкового буфетчика, за чванство, за самоуверенность, за пристрастие к обоюдоострым шаблонам [368] .

Трагедию именно такого, цельного человека и показывает Булгаков в пьесе «Бег» вопреки авторам мемуаров (напомним, что его всегда волновала возможность незаурядного, порой гениального, порой высокопоставленного человека остаться самим собой, не предать свою цельность и свои убеждения – см. «Роковые яйца», «Собачье сердце», «Мольера», «Мастера и Маргариту» и др., где эта проблема становится судьбоносной). Итак, масштаб личности, отмеченный А. Ветлугиным у Слащева, Булгаков принимает и воплощает в образе Хлудова.

368

Ветлугин А. Третья Россия // Ветлугин А. Сочинения: Записки мерзавца. С. 192.

Еще один довольно любопытный пример сходства их мыслей, порой мучительных и мрачных, вычитывается в уже упоминавшемся эссе Булгакова «Грядущие перспективы», написанном в ноябре 1919 г. и опубликованном им в газете «Грозный», и нескольких статьях А. Ветлугина того же периода. В их творчестве эти статьи занимают неравноценное место: у Булгакова это первое (по крайней мере опубликованное) произведение, для Ветлугина это журналистские будни. Вопрос, который задает в эссе Булгаков: а что же будет с нами дальше? – в ноябре 1919 г. задают уже многие из тех, кто был настроен против большевиков.

Оба автора столкнулись на путях Добровольческой армии с оскорбительным безразличием гражданского населения, и у обоих есть жесткие определения бездействующего, паразитирующего юга, увиденного собственными глазами:

Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала «великая социальная революция», у многих из нас все чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль.

Эта мысль настойчивая.

Она – темная, мрачная, встает в сознании и властно требует ответа.

Она проста: а что же будет с нами дальше?

Мы проанализировали свое недавнее прошлое. О, мы очень хорошо изучили почти каждый момент за последние два года. Многие же не только изучили, но и прокляли.

Что же будет с нами?.. [369]

369

Булгаков М. Грядущие перспективы // Булгаков М. Из лучших произведений. М., 1993. С. 54.

В том же году чуть раньше А. Ветлугин пишет о вере в будущее освобождение России, о том, что

[…] придет очередь изголодавшегося, истосковавшегося от безработицы и застоя севера освобождать юг от маразмов бездарности, растления, паразитизма.

Ходишь по Ростову, Екатеринодару, Новороссийску, присматриваешься, прислоняешься, останавливаешься – и с какой-то душащей радостью думаешь: какое все же счастье, что здесь лишь начало, лишь этап, а жить и строить будем там, в милой широкой Москве, в строгом мощном Петербурге! [370]

370

Денисов Д. [Рындзюн В. И.] Юг России // Жизнь (Ростов). 1919. 10 (23) июля. № 64.

О двух «югах России» (А. Ветлугин) пишет и Булгаков:

Расплата началась.

Герои-добровольцы рвут из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю. И все, все – и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмется сейчас по тыловым городам юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все ждут страстно освобождения страны.

И ее освободят [371] .

Ожидать искренности от Ветлугина, сотрудничающего в газете ОСВАГа, не приходится, в 1919 г. даже ему, обладающему, по словам Е. Д. Толстой, «фантастической информированностью» и «необычайным знанием материала», не дано понять исхода событий. Но из статьи в статью под разными псевдонимами он пишет о победах Добровольческой армии, предсказывая ей близкий триумф. Так оценивается, например, завоевание Воронежа: «Еще один “красный Верден” не оправдал репутацию “неприступности”. […] Взятие Воронежа есть начало конца генерального сражения. Развязка близка» [372] . Он торопится настолько, что даже успевает объявить о взятии Петрограда: «Получение снаряжения и танковой армии ген. Юденича, с одной стороны, и невозможность для красных бороться одновременно на четырех фронтах решили судьбу Петрограда» [373] .

371

Булгаков М. Грядущие перспективы // Булгаков М. Из лучших произведений. С. 55.

372

А. В. [Рындзюн В. И.] Воронеж // Жизнь (Ростов). 1919. 20 сент. (3 окт.). № 122. С. 1.

373

Ветлугин А. [Рындзюн В. И.] Освобождение Петрограда // Жизнь (Ростов). 1919. 9 (22) окт. № 137. С. 2.

Там, где А. Ветлугину положено быть оптимистом «по службе», Булгаков живет верой или заклинает самого себя: «Мы будем завоевывать собственные столицы. И мы завоюем их» [374] .

Порой ход их мысли совпадает удивительным образом: именно так в дни тяжелых боев и высокого напряжения духа оба писателя подоплеку происходящего усматривают даже не в революции как таковой, не в ошибках тех или иных политиков или военачальников. Для них первопричина в том, что в России с традиционно важнейшего места на аксиологической шкале стронут труд. Булгаков с завистью вглядывается в фотоснимки мирного труда в других странах:

374

Булгаков М. Грядущие перспективы // Булгаков М. Из лучших произведений. С. 55.

Недавно мне пришлось просмотреть несколько экземпляров английского иллюстрированного журнала.

Я долго, как зачарованный, глядел на чудно исполненные снимки.

Колоссальные машины на колоссальных заводах лихорадочно день за днем […] куют, чинят, строят… […] На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны. Конечно, они поправятся, очень скоро поправятся!

И всем, у кого, наконец, прояснился ум, всем, кто не верит жалкому бреду, что наша злостная болезнь перекинется на Запад и поразит его, станет ясен тот мощный подъем титанической работы мира, который вознесет западные страны на невиданную еще высоту мирного могущества.

А мы?

Мы опоздаем…

Мы так сильно опоздаем, что никто из современных пророков, пожалуй, не скажет, когда же, наконец, мы догоним их и догоним ли вообще? [375]

375

Там же. С. 54–55.

А. Ветлугин, много размышляющий о том, что Добровольческая армия не объявила в будущем устройстве России приоритет труда, видит вокруг всеобщее нежелание трудиться, которое наносит стране значительно более ощутимый удар, нежели так называемый «позорный Брестский мир»:

Три с половиной года войны, две с половиной революции, 120 миллиардов бумажек с самыми фантастическими подписями, 80 миллионов русских людей, корчащихся в обезьяньих лапах большевизма; невыясненное (!) число миллионов убитых, искалеченных, расстрелянных, зарубленных, повешенных, заживо зарытых, «без вести пропавших»; необъятные отнятые земли, сожженные дома, вырубленные леса, умерщвленная промышленность, потопленный флот, астрономические долги…

Таковы итоги. Таково только начало, ибо самое страшное не в них, не в том, что нами утрачены Польша и Финляндия.

Последним роковым ударом окажется тот несомненный факт, что за войну и революцию мы окончательно разучились работать.

Север и юг, восток и запад, город и деревня – все одинаково заражено маразмом упорного нежелания палец о палец ударить. […] Рабочие отказываются идти на заводы и предпочитают путешествовать на крышах вагонов с мешком хлеба или бутылью спирта.

[…] Такова Россия… Птицы небесные, не сеем, не жнем… а только перелетаем из города в город и щебечем о чем-то невнятном и тоскливом… [376]

376

Денисов Д. [Рындзюн В. И.] Птицы небесные // Жизнь (Ростов). 8 (21) авг. № 87. С. 2.

В «Грядущих перспективах» Булгаков совпадает с этой филиппикой почти текстуально:

Тогда страна окровавленная, разрушенная начнет вставать… Медленно, тяжело вставать.

Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном, и в буквальном смысле слова.

Платить за безумство мартовских дней, за безумство дней октябрьских […] за развращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станком для печатания денег… за все!

И мы выплатим. […] мы, представители неудачливого поколения, умирая еще в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям:

– Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию! [377]

377

Булгаков М. Грядущие перспективы // Булгаков М. Из лучших произведений. С. 56.